С началом полномасштабного вторжения России в Украину Башкортостан часто оказывается в топе самых разных рейтингов. Но есть нюанс — в топе худших. Так, республика возглавляет список Приволжского федерального округа по количеству погибших в Украине. Кроме того, Башкортостан по этому показателю постоянно в лидерах и в целом по России. В бюджете республики на 2024 год заложено 4,6 млрд рублей на поддержку мобилизованных и добровольцев. При этом бюджет на этот год принят с дефицитом в 10 млрд рублей. На этом фоне власти постоянно преследуют активистов — особенно башкирского национального движения. Условий для работы независимых СМИ нет. Эти темы "Idel.Реалии" в проекте "Наизнанку" обсудили с журналистом из Башкортостана Русланом Валиевым.
— В Башкортостане совет родителей рекомендовал создать в школах патриотические уголки. При этом, как известно, Башкортостан в лидерах ПФО и даже России по количеству погибших в Украине. Думаете, Радий Хабиров так любит свое кресло, что готов на все?
— Я не могу не согласиться с этим предположением. Исходя из того, что я наблюдал, находясь в республике, того, что я наблюдал в последнее время, исходя из того, что я слышал от людей, которые были к нему приближены. Да в общем-то, вспоминая то, что я наблюдал сам, когда в качестве журналиста или общественника бывал на мероприятиях, которые проводил Хабиров и отвечал на наши вопросы. Да, скорее всего, это абсолютно точный ответ.
— Вы много лет работали в этой республике, в том числе в период, когда Хабиров уже руководил регионом. Вы можете сказать, где его предел? Что должно случиться, чтобы вся эта околовоенная активность прекратилась или хотя бы снизилась?
— Мне кажется, единственное, что может прекратить эту активность, — это прекращение военных действий. На федеральном уровне должно что-то измениться. В тех условиях, в которых сейчас существует так называемая бывшая федерация, руководители такого плана, как Хабиров, полностью встроены в вертикаль — и от этой же вертикали полностью зависят. Я не могу представить себе что-то, что могло бы привести к тому, чтобы он изменил свой подход в более мягкую сторону — как это делают хотя бы руководители соседних регионов, того же Татарстана.
— Бюджет республики успел стать дефицитным, а ведь Башкортостан некогда был развитым регионом. Полагаете, башкортостанцы этого не чувствуют?
— Дефицитность бюджета — это все-таки палка о двух концах. Предыдущего главу региона мы критиковали за то, что он слишком экономит и не вкладывает все зарабатываемые деньги в инфраструктурное развитие. Когда пришел Хабиров — в конце 2018 года — он тут же изменил финансовую кредитную политику, чтобы тратить больше денег и заходить в долги. Поначалу это выглядело как нечто правильное и своевременное, поскольку регион действительно нуждался в каких-то импульсах. Сейчас мы понимаем, куда эти деньги идут большей частью — не на экономическое развитие региона — и радовать это не может.
Чувствуют ли люди? Не скажу, чтобы люди как-то напрямую зависели от того, что происходит на уровне региона. Башкирия настолько стала частью вертикали, что индивидуальные региональные особенности с каждым годом все более и более терялись, на сегодня они практически приблизились к нулю; то, что происходит на уровне России, повторяется на уровне республики. Если в целом санкции последних двух лет не стали катастрофическими для всей страны, то так же катастрофическими они не стали для Башкортостана. Хотя местами трудности есть — история с теми же яйцами Башкирию не обошла.
— Тем не менее республике наверняка пришлось пересмотреть список своих торговых партнеров, поскольку развитые регионы — Башкортостан и Татарстан — имели их на Западе, в Европе, прежде всего. Сейчас очевидно, что происходит какая-то переориентация: больше Китая; у субъектов, собственно, не так уж много альтернатив.
— Да, тут я не могу не согласиться. Я с ностальгией вспоминаю, что у нас были прямые рейсы из Уфы даже во Франкфурт-на-Майне в свое время, не говоря про рейсы в Прагу, Вену, которые, кстати говоря, запускал Хабиров в первые пару лет своей работы. На одной из встреч он говорил, что надеется, что когда-то у нас появятся рейсы в Милан, куда можно будет ездить за замечательными покупками. Слыша это, я понимал, что человек в душе все-таки европоориентирован и западноориентирован, но конъюнктура и те реалии, в которых он существует и работает, вынуждают его вести себя так, как он ведет.
