Спектакль "с татарским языком" ставит в казанской творческой лаборатории "Угол" комиссар московского Театра.doc Всеволод Лисовский. Это будет третья его работа для этого пространства: в "Углу" уже идут спектакли Лисовского "Индивиды и атомарные предложения" и "Молчание на заданную тему". Первый он поставил по пятнадцати математическим формулам (в пьесе математика Андрея Киселева нет ни одного слова), второй вообще не имеет драматургической основы. О своем третьем эксперименте для казанского "Угла" Всеволод Лисовский рассказал в интервью нашему изданию.
— Сева, все наши общие знакомые говорят, что вы решили ставить в "Углу" спектакль на татарском языке, но никто не знает подробностей.
— Недавно мне позвонила Инна (Инна Яркова — соучредитель и директор фонда поддержки современного искусства "Живой город" — прим.) и говорит: "А не хочешь поставить у нас в "Углу" спектакль на татарском языке?". Я подумал и ответил: "НА татарском – не хочу. А вот С татарским – хочу!".
— Расшифруйте, пожалуйста.
— Мне интересно исследовать механизм непонимания. Что меня связывает с татарским языком? Меня связывает с татарским языком то, что я его не знаю. Я вообще иностранных языков не знаю. И вот какая коммуникация в этом случае возможна? Конечно, можно приложить массу усилий и через какое-то время на каком-то примитивном уровне начать понимать татарский язык. Но все равно это будет "инструментальное" использование языка. И это не решает проблемы: кроме татарского существует еще масса незнакомых мне языков, и просто физически жизни не хватит, чтобы овладеть ими всеми.
Язык можно использовать как инструмент. А можно рассматривать его как отдельный феномен. Как самоценный объект. Вот, собственно говоря, интересно мне, как же это может быть — когда коммуникация с языком, условно говоря, будет происходить, минуя сознание.
— Вы уже знаете, как это будет выглядеть в вашем спектакле?
— Это будет так: на сцене — красивые татарские девушки и либо я, либо кто-то другой из приезжих, которые татарского языка тоже не знают. И вот красивые татарские девушки что-то будут говорить на татарском языке. Я, кстати, вспомнил сейчас сцену из фильма Микеланджело Антониони "Blowup" — когда к герою приходят две девушки и что-то там чирикают, а что именно — непонятно. Они чирикают, ничего непонятно, но на это можно просто смотреть, — такая ситуация, понимаете?
— Понимаю. А что дальше?
— В нашем спектакле у персонажа, который не говорит по-татарски, специальная аппаратура будет замерять некоторые биометрические показатели, и зрители будут видеть эти "показания".
— Что-то типа детектора лжи?
— Рассматриваем и вариант с детектором лжи. Но пока неясно, на чем остановимся.
— То есть все зрители будут наблюдать, как организм подопытного человека реагирует на незнакомый язык?
— Да. Некоторые товарищи меня уже критикуют. Они говорят, что в рамках строгого научного эксперимента необходимо, чтобы сначала красивые татарские девушки говорили на всем понятном русском языке, а потом уже на татарском. И тогда реальным результатом эксперимента будет разница между двумя кривыми биометрических показателей. Сомневаюсь.
Сомнений вообще много. Я, носитель русского языка, затеял эксперимент с татарским, и это сразу добавляет некоторую нервозность в ситуацию. Если бы я был, к примеру, не русскоговорящим марийцем, то ситуация была бы абсолютно чистой для эксперимента. Но я — носитель русского языка. Не может ли это быть воспринято как форма какого-то империализма? А тут у вас еще взяли и отменили обязательное изучение татарского языка в школах. Непонимающих станет еще больше!..
— Сева, вы уже отобрали красивых татарских девушек?
— Да. На сцене будут работать две девушки. Но у нас будет несколько составов, так что красивых татарских девушек я отобрал с запасом.
— Кто автор текста, который они будут щебетать?
— Текст еще не готов. Он будет состоять из стихов татарских поэтов и из документальной прозы, написанной в технике вербатим. Грубо говоря, откровения уровня "Пошла в магазин, а там яйца подорожали" будут сочетаться с поэтическими отрывками. Составить такой текст нам поможет казанский театральный критик Нияз Игламов. Бедным девочкам придется учить его весь, ведь чтобы окончательно запутать подопытного героя, они будут узнавать порядок фрагментов этого текста непосредственно перед спектаклем.
— Сколько будет фрагментов, уже известно?
— Не меньше двадцати. По длительности это около полутора часов.
— На что вы обращали особое внимание, когда отбирали девушек? На их голос, наверное?
