Московский правозащитник и журналист Александр Подрабинек недавно написал статью под названием "Пугало для простаков". В ней он рассуждает о нежелательности распада России и подверг критике тех, кто выступает за это. Эксперт по федерализму Харун Сидоров решил вступить с правозащитником в заочный диалог.
Статья Александра Подрабинека "Пугало для простаков" стала очередным примером ресентимента, нарастающего в среде российских оппозиционеров в отношении призывов к распаду России. И показательна она используемой автором аргументацией. Аргументация эта может быть сведена к тому, что от распада России лучше не будет, а вот хуже вполне может быть. Аргументов, почему — масса, они периодически и высказываются, и оспариваются оппонентами. Но показательно, что все они дискуссионны в принципе, и уже этим не соответствуют тем примерам, к которым апеллирует в своей статье господин Подрабинек.
Он пишет, что "многие нынешние демократии — это бывшие империи: Британская, Австро-Венгерская, Османская" и что "колониальными империями были Франция, Испания, Португалия", но "это не мешает им быть современными демократическими государствами". Однако польза или вред от распада Британской, Австро-Венгерской, Османской империй могут обсуждаться сегодня лишь историками, но не являются предметом актуальных политических дискуссий, как это имеет место в случае с Россией.
Просто потому, что эти империи уже распались, особенно Австро-Венгерская и Османская. И ни для венгров и словаков, ни для болгар и греков неактуален вопрос, было им лучше жить в составе больших империй, частью которых они являлись, или иметь свои суверенные национальные государства, в которых они живут сейчас. Неактуален этот вопрос ни для индийцев или американцев по отношению к Британской империи, ни для алжирцев по отношению к Франции, даром, что та была демократией уже в тот момент, когда они от нее решили отделяться.
Он неактуален для португальцев, потому что от них тоже уже отделились видимо все, кто хотел (остались лишь Мадейра и Азорские острова, которых их статус вроде бы устраивает), и теперь они живут в португальском национальном государстве. А вот в Испании и Соединенном Королевстве есть те, для кого вопрос их "распада" остается актуальным, хоть эти страны и являются "современными демократическими государствами": баски и каталонцы в первом случае, шотландцы и ирландцы-католики — во втором.
Налицо несоответствие данных примеров той полемике, которую российские оппозиционеры пытаются вести против идеи распада России. Ведь для освободившихся от вышеуказанных империй индийцев или алжирцев, чехов или хорватов существование их стран, какими они являются сейчас, не вопрос того лучше они или хуже того, что было раньше, а национальный императив. Так же как и для постимперских португальцев, турок или австрийцев наличие их стран в их нынешнем виде. Актуальными подобные дискуссии остаются лишь там, где созданные как империи сложные полиэтнические государства частично распались и прошли демократическую трансформацию, но не трансформировались в национальные государства.
В середине девяностых годов прошлого века, когда студентов юридических институтов постсоветской России продолжали учить тому, что тремя главными признаками государства являются территория, население и государственный суверенитет, автору этих строк посчастливилось слушать лекции корифея российской либертарно-правовой школы профессора Четвернина. И он вместо "населения" выделял "субстанциональный" элемент государства, имея в виду создающую его и самоопределяющуюся таким образом нацию. Вспоминая об этом в таких случаях, я ловлю себя на мысли, что большинство российских либералов, рассуждающих о пользе или вреде распада России, до сих пор остаются в парадигме, в которой признаком государства является абстрактное "население". Именно поэтому пользу или вред от наличия или распада того или иного государства им надо обосновывать тем, что будет хуже или лучше для населения, в то время, как для нации единство или независимость государства, которое она воспринимает как свое, является императивом.
Используя аргумент о том, что "размер не имеет значения", чтобы доказать, что проблема нынешней России не в ее территориальной величине, Александр Подрабинек уходит от вопроса, почему собственно этот размер должен быть таким, каким он является сейчас. Меж тем, игнорировать его после того, как он был поднят в отношении международно признанных границ России самой российской властью при активной или пассивной поддержке российского населения, не удастся.
К слову, я специально подчеркиваю это единство российских власти и населения в пику аргументу господина Подрабинека о том, что "большая часть людей в России не одобряет войну с Украиной" и "нет в народе никаких имперских мечтаний, как о том толкуют в других странах". Неверифицируемые утверждения о том, какая часть населения страны одобряет или не одобряет ее политику и о чем она "мечтает", для международного сообщества и права значения не имеют. В логике последних нация или народ как взрослый член международного сообщества несет ответственность за то, что делает его государство, которое рассматривается как ипостась его нации (отсюда двойное значение понятия nation). Поэтому, если народ не может или не хочет сместить власть своего государства, которая проводит определенную политику, он несет ответственность и за эту власть, и за эту политику.