— Вы сказали, что республика теряет свой особый облик, в этой связи у меня вопрос по поводу преследования башкирских активистов. Складывается впечатление, что Хабиров как-то по-особенному к ним относится — в том плане, что преследует их с большим усердием. Утверждается, что донос на Фаиля Алсынова, которого сейчас преследуют, написал лично Хабиров. Есть другие активисты, которые уже сидят. Хабиров посылает какие-то сигналы в Москву, что, мол, он особенно жесток с башкирским движением, чтобы в столице не подумали, что он там местный националист?
— Эта версия мне кажется наиболее правдоподобной. Он человек опытный: до того, как стал главой региона, работал в Москве на Старой площади; я думаю, он прекрасно знает те критерии, с помощью которых оценивается эффективность работы руководителей субъектов — прежде всего, национальных. Понимая это, вернувшись в регион, он сразу взялся прежде всего за национальных активистов. Хотя в тот момент проблема не выглядела острой, и национальные активисты — даже многие из них — приветствовали смену руководства республики и приезд в регион Хабирова как этнического башкира, хотя бы частично.
То есть преследование не было как-то объективно обусловлено, но оно быстро началось. В этой связи я вспоминаю активность Хабирова по преследованию активистов буквально в первые полгода его работы, когда во время Всемирного Курултая башкир активисты (некоторые, не все) были выведены из зала за руки и за ноги, а через две-три недели после мероприятия он лично в интервью мне на "Эхе Москвы" говорил, что будет категорически жесток с любыми проявлениями национализма. Здесь он назвал националистов — и без обиняков — нехорошими элементами. Причислил их сразу же к экстремистам и сказал, что будет с ними бороться всеми возможными способами. При этом не обосновав, а в чем же их вина, в чем же вообще их опасность?
— Скажите, вот карикатурист Камиль Бузыкаев: некоторые СМИ пишут, что он близок к властям. Как вам кажется, это правда?
— Он один из тех, кто был среди той части общественности, которая ждала Хабирова и его команду в Уфе. Бузыкаев всячески приветствовал, в том числе в своих карикатурах, Хабирова. И не только его, но и бывшего соратника Хабирова Ростислава Мурзагулова, ныне частого спикера у вас, который часто критикует своего бывшего патрона.
Назвать Бузыкаева частью республиканской элиты я бы не осмелился, но он абсолютно лоялен, конечно же, лично Хабирову и всему, что он делает. Объясняет он это тем, что любит этого человека и уважает его очень давно; и даже если Хабиров где-то ошибается и, может быть, поступает вразрез с представлениями Бузыкаева, он все равно будет его поддерживать, потому что речь идет о личной преданности, не связанной с тем, что они вместе были задействованы в каких-то делах. Вот так я это вижу.
— Бузыкаев опубликовал карикатуру, на которой женщина держит в руках блюдо с чак-чаком, на голове у нее калфак, а над ней нависает растяжка с надписью "Welcome to Kazan". Татары в Татарстане очень оскорбились, кто-то пожаловался в прокуратуру. Как это восприняли татары Башкортостана?
— Если я правильно понял, речь идет о лете 2020 года, если не раньше. Или в этом году повторилось? Первый эпизод как минимум был еще при мне, когда я был шеф-редактором "Эхо Москвы" в Уфе: мы эту тему обсуждали с гостями и со слушателями, голосовали на эту тему. Сложно сказать, что татары как-то организованно возмутились, хотели высказаться или высказались в адрес Бузыкаева.
Татары Башкортостана, мне кажется, преимущественно ощущают себя башкортостанцами, жителями Башкирии, идентичность у них в этом смысле смешанная. Они продолжают считать себя татарами и обижаются, если кто-то пытается их причислить к башкирам, но идентифицировать себя с Казанью и татарами из Татарстана не очень-то привыкли. Это в массе своей — той самой массе, которая зачастую даже никогда не была в Казани.
Конечно же, причислять вот к этим татарам небольшую прослойку творческой интеллигенции, людей известных и значимых я бы не стал; здесь реакция была как минимум в социальных сетях. В тот момент местом высказывания мнения был Facebook, звучали претензии и определенного рода обиды, но ничего существенного. Чтобы кто-то подавал заявления в следственный комитет, я не припомню, да и история быстро забылась.
— Как вы думаете, такие истории появляются, потому что башкортостанская власть хочет, чтобы они возникали? Или люди (как Бузыкаев) сами инициируют подобное?
