Две стратегии: о современном состоянии татарского и башкирского проектов

Сюжет статьи о соотношении татарского и башкирского национальных проектов в свете последних событий получил развитие. В ней шла речь о том, насколько спор за идентичность и язык северо-западного Башкортостана между татарскими и башкирскими общественными деятелями и блогерами опасен для двух этих народов, но в то же время интересен с исследовательско-этнологической точки зрения.

Всемирный курултай башкир еще 25 декабря 2020 года опубликовал текст Стратегии развития башкирского народа. Можно предположить, что ее с большим интересом ждали не столько сами башкиры, сколько татарские коллеги и оппоненты авторов этой стратегии, а также исследователи двух этих национальных проектов.

Понятно, почему — в башкирском обществе сейчас происходит немало событий, приковывающих его внимание, тогда как от публикации этой стратегии для него вряд ли что-то изменится. Ведь по сути она просто закрепила на бумаге ту государственную республиканскую политику, которая уже фактически проводится. А вот татарские коллеги ее разработчиков и независимые исследователи ждали ее, чтобы первым делом сравнить с документом "Татары: стратегия действия", принятым Национальным советом Всемирного Конгресса Татар 29 августа 2020 года.

Но прежде, чем сравнивать оба документа, надо напомнить, что и процесс принятия Стратегии действия татар, и ее содержание вызвали серьезную критику со стороны татарской общественности. Учитывая это, не должна удивлять и резкая оценка, данная при сравнении двух стратегий татарским телеграм-каналом "Неайсин":

"1. Стратегия башкир выглядит лучше беззубой Стратегии татар. 2. Под Стратегию башкир подведено хоть какое-то финансирование. 3. Есть чёткая структура, цели, даты. По сути, это республиканская программа. 4. Это абсолютно прогосударственная, а не общественная Стратегия, потому что писали её чиновники. 5. Отсутствует политическая часть, проблемы государственности, башкиры здесь выступают, скорее, народом, а не политической нацией. При том, что они неоднократно доказывали это. Внутриполитический (национальный) блок РБ оказался сильнее коллег с северо-запада".

В целом, очевидно, что две стратегии написаны в принципиально разных жанрах. Стратегия действия татар выглядит скорее как идеологический манифест, представляющий собой попытку осмысления сущности татарской идентичности и возможных путей ее развития, но не как стратегия собственно действия. В Стратегии развития башкир уделяется минимум внимания философским вопросам о сущности национальной идентичности. В частности, по сравнению с татарской стратегией в ней нет длинных рассуждений о том, что значит быть татарином/башкиром и к чему это обязывает человека — они заменены сжатой формулировкой: "...каждый гражданин, осознающий себя башкиром, каким бы диалектом башкирского языка он ни пользовался и на каком бы уровне ни владел литературным башкирским языком, обладает неотъемлемым правом сохранять и развивать свою башкирскую национальную идентичность".

В отличие от татарской, в официальной башкирской стратегии почти выведен за скобки религиозный фактор. Лишь единожды упоминается, что "Ислам для башкир является их традиционной религией, которая повлияла на формирование базовых моральных и нравственных принципов народа".

В татарской стратегии роль Ислама отмечена более основательно, в частности, роль ханафитского мазхаба. Однако наряду с этим отмечено, что "исторически часть татар исповедует православие" и в ряде случаев подчеркивается многоконфессиональный или надконфессиональный характер татарского народа, когда утверждается, что татарин должен "укреплять единство со всеми татарами... какой бы религии (они) ни придерживались" или что национальное единство татар "не зависит от... отношения к религии и принадлежности к конфессиям, убеждений, а также других обстоятельств".

В башкирской стратегии конфессиональный фактор попросту не упоминается, зато отдельно отмечается, что "особенностью башкирской этнокультурной идентичности является сохранившаяся память о родовой (клановой) принадлежности". При этом в башкирской стратегии есть концептуальный блок, в котором обосновывается "ключевая прецедентная роль" башкир "при формировании многонационального народа Российской Федерации... во всех исторических сюжетах развития России: образования Русского государства как соборного многонародного царства в XVI веке, периода башкирских восстаний XVII–XVIII вв. и Крестьянской войны 1773–75 гг., преобразования Русского государства в Российскую империю в XVIII–XIX вв., образования СССР и создания Российской Федерации".

По сути официальная башкирская стратегия написана как классический административный документ в стиле российского государственного нормативно-правового акта — с минимумом философских размышлений и максимумом юридически обосновывающих ее положений и конкретных мероприятий в ее обеспечение. И написана, как отметил ТГ-канал "Неайсин", так, чтобы строки этих мероприятий были включены в соответствующие программы государственного республиканского финансирования. Поэтому, пожалуй, наиболее важным в этой стратегии является Приложение к ней под названием "План реализации Стратегии развития башкирского народа", содержащий конкретные мероприятия для ее осуществления, под которые, очевидно, будет выделяться соответствующее финансирование. В татарской стратегии такое приложение отсутствует...

