Столица в Сибири и "новые мамлюки": почему идея Шойгу противоречит его политике

Колумнист Харун Сидоров рассказал об истоках идеи, озвученной недавно Сергеем Шойгу, о переносе центра развития России в Сибирь, и объяснил, почему власть пытается объединить необъединимые концепции.

В начале августа 2021 года министр обороны России и лидер избирательного списка партии "Единая Россия" Сергей Шойгу сделал революционное геополитическое заявление.

"В Московском регионе у нас живет чуть ли не больше населения, чем в Сибири и на Дальнем Востоке. Это не совсем хорошая тенденция, учитывая, что миграционные тенденции у нас центростремительные. И чтобы их изменить, необходимы какие-то нетривиальные решение, в том числе и перенос столицы", — сказал он.

Шойгу предложил перенести в Сибирь не только столицу России, но и отчасти центр ее развития.

"Нам необходимо в Сибири построить три, а лучше пять крупных центров научно-промышленных, экономических центров, проще говоря, городов с населением 300–500 тысяч, лучше — до миллиона человек. И не просто город построить и столицу сюда перенести, а сделать их совершенно конкретно направленными на ту или иную сферу деятельности", — заявил министр.

Экстравагантную, на первый взгляд, идею тут же подняли на смех не только оппозиционные, но и многие лоялистские комментаторы. Однако это тот редкий случай, когда автор данной статьи готов поддержать исходящую от власти идею, считая, что проблема заключается не в ней самой, а в неспособности власти ее реализовать.

АВТОРСТВО И СУТЬ ИДЕИ

Стоит отметить, что Шойгу не первый, кто предложил эту идею. И к слову, предлагает он ее не в первый раз — ранее он уже это делал в 2012 году, но с тех пор "воз и ныне там". И, пожалуй, можно предположить, что неслучайно как первое, так и второе. А именно, и то, что в москво- и петербурго- центричном российском истеблишменте эта идея не находит поддержки, и то, что выдвигает ее, хоть и демонстрирующий свою лояльность Русской православной церкви, но тувинец и в широком смысле этого слова сибиряк Шойгу.

Ранее ту же идею включал в свою президентскую программу экстравагантный лидер партии "Другая Россия" Эдуард Лимонов, а не менее экстравагантный политтехнолог Станислав Белковский предлагал превратить Иркутск в деловую столицу России. И то, и другое не добавляет ей солидности. Однако сегодня уже мало кто знает, что перенос столицы России в Сибирь или, как он это называл, в ее географическую "урало-сибирскую скрепку", был стержневой идеей концепции крупного российского геополитика современности Вадима Леонидовича Цымбурского, скончавшегося в 2009 году, с которым автору этих строк удалось общаться незадолго до его смерти.

В формате этой статьи вряд ли будет уместно рассказывать о всех гранях творчества и личности Цымбурского-интеллектуала. Однако, чтобы понять смысл его идеи переноса столицы России из Москвы не в Санкт-Петербург или в Киев (как до сих пор мечтают некоторые), надо понять суть его национальной историософской концепции.

Будучи продолжателем мысли Солженицына и в каком-то смысле того направления, которое в XIX веке получило крайне неудачное название "славянофильства", Цымбурский считал, что начиная с Петра I и особенно в период XVIII — XX веков Россия пошла по порочному пути развития, который он определял как попытку "похищения Европы". И это касалось не только принятия ей (в достаточно поверхностном виде) западных культурных форм, но и геополитической миссии стремящейся расширяться на Запад и на Юг империи, поглотившей в себе не только присоединенные к ней народы, но и то органическое государство, которым по его мнению могло и должно было стать Московское царство.

В 90-е годы Цымбурский был одним из немногих мыслителей, которые видели позитивный смысл в распаде СССР, с точки зрения торжества не столько универсальных ценностей демократии, рынка и т.п., но и национальных интересов. При это он был лишен ностальгии по Российской империи, которую рассматривал как единое геополитическое целое с СССР, и видел шанс именно в том, что Российская Федерация возникла в сущности примерно в тех же границах, что и Московское царство. По его мнению, это давало ей возможность перестать расти вширь, растрачивая свои силы в борьбе с конкурентами, и начать расти вглубь, сосредоточившись на освоении своих территорий, большая часть которых находится на востоке страны.