Так что, вопрос о том, что границы России не должны быть такими, какими их признает международное право, и к каким ее хотели бы вернуть многие российские либералы, со всей остротой поставлен самими российскими властью и народом. Впервые еще в 2014 году, а в 2022 году уже так, что снять его с исторической повестки дня не получится. И дело тут действительно не в размере, потому что с точки зрения размеров и правда не объяснить, зачем крупнейшему в мире государству ради небольших для него клочков земли понадобилось бросать вызов всему международно-правовому порядку и ставить под сомнение свое положение в нем. Но это было сделано и это продолжает делаться до сих пор, вопреки утверждениям Александра Подрабинека о том, что "большинство людей в России" этого не одобряет, и несмотря на потери, которые им приходится нести в виде тысяч погибших, экономических убытков и политических ограничений.
Почему так происходит? Поиск ответа на этот вопрос возвращает нас к тому, что российские либералы обычно игнорируют — субстанциональной основой государства является не абстрактное население ("большинство людей"), а политическое сообщество с коллективным видением истории, определяющим параметры этого государства, включая территориальные. А это сообщество и это видение в случае с Россией таковы, что толкнули ее начать войну против Украины из-за небольшой по размеру, но символически важнейшей для российского исторического нарратива территории.
Когда Владимир Путин как минимум в 2012 году, а на самом деле еще раньше, начал говорить о России не как о государстве в международно признанных границах Российской Федерации, а как об "исторической" или "большой России", соответствующей границам Советского союза, никто из российских либералов не стал вести с ним и поборниками этих, де-факто ставших в России господствующими идей, серьезную идеологическую полемику. Все их возражения против такой постановки вопроса сводились к тому же, к чему сегодня сводятся их возражения против возможного распада России — это будет невыгодно "населению", "людям". Но исторический опыт показывает, что народы сплошь и рядом решаются на ведение казалось бы невыгодной им борьбы, если она ведется за то, что воспринимается как национальный императив.
Вот и получается, что Владимир Путин в качестве такого императива для российских государства и народа сумел представить и навязать идею "исторически большой России", тогда как российские либералы не сумели утвердить в качестве такого императива идею неимперской России. В итоге оказалось, что Путин выступает в качестве носителя российского исторического императива, а у российских либералов его попросту нет, а есть лишь утилитарные соображения о том, почему он не должен быть таким или этаким.
Александр Подрабинек пишет, что "когда развалился Советский союз, никто и пальцем не пошевелил, чтобы склеить заново разбитого уродца". Но это не соответствует истине не только потому, что сотни тысяч людей по стране выходили на митинги под флагами СССР и черно-желто-белыми имперскими знаменами, а на первых же выборах в Госдуму победили, выиграв симпатии россиян в тогда еще реальной политической борьбе, имперско-реваншистские ЛДПР и КПРФ. Но и потому, что доктрина восстановления сферы неоимперского доминирования России в постсоветском пространстве стала официальной уже в 1995 году, а практически начала реализовываться еще раньше — в российских гибридных операциях в Приднестровье, Южной Осетии, Абхазии, Таджикистане, а в 1994 году в полномасштабной войне в Чечне. Вот и получается, что "когда развалился Советский союз" не только "красно-коричневая оппозиция" очень даже "шевелила пальцами" для его восстановления в той или иной форме, но и сама российская "демократическая" власть воспринимала международно признанные границы Российской Федерации лишь как внутренний контур подлежащего сохранению российского имперского пространства. В свою очередь Владимир Путин пришел к власти не снизу во главе реваншистского движения, подобно Адольфу Гитлеру, а из нее самой и под эгидой начатой при Ельцине "специальной военной операции" в Чечне. А его бывший начальник и одна из икон постсоветского российского либерализма Анатолий Собчак не просто исповедовал имперские взгляды в отношении Украины, предполагающие оспаривание ее территориальной целостности, но и высказывал их публично.