Однако из того, что в официальной башкирской стратегии отсутствуют пространные размышления о башкирской идентичности, было бы неправильно делать вывод, что у ее авторов отсутствует философское осмысление данной проблемы. О том, что это не так, можно судить по недавнему монологу одного из ее разработчиков Азата Бердина в передаче "Национальная проектность и "История башкирских родов"", вышедшей 21 января 2021 года на ютуб-канале "Заман". К слову, одном из тех каналов, которому согласно официальной башкирской стратегии должна оказываться поддержка. В этой передаче Бердин рассказал не только об историках старой школы (Р. Кузееве, Р. Янгузине и др.), которые стояли у истоков башкирского родового движения — набирающего силу сегодня, но непопулярного в 90-е годы прошлого века, но и о том, как сложилась та группа интеллектуалов, что перезапустила этот проект в наше время и сегодня стоит за разработкой и реализацией Стратегии развития башкирского народа.

Членов этой группы — Азата Бердина, Юлдаша Юнусова, Салавата Хамидулина и др. их татарские оппоненты сегодня часто называют "этномиссионерами" или "этномародерами", потому что они борются за те смежные группы, которые представители каждого из проектов считают частью своего этноса. В полемическом пылу подобное ожесточение вполне понятно, но, оно не позволяет оценить методологию противоположной стороны объективно. Однако это важно сделать. К примеру, на Западе немало аналитических работ посвящено подробному исследованию интеллектуальной школы американских "неоконов" — ее основных представителей, идейной генеалогии, характера ее доктрины. И неспроста, так как именно неоконы как сплоченная закулисная идейная группа во многом сформировали американскую внешнюю политику в конце XX века. Примерно по тем же причинам вызывает интерес школа западноевропейских "новых левых", оказавших серьезное влияние на трансформацию европейского общества. Возможно, исторический масштаб в данном случае и несопоставим, однако, налицо типологически схожая ситуация — формированием официального башкирского проекта, с которым ведут полемику представители татарского проекта, занимаются не какие-то "этномиссионеры" и "этномародеры", а представители цельной интеллектуальной школы.

Сам Бердин в своем монологе прямым текстом говорит о том, что речь идет о школе интеллектуалов-традиционалистов, которые 2007-2008 годах группировались вокруг Института гуманитарных исследований и в последующем вокруг сайта "РБ — XXI век".

Причем, группировались в пику мейнстримному башкирскому национализму, последователи которого негативно воспринимали стремление этих интеллектуалов к возрождению памяти о родовом делении башкирского народа, считая это трайбализмом и варварством. Это важно понять, потому что, когда речь идет о школе интеллектуального традиционализма, имеются в виду не просто сторонники абстрактных "традиций", но и противники т.н. "модерна". А под последним понимаются не достижения современного общества вроде интернета, телефонов и т.п., от которых традиционалистов обычно призывают отказаться их наивные оппоненты, а определенный общественный и ценностный уклад, сформировавшийся в западноцентричном мире в последние несколько веков. С точки зрения интеллектуальных традиционалистов, нации также являются продуктом этого модерна в отличие от таких "традиционных" общественных форм как "род", "племя" или народ в его домодерном, архаическом понимании.

В Европе схожих установок придерживается интеллектуальная школа "новых правых", которые критически воспринимают нации-государства, сложившиеся в ней в последние несколько веков, считая позитивной альтернативой им те идентичности, региональные и племенные, что ими были вытеснены — бретонскую, североитальянскую, баскскую, тирольскую, кельтскую и т.д. При этом серьезные интеллектуалы, конечно, понимают, что невозможно взять и механически превратить всех современных французов в бретонцев и провансальцев, англичан в англов, саксов и норманнов и т.д. Вместо этого они исходят из того, что так же, как глобализация приводит к подрыву модерных национальных идентичностей, так и модерн начинает сменяться постмодерном, в котором вместо одномерных социальных форм, присущих национальным государствам, возникают множественные, дополняющие друг друга и образующие многомерное единство. Попытку совместить архаическое содержание с (пост) современной формой один из представителей этой школы Гийом Фай определил как "археофутуризм".

Башкирские интеллектуальные традиционалисты, очевидно стоят на схожих позициях, со спецификой своего российско-башкирского исторического контекста.