Таким образом, смысл переноса столицы из Москвы или Санкт-Петербурга в "урало-сибирскую скрепку" Цымбурский видел не просто в ее географическом сбалансировании, но и в смене философии ее развития. Вместо государства, ориентированного вовне он хотел видеть государство, смотрящее вглубь себя и озабоченное своими проблемами.

Цымбурский считал, что вся геополитика России радикально изменилась бы, если бы ее правители смотрели на мир не из ее западной, приграничной части, а из ее географического центра.

"Предположим, НАТО действительно выдвигается к нашим границам в Грузии и Украине. Для страны, где все нервные узлы сдвинуты к западной каёмочке, это действительно чудовищно опасно. Помните, как ельцинский министр обороны Павел Грачев предупреждал, что столичный округ становится прифронтовым. Все 1990-е годы стоял крик: "Судьба России решается в Чечне". Я тогда писал, что для политика, который видел бы Россию не из Кремля, а из Новосибирска или Тюмени, судьба России никак не решалась бы в Чечне", — писал он.

Напротив, в рамках своей концепции он наделял особым значением Поволжье и Урал: "...исключительное значение приобретают "швы" России… Это долина Лены, с одной стороны, это Якутия, а с другой стороны — Поволжье. …Сейчас важнейшие коммуникационные компоненты страны — это европейская Россия, а также, в не меньшей степени, участок, где сходятся все пути из европейской России на Дальний Восток, — это юг Урала и прилегающие районы Сибири. Условно говоря, это пространство от Екатеринбурга и Оренбурга до Кемерова".

КРИТИКА И ВОЗРАЖЕНИЯ

Против идеи такого переноса столицы в географический центр России сегодня существуют два блока возражений.

Первый — культурно-исторический, в основе которого лежит москво- или как вариант петербурго- центризм. Ему и противостояла глубокая историко-геополитическая концепция Цымбурского, доказывавшего что перспективы развития России в ее современных границах могут быть связаны только с переносом ее столицы в ее географический центр и отношением к нему как к центру вместо применения этого эпитета к т.н. "Центральной России", находящейся на западной окраине страны.

Второй — это возражения практического характера, которые также распадаются на две разновидности. И если сторонники одной из них, не возражая против самой идеи, считают, что ее неспособна реализовать нынешняя власть, то вторые считают несостоятельной саму эту идею — с климатической, инфраструктурной, ресурсной и кадровой точек зрения.

Формат статьи не позволяет разобрать их все, но, пожалуй, можно кратко остановиться на двух взаимосвязанных возражениях — ресурсных и климатических. Так, популярный российский социолог и историк Павел Пряников высказал такое предположение: "...сейчас надо не расширять жизненное пространство РФ, а сохранить бы то, что уже есть в Хинтерланде, т.е. ядре Московии. Уже и ближнее к Москве Нечерноземье умирает, зарастает мелколесьем. Если Шойгу некуда девать деньги и энергию — то вот может заняться Хинтерландом, хотя бы уличное освещение в городах сделать и заменить сгнившие автобусы и трамваи". Что касается территорий Сибири и Дальнего Востока, по его мнению, причины их бесперспективности для России не требуют долгого объяснения: "очень плохой климат и пр. тяжёлые условия (например, гнус), огромные расстояния, дороговизна, низкие зарплаты для такой местности".

Но оба эти возражения упираются в разницу подходов. Доминирующий сегодня подход, озвученный Павлом Пряниковым, заключается в подстраивании под существующие тенденции социоэкономического развития и предполагает консолидацию сокращающегося населения России в дюжине агломераций, крупнейшими из которых становятся Московская и Южнороссийская.