Все вышеперечисленное не является набором фактов и совпадений. Речь о том, что имперскими по отношению даже к суверенным постсоветским государствам являются сами исторические, политические, если угодно субстанциональные основания российского государства, альтернативы которым российскими либералами не предложены. А коли так, то вся их сегодняшняя антивоенная позиция в отношении войны Кремля против Украины выглядит сугубо тактически — как расхождение о методах и целесообразности, а не самой цели. Ведь и Алексей Навальный еще 2012 году говорил о том, что русские и украинцы — это один народ и должны жить в "весьма и весьма близкой конструкции". А Михаил Ходорковский еще в декабре 2021 года, выступая на Форуме Свободной России, говорил, что в составе будущей России останутся все территории, которые она успеет захватить к моменту проведения будущего Учредительного Собрания. Но даже сегодня Леонид Гозман, в том же тексте, в котором он выступает за полную победу Украины над Россией, продолжает обосновывать европейскость последней цитатой Екатерины II о том, что "Россия — суть европейская держава". И ничего не щелкает в голове видного российского либерала, одновременно апеллирующего к российской императрице, завоевывавшей для России новые территории, и осуждающего Путина, пытающегося делать то же самое.
И понятно, почему — и у Путина, и у Гозмана, и у Навального с Ходорковским один и тот же субстанциональный исторический нарратив, в рамках которого не просто "Россия — суть европейская держава", но и нынешние постсоветские государства суть ее бывшие провинции. А раз так, то даже в случае смены власти в Кремле, через какое-то время на месте таких носителей этого нарратива как Навальный или Ходорковский, считающих нецелесообразным эти бывшие провинции силой возвращать или к чему-то принуждать, в любой момент может оказаться новый Путин, решивший действовать именно так.
Предотвратить это могла бы только смена самого исторического нарратива на тот, из которого следует, что России не тактически, а сущностно не нужно стремиться к контролю над чужими странами. Но такой переход от логики империи к логике национального государства неизбежно поднимет новые, не менее сложные вопросы.
Александр Подрабинек в своей статье пишет о том, что "Российское государство как таковое сложилось во времена Ивана III". Я с этим согласен, но с этим не согласны не только Путин и его единомышленники, отстаивающие идею "тысячелетней российской государственности" и называющие Киев "древней русской столицей". С этим де-факто не согласны и Михаил Ходорковский, противопоставляющий Московии — Гардарику, находившуюся на территории главным образом нынешних Украины и Беларуси, и наверняка Алексей Навальный, исходящий из того, что русские и украинцы — это один народ, да и все, кто осознанно или неосознанно продолжают воспринимать Киев как "древнюю русскую столицу", а Чернигов, Львов или Полоцк как "древние русские города".
Чтобы объяснить своему народу, почему это не так, русским антиимпериалистам вместо доктрины "тысячелетней русской государственности" следовало исходить из того, что Россия и русские ("великороссы") стали формироваться уже после распада древней Руси, отдельно от Руси-Украины и Литвы-Беларуси, и что все они нуждались в создании собственных национальных государств, вместо чего их впихнули в прокрустово ложе империи и квазинационального исторического нарратива. Но ничего подобного мы не видим и в помине, поэтому если украинские или белорусские национал-демократы знают, почему украинцы и беларусы — это не русские, то российские до сих пор не понимают, почему русские — это не украинцы и не белорусы.
Аналогичной является ситуация и применительно к самой России, где российские либералы не видят другие нации с их историческими нарративами, выбивающимися из российского: татарскую, башкирскую, чувашскую, калмыцкую, чеченскую, и т.д., воспринимая их как некое недоразумение на пути формирования российской нации, подспудно выводимой из все той же "исторической России". Подобное хроническое неразличение своего и чужого и фактически стойкое отрицание последнего создает ситуацию, при которой российскому имперскому историческому нарративу есть альтернативы украинская, белорусская, а также татарская, башкирская, кавказские и т.д., но нет собственно русской, национальной, но при этом неимперской альтернативы.
А раз так, уже неважно, она невозможна в принципе или просто не успела сложиться. Ведь если этого не произошло до сих пор, велика вероятность того, что ждать ее не будут не только нерусские народы, у которых своя национальная альтернатива империи есть, но и те русские, которым она в принципе нужна, но которые не могут ее найти в российском историческом нарративе. Поэтому наряду с националистами татарскими, башкирскими, кавказскими и других нерусских народов к обсуждению идей "распада России" сегодня подключаются уже те, кто в принципе могут быть определены как русские, но выстраивают свою идентичность не на общероссийской, а на региональной культурно-исторической основе.
И хоть эта основа сегодня многим кажется зыбкой или иллюзорной, те, кто желают на нее опереться, видят в ней хотя бы теоретически возможную альтернативу существующей имперской. Других вариантов не остается, потому что политические сообщества и государства не могут строиться лишь на основе абстрактных идей или утилитарных резонов, вменяемых "большинству людей". А значит, в условиях неспособности российского либерализма предложить субстанциональную основу российской государственности, альтернативную имперской, вполне логичным будет стремление к распаду России. То есть, к обретению иных субстанциональных основ, на которых могут быть созданы постимперские политические сообщества и их государства.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
