Василиса Борзова — из Владимира. Долгое время она жила в Москве, где закончила филфак МГУ. Борзова ранее была одним из организаторов дискуссионной площадки "Пространство политика", принимала участие в открытии проекта в Нижнем Новгороде. После начала войны она уехала из России. Сейчас Борзова живет в Армении и дистанционно учится на магистратуре в Шанинке (Московская Высшая Школа Социальных и Экономических Наук) по специальности "политическая философия". Кроме того, она запустила проект гуманитарной помощи людям, пострадавшим от войны. "Idel.Реалии" поговорили с Василисой Борзовой.

"ДЛЯ НАС БЫЛА ОЧЕНЬ ВАЖНА ИДЕЯ ФЕДЕРАЛИЗМА"

— Ранее вы были одним из организаторов проекта "Пространство Политика". Расскажите о нем. Какое отношение он имеет к российским регионам?

— Этот проект изначально запускался в Москве как площадка, где проводятся политические дискуссии. Её запускали студенты ВШЭ и МГУ совместно с муниципальной депутаткой Юлией Галяминой. В последующем Галямина решила, что не будет вторгаться в проект — и он уже зажил своей жизнью, начал развиваться. Через некоторое время к команде присоединилась и я. Мы подумали, что было бы здорово, чтобы такие площадки "Пространство Политика" появились не в Москве, где молодежь и так очень политически активная и где есть концентрация дискуссий. Мы понимали, что такие площадки должны появиться в регионах. Тогда мы постепенно начали запускать города. Мы организовали дискуссионные встречи в Ярославле, Дубне, в Санкт-Петербурге — конечно же, и в других городах. Постепенно мы открылись в Екатеринбурге, Новосибирске. Появились площадки и в Поволжье — в Нижнем Новгороде и в Казани.

— Почему вам было важно запуститься в регионах?

— Для нас была очень важна идея федерализма, и в наших интересах было дать возможность развиваться площадкам в регионах так, как они видят сами. И у нас все площадки имели индивидуальный облик. Команды формировались самостоятельно — вплоть до дизайнов и форматов. Мы хотели дать больше свободы площадкам в регионах, но при этом сохранить минимальные правила о том, что мы делаем и зачем делаем. Я участвовала в организации площадок в Нижнем Новгороде.

"ВСЕ БЫЛИ ЗАПУГАНЫ, ПРОСИЛИ НАС ОТКЛЮЧАТЬ ТЕЛЕФОНЫ"

— Каким вам показался Нижний Новгород?

— Для меня было много удивительных открытий. Насколько в городах в Центральной части России, которые казались наиболее понятными (я сама родилась не в Москве, а во Владимире), таились разные силы… Я столкнулась с тем, как трудно здесь организовать политическую активность. Вообще, Нижний Новгород во многих своих силовых местных практиках напоминает Чечню. Эти аналогии никак не преувеличены мной. Для меня многое было шоком.

— Что именно?

— Самая известная история на федеральном уровне — это история Ирины Славиной, когда девушка-журналистка занимается оппозиционной деятельностью и поджигает себя после обысков. Эта история во многом показывает, какие порядки царят в этом городе. Это человек, у которого была счастливая семья, дети — и в какой-то момент она совершает самоубийство, оставляя в записке причину. Мы же, когда начали организовывать встречи в Нижнем Новгороде, столкнулись с невероятным сопротивлением. Я не могу сказать, что наша деятельность была особенно оппозиционной — по сравнению с командой Навального или другими движениями. Мы организовывали пространства, в которых можно было говорить о политике, и поэтому с репрессиями мы практически не сталкивались. Было, конечно, что за нами следили, но это был отдельный уровень давления. А в Нижнем Новгороде мы сразу же столкнулись с неприятием со стороны силовых структур.

— В чем это выражалось?