Модерный проект классического национального государства они считают: 1) противоречащим традиционному (патриархально этно-родовому) башкирскому укладу, 2) не имеющим в мультиэтническом Башкортостане перспектив и 3) не отвечающим духу времени. Поэтому, когда ТГ-канал "Неайсин" указывает на то, что в разработанной ими стратегии башкиры "выступают, скорее, народом, а не политической нацией", надо понимать, что это не случайность, а по-видимому проявление принципиальных установок башкирских этно-традиционалистов.

Эта же установка объясняет и конфликт башкирских интеллектуальных этно-традиционалистов, которым подобно "неоконам" в США удалось войти в истеблишмент, с башкирскими политическими националистами, выдавленными в оппозицию. Конфликт выразился, в частности, в прямой или косвенной поддержке некоторыми представителями этно-традиционалистов запрета организации "Башкорт", которая с определенного момента вступила в противостояние с новым главой Башкортостана Радием Хабировым, давшим всем понять, что монополия на представительство башкирских позиции и интересов принадлежит ему. Такая прямая или косвенная поддержка этно-традиционалистами репрессий против тех, кто начал выступать с позиций политического национализма, конечно же, не осталась незамеченной последними, породив отчуждение между двумя лагерями.

Наряду с успехами в административной политике башкирского интеллектуального этно-традиционализма, делающего ставку на сборку башкирского этноса вокруг его родовых генеалогий и объединений, сегодня налицо и активизация политического башкирского национализма, приобретающего все более оппозиционный характер.

Только за последнее время в башкирской политике возникли движение "Зеленый щит", "Республика", "Патриоты Башкортостана", уже не говоря об активно развивающихся площадках в соцсетях вроде "Куштау Онлайн". И по мере вовлечения в политическую борьбу многие из них переходят с позиций старого национализма — узкоэтнического на позиции нового национализма — республиканского. Если еще совсем недавно только Айрат Дильмухаметов поднимал на щит идею башкирской политической нации, которая может вобрать в себя не только этнических башкир, но и всех граждан инклюзивной башкирской республики, то сейчас примерно о том же говорят новые "республиканцы" и "патриоты Башкортостана".

Во многом именно представители таких установок и стали движущей силой протестных выступлений в Уфе в отличие от Казани, где протесты пока проходят под чисто "общероссийскими" лозунгами и символикой. Что подтвердило наблюдение, сделанное мною ранее: "...как показывает опыт Башкортостана, штаб и сторонники Навального вполне готовы взаимодействовать с башкирскими республиканскими политиками, так же, как ранее Навальный поддерживал в Ингушетии протесты, повестка и движущие силы которых были национал-республиканскими. В Татарстане же налицо ситуация, когда эмиссары Навального пытаются заполнить вакуум, возникший из-за отсутствия низового республиканского движения, способного оппонировать своим властям со своих национальных позиций".

Уже не раз упомянутый ТГ-канал "Неайсин" тогда в связи с этим написал:

"Башкирский национально-демократический дискурс смог оказаться во главе общедемократического движения в Башкортостане и разбить в пух и прах прогосударственный башкирский дискурс".

Однако рискну предположить, что несмотря на объективную неизбежность конфликта тех, кто находится во власти, и тех, кто ей противостоит, в башкирском случае этот конфликт имеет не антагонистический, а ситуационный характер. Ведь установки как адекватных башкирских политнационалистов, так и башкирских интеллектуальных этно-традиционалистов сходятся в том, что касается необходимости сохранить многоэтническое единство населения республики и при этом развивать собственно башкирский этнос. Это отличает и тех, и других от неадекватных представителей башкирского этнонационализма, постоянно поднимающих "башкирский вопрос" в этнически конфликтном ключе, что в условиях мультиэтнической республики работает на дискредитацию башкирского проекта.

И думается, что те меры по развитию башкирского народа, что описаны в стратегии его развития, не вызовут возражений и у оппозиционных башкирских политнационалистов. И наоборот, как видно по некоторым пассажам этой Стратегии, ее авторы придерживаются провластных позиций не всегда и везде — так, они задним числом готовы обосновывать и башкирские восстания против российского абсолютизма, и самоопределение башкир в начале и в конце XX века, а значит, если произойдет очередной поворот в истории их народа, смогут обосновать и его.

Татарскому проекту такой синхронизированности сегодня явно не хватает. Пока не видно ни команды, способной эффективно формулировать и лоббировать его стратегию внутри действующей республиканской власти, ни уличных сил, которые могут доминировать или хотя бы весомо присутствовать в протестном движении в республике. И если первое не так критично и компенсируется мощным демографическим, экономическим и культурным ресурсом татар в Татарстане, то второе, как уже говорилось, может оказаться серьезным фактором риска в случае начала процессов радикальной политической трансформации на просторах РФ.

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.

Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.