Язык и революция: русский не должен быть обязательным

На фоне дискуссии о судьбе родных языков и федерального устройства страны почти незаметно миновала 101-ая годовщина Октябрьской революции. Как бы кто не относился к событиям того времени, вряд ли кто-то будет спорить, что октябрь 1917-го стал важной вехой в истории многонациональной страны. Революция принесла кардинальные изменения и в языковую политику. Мы решили вспомнить, что говорили вожди революции о национальных отношениях и языках, какие строили планы, как пытались их реализовать, и что из этого вышло.

Сто лет назад на руинах Российской империи возникало новое государство с принципиально иным социальным укладом, и позиция по национальному вопросу у вождей революции, многие из которых сами были представителями угнетенных национальностей, была радикальной для того времени. Именно тогда была заложена основа политического административно-территориального деления России, как мы его знаем сегодня. И именно в тот период в политический лексикон входят понятия "федерация" и "автономия". В основу национального деления тогда был положен вопрос о языке.

Историки и эксперты выделяют разные причины, подвигнувшие большевистское правительство к проведению совершенно новой национальной политики. Одни считают эту политику логичным воплощением марксистской доктрины и ответом на подъем национальных движений, на рост национального самосознания на окраинах страны, другие делают акцент на стремлении хрупкой власти большевиков укрепить свой авторитет, выбить почву из под ног "буржуазных националистов" и объединить страну. Впрочем, обе версии не противоречат, а скорее дополняют друг друга.

Примечательно, что вплоть до 1990 года в СССР формально не существовало единого государственного языка, понятие "государственный язык" использовалось только в Армении и Грузии. Русский стал "государственным" лишь незадолго до краха советского строя, хотя де-факто и без того занимал доминирующее положение. Такое положение можно считать отражением раннего большевистского подхода, который отвергал необходимость единого государственного языка в многонациональной стране. Владимир Ленин ещё до революции клеймил русских либералов за реакционность в языковом вопросе. Он настаивал на необходимости исключить принуждение в изучении русского языка и обеспечить всем национальностям возможность получать образование в школе на местных языках. "Мы думаем, что великий и могучий русский язык не нуждается в том, чтобы кто бы то ни было должен был изучать его из-под палки", — писал лидер большевиков в 1914 году.

На момент распада Российской империи языковая ситуация была чрезвычайно пестрой и сложной. Великороссы не составляли на тот момент абсолютного большинства населения империи, до 60% жителей говорили на других языках. И большевики это учитывали. Уже через неделю после переворота была принята Декларация прав народов России, провозгласившая равенство и суверенность всех народов, право на самоопределение вплоть до отделения, отмену всех национальных привилегий и ограничений, свободное развитие национальных меньшинств. "Право на отделение" и сегодня звучит очень радикально для любой страны, не только в России.

Кроме Ленина Декларацию подписал и нарком национальностей Иосиф Сталин. Впоследствии этот человек сыграет роковую роль в судьбе многих народов СССР, но в первый период существования советской власти он призывал к полной, а не ограниченной "национально-культурной" автономии, усилению роли национальных кадров в общественной жизни и поддерживал политику, которая получит название политики "коренизации". Например, в своем выступлении в 1921 году он горячо спорил с оппонентами "искусственного насаждения" языков и национальностей и говорил о том, что урбанизация неизбежно приведет к изменению национального состава городов. "Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига — чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелоруссы", — говорил он.

Пройдет время, и именно с восхождением Сталина политика коренизации постепенно будет свернута, но в начале 1920-х он еще начетнически защищал большевистскую политику в национальном и языковом вопросах и критиковал тех, кто считал советскую автономию "временной мерой". Впрочем, разногласия по национальному вопросу в советском руководстве проявились довольно рано. В 1922 году в ходе дискуссии "об автономизации" Ленин открыто заявлял об ответственности Сталина за "великорусско-националистическую кампанию", даже упомянув при этом, что "обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения".

