"Для многих акция Разина стала той каплей, после которой мы уже не сможем жить как раньше"

Лингвист, тюрколог, специалист по истории чувашского языка Александр Савельев написал эмоциональный пост на своей странице в Facebook, после того, как не увидел должной реакции российского общества на акт самосожжения Альберат Разина, удмуртского ученого и языкового активиста. "Idel.Реалии" поговорили с Савельевым о том, как жить после события в Ижевске 10 сентября и как быть языковым активистам, чтобы суметь защитить родные языки в новых условиях.

— Экс-министр по делам национальностей Владимир Зорин не увидел повода для самосожжения Разина. А вы понимаете посыл жертвы. Экс-чиновник и эксперт по госнацполитике не осведомлен о том, что думают и как мыслят активисты в сфере защиты этнокультурных прав? Или это проблема пропасти между активистами и экспертами? А может, следует говорить о двух мирах, которые друг друга не понимают? Скажем, есть мир меньшинств и мир большинства.

— Нужно в целом сказать, что реакции на самосожжение Разина поступили самые разные, некоторые очень ожидаемые, некоторые неожиданные. Его акция всколыхнула информационные ресурсы коренных народов России, солидарность выразили многие лингвисты, занимающиеся нашими языками, отдельные представители правозащитной общественности и просто сограждане. Чиновники Удмуртии и РФ, действующие или бывшие, напротив, предпочли спрятаться за ритуальными формулировками о мирном сосуществовании языков в РФ. Именно в этом ключе нужно рассматривать высказывание Зорина. Разрыв миров имеет место, и он объясняет, что в целом россияне, не принадлежащие к миноритарным народам или не связанные с ними профессионально, оказались к акции Разина глухи. Но когда такие высказывания допускает экс-министр по делам национальностей, это, конечно, очень похоже на попытку избежать дискуссии.

— Как вы думаете, если бы подобный акт совершил кто-то в защиту русского языка, реакция в федеральных СМИ была бы иной?

— Вряд ли такая акция имела бы место в России, где русский занимает безусловно доминирующее положение. Если бы это произошло в одной из других стран, где есть значительное русскоязычное население и которые имеют напряженные отношения с РФ, можно предполагать, что по крайней мере аффилированные с государством СМИ постарались бы осветить тему со всех сторон.

— А вы не считаете, что такой подход говорит об отсутствии "российской гражданской нации"?

— Я думаю, общероссийская гражданская идентичность в той или иной степени присутствует у многих представителей миноритарных народов, но она сложилась естественным путём и имеет мало что общего с той искусственной концепцией российской нации, которая спускается сверху. Очевидно, что в идее российской нации в версии Тишкова нет места людям с крепкой удмуртской идентичностью, каким был Альберт Разин.

— Вы как лингвист как думаете, у региональных языков в России есть будущее?

— Это зависит исключительно от языковой политики государства. Если она не изменится, в разной степени, но у всех языков России, кроме русского, это будущее будет печальным.

— Есть распространенная точка зрения, что региональные языки можно сохранить и дома. Вы как языковед что можете сказать людям, которые думают так?

— Такая точка зрения направлена как раз на маргинализацию миноритарных языков. Если язык используется только дома, у него создается репутация чего-то неполноценного, падает привлекательность для носителей. Чтобы язык жил, престиж нужно повышать, а это достигается, в частности, использованием его вне дома, в публичном пространстве, бизнесом и государством.

Почему чуваши выбирают в качестве родного русский язык?

— Возможно ли путем только активизма, игнорируя пассивность государства, изменить ситуацию с языками в России? Например, активно осваивая мультимедийное пространство и одновременно объясняя преимущества знания языка?

— Возможно ли, не знаю, но во многих случаях сейчас именно так и приходится поступать. Не нужно смиряться с тем, что государство ведёт неблагоприятную политику по отношению к миноритарным языкам, нужно говорить об этом. Но факт в том, что добиться от него чего-то в текущих условиях очень сложно, а сидеть сложа руки нельзя. Поэтому, пока ситуация такова, нужно заниматься низовым языковым активизмом, производить продукты на языках и распространять их, то есть самостоятельно обеспечивать себя продуктом, в том числе мультимедийным, где это возможно.

— Можете назвать, на ваш взгляд, самый успешный кейс по развитию регионального языка в мире?

— Один региональный язык другому рознь, у каждого своя ситуация, и не все они сравнимы. Что касается больших языков с развитой городской культурой, то можно, смотреть, например в сторону каталонского и баскского языков. Для языков народов, которые менее многочисленны и в большей степени сохраняют традиционные уклады, неплохим примером может быть современная политика в отношении саамских языков в странах Скандинавии.

— В вашем посте вы говорите о том, что "московская хипстота" пассивна и глуха к проблемам коренных народов России. Некоторые пользователи соцсетей восприняли это так, как будто вы ставите их на одну доску с "шовинистами-имперцами". Правильно ли они вас поняли?

— Нет, я не ставлю на одну доску национал-патриотов имперского толка и либералов, безусловно, с общественным мнением во втором случае имеет смысл работать. Основная проблема здесь в том, что из-за маргинализации коренных народов, о которых я говорил (и в которой нет нашей вины), очень мало таких людей, которые и хорошо сохраняли бы свою идентичность, и общались бы тесно с представителями столичного креативного класса. Те о нас не знают, в глаза не видят и потому вряд ли испытывают особую эмпатию. Если будет больше возможностей для общения и убеждения, то можно надеяться, что группы, во многом определяющие общественное мнение, постепенно начнут понимать наши проблемы и включать их в свою повестку, о которой я говорил.

— Означает ли это, что московским этнокультурным организациям народов России следует усилить проекты, способствующие общению с "креативным классом" или либералами?

— Я думаю, неправильно для наших народов специально искать чьей-то лояльности, то, о чём я говорил, будет побочным результатом, если мы правильным образом будем вести нашу деятельность. Нам нужна сейчас очень высокая самодисциплина, способность преодолевать себя и прыгать выше головы, очень много работать над собой, чтобы быть конкурентоспособными в разных сферах. Это принесёт множество плодов.

— Не приведет ли такой подход к замкнутости активистов?

— Не искать лояльности, конечно, не значит не контактировать. Последнее нужно хотя бы для того, чтобы учиться. Но столичный креативный класс вовсе не всегда может быть поводом для подражания, и это мы видим как раз в том, насколько многие его представители дремучи в вопросах языковых прав. Нужно учить языки, становиться профессионалами, воспринимать себя в мировом контексте и общаться с лучшими в разных сферах, чтобы перенимать опыт.

— А активистам различных народов следует активнее взаимодействовать между собой? Или это тоже не так важно?

— Должны, конечно, потому что у нас общие интересы, и нам, как правило, нечего делить. Ситуация с Разиным показала, что между нашими народами существует настоящая солидарность.

— После акта Разина на Северном Кавказе общественники начали требовать пересмотра добровольности изучения родных языков. Как вы думаете, событие в Ижевске может стать триггером переосмысления активистами своей замкнутости внутри своих общин?

— Я думаю, для многих акция Разина стала той каплей, после которой мы уже не сможем жить как раньше. Это манифестация нашего отчаяния, мы должны надеяться, что она останется единственной. Да, чтобы таких трагедий больше не произошло, нам нужно многое переосмыслить.

Бойтесь равнодушия — оно убивает. Подписывайтесь на наш канал в Telegram.