Большая же часть территории страны в таком случае превращается в сырьевую колонию и пустующую землю. В свою очередь геополитическая концепция Цымбурского базировалась не на принятии как данности существующих тенденций развития, а на необходимости иметь долгосрочную стратегию развития, основанную на интересах нации, а не корпораций. И при таком стратегическом планировании на длинную дистанцию климат Российского Востока и Севера, являющийся проблемой сейчас, мог бы стать конкурентным преимуществом через несколько десятилетий или даже столетий, когда о себе дадут знать последствия глобального изменения климата.

ГЛАШАТАЙ ИДЕИ ПРОТИВ САМОЙ ИДЕИ

И тем не менее можно согласиться с теми, кто считает, что идея Шойгу обречена на провал, так как нынешняя власть неспособна ее реализовать и скорее всего даже не будет за это браться. Понять, почему это так, позволяет все та же концепция Цымбурского, который считал ее альтернативой именно политике, проводимой нынешней властью, причем, в худшем из возможных видов.

Так, Цымбурский считал равно неприемлемыми для России две стратегии: глобалистско-неоколониальной модели "остов Россия" и геополитического "антиглобализма", продвигаемого теоретиками вроде Дугина. Первую он описывал как "модель встраивания России в новый мировой уклад на основе наиболее перспективных самоценных точек (крупные торговые города, выходящие во внешний мир), которые выбиваются из России и выделяются из нее".

Что касается второй, Цымбурский провидчески предсказал "ЧВК-изацию" России, когда россияне в мире будут восприниматься "этакими мамлюками Большой Евразии, которые трудятся на "высшую инстанцию" — ее разношерстных боссов, не имеющих между собой ничего общего, кроме антиамериканизма, и взбадривают себя миражами своей "невероятной бытийной роскоши", "высшего антропологического достоинства" и т.п. За эти-то миражи дугинские русские должны платить кровью, богатствами недр и технологической деградацией".

Но кто как не Сергей Шойгу является олицетворением этой политики превращения россиян в "новых мамлюков" и не только Большой Евразии, но уже и Африки? Вовлечение России в геополитические и военно-политические авантюры в Сирии, Ливии, ЦАР, других африканских странах — это то, что Цымбурский считал полной противоположностью своей доктрины "острова России", то есть, сосредоточения страны на своих проблемах. И если Семен Багдасаров, обосновывая необходимость участия России в сирийской войне, говорил "Не было бы Сирии — не было бы православия и не было бы Руси. Это наша земля, это наши святые места", то Цымбурский заочно оппонировал ему в 2008 году: "Россия не заинтересована сейчас, как я убежден, в радикальном пересмотре контура своих пространств. Скажем, выдвижение к Босфору и Дарданеллам — это идея, на мой взгляд, совершенно абсурдная с точки зрения внутренних задач России".

Однако нынешняя власть в своей политике умудрилась совместить те две деструктивные линии, которые Цымбурский в начале нулевых рассматривал как разные: "остов Россия" в том, что касается характера развития самой страны, и новый империализм во внешней политике. И если политику разграбления ресурсов страны с набиванием карманов коррупционеров и выводом их капиталом за рубеж он рассматривал как реальность "Корпорации по утилизации Великороссии", обглоданной до "остова" агломераций, то до перераспределения национальных ресурсов на нужды "новых мамлюков" Цымбурский уже не дожил.

Между тем, его идея заключалась в прямо противоположном — отстранить от власти расхитителей национальных богатств, направить последние на нужды внутреннего развития с учетом планирования своих долгосрочных геополитических перспектив и отстраниться от борьбы за передел мира. Стране, проводящей такую политику, действительно были бы нужны новая столица и новый центр развития (и тяжести) в ее географическом центре. "Остову России" с "новыми мамлюками" во главе они ни к чему.

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.

❌Если ваш провайдер заблокировал наш сайт, скачайте приложение RFE/RL на свой телефон или планшет (Android здесь,iOS здесь) и, выбрав в нём русский язык, выберите Idel.Реалии. Тогда мы всегда будем доступны!

❗️А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.