В той же дискуссии Ленин, уже больной, предостерегал большевиков от саботажа языковой политики: "(...) надо ввести строжайшие правила относительно употребления национального языка в инонациональных республиках, входящих в наш союз, и проверить эти правила особенно тщательно. Нет сомнения, что под предлогом единства железнодорожной службы, под предлогом единства фискального и т.п. у нас, при современном нашем аппарате, будет проникать масса злоупотреблений истинно русского свойства". Причём вождь большевиков не исключал, что в будущем будет необходимо пойти на серьезные уступки в вопросе самостоятельности народов и "оставить союз советских социалистических республик лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов". Сегодня Владимира Ильича за такие слова скорее всего осудили бы за сепаратизм и призывы к свержению конституционного строя.

Однако в тот период признание сложной языковой ситуации в стране объективной реальностью означало, что советские власти должны "развить родную школу, суд, администрацию, органы власти из местных людей". С 1918 по 1925 годы были приняты ряд постановлений, закрепивших право на использование родных языков во всех сферах жизни, включая делопроизводство. В 1918 году было утверждено "Положение о единой трудовой школе РСФСР", которое давало право получения образования на родном языке. В Декрете Совнаркома от 26 декабря 1919 года "О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР" говорилось о том, что всё население в возрасте от 8 до 50 лет обязано обучаться грамоте на родном или русском языке.

В результате реализации этой политики появились удивительные по сегодняшним меркам примеры многоязычия в системе образования. В Украине, например, в 30-ые годы преподавание в школах велось на 21-м языке, которые включали, помимо украинского и русского, ещё и немецкий, греческий, болгарский, идиш, белорусский, молдавский, польский, армянский, татарский и другие. Правда, далеко не всегда это было качественное образование.

На территории собственно России происходила "украинизация" некоторых районов Черноземья и юга страны, а также многие другие процессы коренизации. Одной из самых примечательных была работа по усилению роли татарского языка, причем не только на территории Татреспублики, как тогда называли нынешний Татарстан. Кандидат исторических наук Айрат Файзрахманов рассказал "Idel.Реалии" о том, как эти процессы затронули его семью:

— Моя бабушка в 1927-м, если не ошибаюсь, окончила Тетюшский педтехникум, преподавала где-то в Зеленодольском районе, вышла замуж. Ее первый муж был актер, и его отправили на учебу в Москву. На рубеже 20-30-х они жили в Москве, бабушка преподавала в татарской школе, посещала татарский рабфак, а муж играл в татарском театре. То есть в ранние советские годы была создана инфраструктура национального воспроизводства во многих больших городах, где жили татары, включая Самару, Оренбург и другие города. После 1917-го дореволюционные медресе вместе с некоторыми кадрами легко перепрофилировались в светские школы.

В пределах ТАССР проводилась политика огосударствления татарского языка на основе Декрета Всетатарского ЦИК и СНК ТАССР от 25 июня 1921 г. "О реализации татарского языка в пределах Татреспублики". Основной целью этой политики было установление юридического и практического равноправия татарского и русского языков в государственных и общественных учреждениях республики. Предполагалось, что к 1930 году основное делопроизводство будет переведено на татарский язык во всех советских учреждениях и предприятиях, где татарское население составляло большинство, при сохранении делопроизводства на русском языке для русского населения.

Однако эти планы так и не были реализованы по многим причинам. В результате гражданской войны и голода программы развития языков не получали необходимых ресурсов, техническое оснащение было слабым, не хватало, к примеру, печатных машинок. Это усугублялось непоследовательностью и зигзагами языковой политики, ее постепенным выхолащиванием. В 20-ые татарский язык переводят на латиницу, а уже в 30-ые, с восхождением Сталина и возрождением, по сути, великодержавных тенденций, на кириллицу. Это никак не помогало укреплению позиций татарского языка в регионе, а партийные работники-нетатары не проявляли большого энтузиазма в деле "татаризации", им проще было привлекать кадры из татар, обучая их русскому языку. И татаризация подменялась русификацией.

Спасская башня Казанского Кремля. ТАССР написано по-татарски — латиницей

Тем не менее, ТАССР стала единственной автономной республикой, где существовало преподавание на родном языке во всех классах средней школы, с первого по десятый. В других автономных республиках смогли добиться коренизации образования только в начальных и средних классах. Положение многих других языков — например, языков коренных народов Сибири — сильно отличалось из-за их малоизученности, диалектной раздробленности и отсутствия письменности.