— В регионе есть парочка Telegram-каналов, которые, как известно, ведут бывшие или действующие силовики. Когда мы запустились в Нижнем Новгороде, эти каналы о нас написали в своём стиле. Хотя первую встречу мы старались провести максимально нейтральной, не вызывающей особого возмущения со стороны силовиков. Наша первая встреча была о горизонтальных структурах и муниципальном управлении. И через 20 минут после того, как мы выпустили анонс, о нас написали, что приехали "иностранные грантоеды", уважаемые силовики, разберитесь с ними, пожалуйста.

Как только мы начали проводить встречу, к нам пришёл довольно известный в местных кругах провокатор. Как нам потом сказали, этот человек играет роль доносчика. Представьте картину: мы рассказываем на встрече о муниципальном управлении, а там начинают вставлять реплики про сепаратизм. Потом провокатор начинает задавать нам вопросы, как мы к этому относимся или почему мы хотим развалить страну. В ответ никто не реагировал, потому что в Нижнем Новгороде уже понимают, что это за человек. Мы поначалу просто игнорировали провокации. Но дело в том, что это был конец 2021 года — еще действовали ковидные ограничения, хотя формально они использовались как инструмент давления. Мы попросили всех участников нашей встречи надеть маски. Понятно, что многим это было неудобно — и люди их приспустили. Когда провокатор понял, что мы не реагируем, он вызвал полицию якобы из-за нарушения масочного режима. Тогда нам пришлось писать объяснительную. Уже потом мне пришлось узнать, что в Нижнем есть либо активисты-подпольщики, либо они сидят или уехали из страны. Другого не дано.

Ребята здесь соблюдали крайние меры осторожности. Все были запуганы, просили нас отключать телефоны, вытаскивать симки — и мы тоже стали придерживаться этих мер безопасности. Некоторые из них уже имели неоднократное количество привлечений к административной ответственности и возможность получения "дадинской" статьи. Активисты крайне опасались публичить сообщения о нашей организации — и впоследствии много ребят ушло, поэтому тяжело пришлось набирать команду. Просто активисты боялись, а наша деятельность публична. И когда эти "полицейские паблики" опубликовали буквально паспортные данные одного из активистов, он ушел, другие участвовать стали менее активно.

— В последующем давление усиливалось?

— Перед началом войны наша команда устоялась, появились новые участники — и мы кое-как стали проводить дискуссии. Они даже стали востребованными. В какой-то момент внимание к нам со стороны силовиков приутихло. Не знаю, с чем это было связано. Но весь спектр впечатлений меня очень удивил.

— Какая цель этих площадок?

— Показать, во что выливается политика в России. Нам было важно показать в регионах, что политическая жизнь есть здесь — и в ней можно, даже нужно участвовать. Мы старались показать разные сферы: урбанизм, как на муниципальном уровне можно влиять на политику, хотя есть много ограничений. Муниципальные выборы —одни из самых непоcещаемых выборов в России. Нам было важно рассказать на уровне заинтересованности. Например, как сделать так, чтобы твоя улица была отремонтирована. Это тоже часть политики, через которую потом можно начинать заниматься с обществом более глобальными вещами. О глобальных вещах мы тоже говорили, но больше в Москве — там более подготовленная к этому аудитория. Для нас в регионах было важно взять аудиторию, которая чувствует какие-то несправедливые вещи. У этой аудитории, возможно, есть желание участвовать в политике, но нет понимания, куда идти.

— Какое представление у вас сложилось о региональной политике в России?

— Мне не очень симпатичны наиболее радикальные представители, которые говорят о необходимости распада России для её деколонизации, что это единственный и безальтернативный путь для демократизации. Такая радикальность как раз и связана с отсутствием площадок для политических дискуссий, когда нет возможности выслушать оппонента. Поэтому рождаются сверхрадикальные информационные пузыри, в которых люди высказывают такие взгляды, что становится не по себе. Но в целом я считаю, что России нужна федерализация. Одна из существенных проблем нашей страны в том, что регионы не имеют своих полномочий, не работает муниципальное управление. Как следствие — власть на низших уровнях перестаёт слышать людей, нет понимания о потребностях общества.