— Вовсе нет. Может, это не очень корректно, но я хотел, чтобы это были очень красивые девушки. И чтобы их этническая принадлежность к татаркам — в моем, конечно, представлении — была очевидной. Чтобы этих девушек можно было отождествлять с татарками.
— А в вашем представлении татарки – они какие?
— Темноволосые. Темноглазые. Слегка раскосые.
— В спектакле они еще и в национальных костюмах, наверное, будут?
— Ни в коем случае. Национальные костюмы – это уже too much.
— Петь будут?
— Нет-нет, только проза и стихи. И вот что важно. Мне нужно, чтобы подопытный герой путался. Поэтому стихи я попрошу девушек не декламировать, а всему остальному, не стихотворному, придавть ритм. Важно добиться в тексте "ровной консистенции".
— Подопытный герой — обязательно человек приезжий?
— А местного брать — смысла никакого нет. Потому что местного, который совсем не понимает татарского, в Казани не найти.
— Его задача — сидеть, позволить нацепить на себя датчики и молча реагировать на происходящее?
— Да. Я вот уже четыре дня сидел так и реагировал (только без датчиков): ко мне приходили люди и говорили, что хотели, на татарском языке. Реально происходит физиологическая реакция на какие-то звукосочетания! И на определенные диалекты — тоже. Я для себя выяснил, что, оказывается, ярче реагирую на зеленодольский акцент в татарской речи. На меня сильнее воздействует их форсированное "р", выразительное сочетание "лр"…
— Наверняка за это время вы уже выучили какие-то татарские слова.
— Принципиально не делал этого. Даже те, которые знал — "юл ябык", например, на железнодорожном вокзале в Казани всегда эти слова говорят, — пытаюсь забыть. Мне сейчас очень важно не понимать. Я, кстати, удивлен, что никто из добровольцев, которые приходили говорить для меня на татарском, не воспользовался моим непониманием и не сказал мне по-татарски: "Чё ты пялишься, козел? Не понимаешь — вот и не понимай!". Я бы на их месте не удержался! Я бы обязательно "ввернул" такое хулиганство. Но никто, никто не сделал этого, я специально потом выяснил.
— Расскажите о своих ощущениях от татарского языка. Какой он?
— Это как про море спрашивать. Образ моря в принципе невербален. Можно сказать, что оно синее. А еще мокрое. И это все "в общем", дико неконкретно. При этом образ моря у каждого конкретен. Мне хочется отойти от определений.
Читайте также: Татарскую азбуку перевели на язык тела
У меня коммуникация с татарским языком — как с объектом. Как, например, со снегопадом. Понятно, что снегопад можно определить или через какие-то бранные слова, или через "ми-ми-ми, как же это красиво!". Но феномен не описывается ни ругательством, ни восторгом. Это просто снегопад. Отдельная вещь. Он вполне может жить без определения, моего или вашего. И татарский язык, собственно говоря, тоже без моего определения спокойно проживет. Он отдельный. Он феномен. Нужен он мне, не нужен — это неважно. Важно, что он есть.
— Исследование механизма непонимания на примере татарского языка может привести к желанию этот язык выучить?
— Неизвестно. Меня раздражает, когда фразу "Я не понимаю" говорят как обвинение. Всё понимать никто не обязан. Феноменов на свете очень много, возможность понять каждый из них проблематична. Каждый раз, сталкиваясь с каким-то феноменом, понимаешь, что понять его ты не сможешь. У тебя тупо на это времени нет. А вот как коммуницировать с этим непониманием? Стандартная реакция — отторжение: я этого не понимаю, я должен от этого отгородиться. Но ведь могут быть и не стандартные реакции.
— Увидим их на премьере? Кстати, уже известна дата первого показа?
— В конце мая он состоится.
— Если я правильно понимаю, этот спектакль-эксперимент можно делать с любым другим языком?
— Да. Режиссер Дмитрий Волкострелов уже шутит, что я еще одну франшизу придумал. Ну, в общем, он прав. Более того: этот спектакль можно будет ставить не только с носителями разных человеческих языков. Можно, условно говоря, сажать человека перед аквариумом и следить за его биометрическими показателями.
— Следить, как он реагирует на неслышимый язык рыб?
— Мне важно понять, как человек реагирует на непонимание. Изучить энергию непонимания.
— До меня только сейчас дошло, что какая-то часть зрителей вашего нового спектакля в Казани будет прекрасно понимать татарскую речь со сцены, а какая-то, как и подопытный герой, — нет.
— Я забыл вам сказать, что для зрителей, которые не понимают татарский язык, у нас будет предусмотрен синхронный перевод, они смогут слушать его в наушниках. Если захотят, конечно…
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Говорим о том, о чем другие вынуждены молчать.