Социальный антрополог Надежда Мамонтова, докторант Школы географии и окружающей среды Оксфордского университета, рассказала "Idel.Реалии":

— В 1920-30-х гг. советские ученые начали работу в направлении создания письменности для языков коренных народов фактически с чистого листа, и высокие темпы и стандарты проделанной работы не могут не впечатлять. Уже в 1920-х гг. начинается обсуждение возможности создания литературных, то есть наддиалектных языков для малых народов Севера. Со второй половины 1920-х до середины 1930-х гг. лингвистами и этнографами была проведена фундаментальная работа по научному сбору лингвистических данных о языках коренных народов Севера. Собранные учеными материалы легли в основу первых корпусов текстов.

При этом попытки коренизации в Сибири, по словам эксперта, часто не имели успеха из-за огромного диалектного разнообразия языков с одной стороны, а также по причине неверной классификации некоторых языков. Иногда письменная "норма" разрабатывалась на основе диалекта, который был малопонятен другим носителям языка, и в результате эта норма не получала широкого распространения, не приживалась.

— Коренизация, на мой взгляд, дала больше тем группам, для которых были созданы республики, чем для коренных народов Севера. И на "эволюционном континууме" они рассматривались в то время как более продвинутые, т.е. как народы, которые могут иметь свою национальную автономию (республику) с единым языком общения и образования. Для коренных народов, находящихся на стадии "первобытно-общинного строя", в соответствии с марксистским взглядом на периодизацию, были созданы национальные округа. И в том, и в другом случаях всё это рассматривалась как временная мера, необходимая для перехода на стадию социализма. Люди, занимавшиеся языковой и национальной политикой в 1920-х, искренне верили, что все народы проходят определенные эволюционные стадии развития. Они считали, что для начала стоит пройти стадию национализма, и только после этого можно говорить о равенстве и братстве для всех.

Центральный парк культуры и отдыха в Казани. Надпись на татарском языке выполнена на латинице.

До равенства и братства дело так и не дошло. В 30-ые годы происходит серьезный поворот во всей политике Советского государства, включая и сферу национального и языкового строительства. Власть концентрируется в руках партийной верхушки, которая разворачивает борьбу против своих политических оппонентов, в том числе под видом борьбы с "буржуазным национализмом". Пока маховик репрессий не был запущен на полную мощь, а политика коренизации еще не была полностью свернута, возникали курьезные ситуации. Историк А.С.Иванов пишет, что в начале 30-ых, когда ссыльных "кулаков" становилось всё больше, на Урале и в Западной Сибири даже предпринимались попытки коренизации ссылки, создания национальных школ для детей украинских и казахских спецпереселенцев.

Впрочем, вскоре политический "дискурс", как говорят эксперты, изменился, маятник истории качнулся в другую сторону, советское государство отказалось от коренизации. Урбанизация привела сначала к наплыву носителей разных языков в города, а затем к их переходу на более "престижный" русский язык. Этому способствовали всеобщее образование, служба в армии, газеты, кино и другие факторы. За пределами национальных республик процесс русификации шел быстрее, произошел культурный разрыв между поколениями.

"Уже в конце 30-х желающих отдавать детей в татарские школы стало меньше, в 40-е их начали ликвидировать, а в 50-е и 60-е окончательно закрыли, — говорит Айрат Файзрахманов. — И то поколение, поколение наших бабушек или прабабушек, которые учились в татарских школах больших городов вне ТАССР и БАССР, передали своим детям устный татарский язык. В свою очередь, их внуки и правнуки, наше поколение, мы просто храним историческую память о татарскости, которая в в девяностые пережила подъем, а потом снова пошла по затухающей".

Сегодня можно много говорить об объективных факторах, приводящих к ослаблению национальных языков, но языковой вопрос, по словам экспертов, это в первую очередь вопрос политический. И важно не только учитывать опыт других стран в сохранении и развитии языков, но и обратиться к собственному опыту, исследовать советскую политику коренизации, амбициозность которой, со всеми её достижениями и провалами, до сих пор впечатляет.

Путин и родной язык

​Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Мы говорим о том, о чем другие вынуждены молчать.