— Как вы лично относитесь к истории с деколонизацией России?

— Когда мы говорим, что Татарстан отделится, Россия раздробится на десятки не субъектов, а самостоятельных государств, мы говорим о некоей абстракции. Мы не понимаем, что это большие риски для этнических конфликтов, для гражданских войн — и проблема здесь в том, что субъекты не только лишены политической власти, но и последовательно ослаблялись. Многие из них имеют дефицитный бюджет: если я не ошибаюсь — больше половины. Поэтому формировать самостоятельную экономическую систему на уровне субъектов как государств — неразумно; потеряют в этом случае все. Поэтому идея распада России на отдельные государства приведёт к увеличению бедности. В этом ключе я считаю, что нужно работать над тем, чтобы регионы имели больше власти: экономической и политической.

"УКРАИНЦЫ БЫЛИ КРАЙНЕ УДИВЛЕНЫ, ЧТО ИМ ПОМОГАЮТ РУССКИЕ"

— После переезда в Армению вы организовали центр помощи "Этос". Это ведь не только про Украину?

— Да, это так. Это нечто общее: про всех нас, людей, про Россию и про регионы. Этос означает некую ценностную базу. Для того, чтобы убедить оппонента, нужно иметь этос — некие ценностные установки, которые можно разделить с собеседником. Консолидация возможна, если у нас есть хотя бы минимум этических ценностей, которые для нас важны. Наши базовые установки — это неприятие к насилию, неприятие к ведению войн и конфликтов. Мы не забываем, что мы находимся в Армении — в стране, где нас гостеприимно встречают. В ответ мы также отвечаем благодарностью этой стране: помогаем гуманитарной помощью ее жителям, которые стали жертвами конфликтов с Азербайджаном. Мы помогаем украинцам: оказываем помощь с документами, решаем индивидуальные запросы, в том числе с лекарствами. Помогаем с поиском жилья, иногда помогаем оплачивать аренду. Стараемся больше работать по частным вопросам. Помогаем россиянам, которые бежали из страны из-за своей антивоенной позиции. Кстати, украинцы были крайне удивлены, что им помогают русские. Для них это было новостью. Так рушатся стереотипы.

— Как появилась идея создания такого проекта?

— Я приехала в Армению 11 марта, а уехала из России ещё 4 марта. Через Армению я планировала лететь дальше в Грузию, но в итоге осталась здесь, потому что сначала так сложились обстоятельства, а потом захотелось остаться. В Армении мне понравилось.

Как появился проект… Мои знакомые и друзья, с которыми мы вместе занимались проектом "Пространство Политика", начали помогать украинцам в Грузии (они уехали из России ещё раньше меня, как началась война). Они собирали грузы полезных вещей и медикаментов и огромными партиями отправляли в Украину. Я была удивлена масштабом организации гуманитарной помощи в Грузии и решила узнать, есть ли такое в Армении. Как выяснилось, здесь ещё не было ни одного проекта, который бы собирал гуманитарную помощь. В это же время я начала ходить на митинги в поддержку Украины и увидела много россиян. В целом все знали, что в Армению приехало много россиян, они были заметны — и они хотели быть тут полезны. Я поняла, что этот потенциал можно и нужно задействовать, и стоит организовать тут сбор гуманитарной помощи, чтобы также отправлять ее в Украину через Грузию. Но впоследствии выяснилось, что и в Армении достаточно много беженцев из Украины — и тогда мы начали заниматься гуманитарной помощью на месте.

— Как отразится война в Украине на жизни малых народов России, на регионах?

— Я думаю, об этом есть смысл говорить с 21 сентября 2022 года, когда мы видели, как хаотично шла мобилизация в Бурятии. А в Москве тем временем — крайне небольшой процент мобилизованных. Стало понятно, что это все усилит негативные национальные настроения; возможно, появятся новые желания получить больше полномочий регионам и возможностей влиять на федеральную политику.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.