— В случае с Бузыкаевым я не склонен искать сложные конспирологические теории в его творчестве, скажем так. Он сам видит и видит неплохо; способен видеть, по крайней мере. В лучшие свои пару лет, когда он был свободен от тисков собственной причастности к пропаганде, он был очень оперативен, остр, смешон в хорошем смысле, я лично следил и был одним из первых, кто ставил лайки под его постами с карикатурой. Но если взять вопрос шире, существует ли влияние каких-то сил в соседних республиках, которые где-то хотят иногда как-то не взбаламутить, но как-то повлиять что ли, все-таки да. Скорее да, чем нет.
В негативных ли целях это делается? Как это иногда представляет часть башкирского Белого дома: дескать, в Татарстане финансируются СМИ, какие-то культурные программы, которые без согласования с башкирским руководством приезжают в Башкортостан и что-то где-то науськивают местных жителей… Вот какие-то такие вещи я наблюдал, будем говорить, из новостей, в том числе тех, которые мы озвучили. Но утверждать, что это изначально [делается] с какой-то негативной целью, я не берусь. Я ни в коем случае не согласен с этим.
У меня у самого смешанная, непростая идентичность, я в этом смысле сторонник того, чтобы те, кто считает себя татарами, являются татарами, даже если у них где-то в генотипе присутствуют какие-то гаплогруппы, о которых говорят уважаемые башкирские ученые... Эти группы якобы доказывают башкирскую идентичность, это всё неважно. Важно то, как человек себя самоидентифицирует, поэтому если ему интересно погружаться в татарскую и татарстанскую культуру с помощью в том числе каких-то визитеров, то так тому и быть, никто этому мешать не должен. Мне кажется, часто в последние годы слишком ретивыми стали башкортостанские власти в своих попытках запретить и не пущать.
— Дело в том, что в России сегодня в тренде те люди, которые какое-то сближение или союз между Башкортостаном и Татарстаном рассматривают как риск. Например, Дугин много об этом писал ранее. В этой связи возникает вопрос, нет ли тут каких-то щупалец из Москвы, которые провоцируют вот эти склоки между республиканскими элитами?
— Очень бы хотел знать ответ на этот вопрос. Здесь у меня внутри борются две концепции. С одной стороны, когда я побывал некоторое время рядом с властями, будучи журналистом, частью даже регионального пула, я часто был рядом в нужные моменты, и у меня не сложилось впечатления, что там сидят сплошные "семи пяди во лбу" гении, которые способны просчитать многое или даже всё. И с целью реализации вот этих своих расчетов способны выстраивать многоходовые комбинации.
С другой стороны, одно дело Уфа или даже Казань и Старая площадь. Наверное, там чуть больше способностей к подобному роду махинациям, манипуляциям и многоходовкам. Поэтому исключать этого я не могу, всё может быть. Действительно, даже неформальное усиление единства поволжских народов — особенно тюркоязычных — может выглядеть в глазах Кремля как серьезный риск если не завтрашнего, то послезавтрашнего дня.
— Вы много говорили о том, что Хабиров очень сильно старается, и на это указывают факты. Думаете, в Кремле оценят старания Хабирова?
— Нет, конечно. Пока удобно, пока здесь и сейчас он делает то, что нужно здесь и сейчас, это все как бы идет в заслугу, KPI выполняется. Если завтра посчитают иначе по разным причинам — совершенно любым, прежде всего, идеологическим или политическим, но никак не экономическим, потому что не до экономики сейчас Кремлю — если что-то такое сработает, никто прошлые заслуги Хабирову вспоминать не будет, вышвырнут в одночасье легко. На мой взгляд, здесь это касается не только Хабирова, а почти всех, кроме редких исключений, как глава Чечни, скажем так.
— После начала полномасштабного вторжения России в Украину и закрытия проектов "Эхо Москвы" вы полтора года были редактором издания "Аспекты". Как и кем было инициировано создание этого издания, кем оно финансировалось?
— Это тот самый случай, когда творческий коллектив во главе угла. [Это была] лично моя идея, которая воплотилась благодаря тому, что часть бывших коллег с "Эхо Москвы" смогла собраться с духом. Мы собрались с духом где-то через две недели после того, как 4 марта нас ["Эхо Москвы" в Уфе] разогнали. 25 марта мы уже знали, что 1 апреля мы что-то запустим.
Был круг знакомых людей в Уфе, который нас поддерживал и до того, размещая рекламу ли, напрямую ли; часть из них согласилась нас поддержать в финансовом смысле для того, чтобы мы могли хотя бы запуститься. Нужно было обновить кое-что из оборудования; надо сказать, что "Эхо Москвы" тоже не похвастаться тем, что у нас были суперактивы, когда мы работали и были частью этой вертикали "Эха", но как бы что-то у нас было, а что-то нужно было обновить. [Было] буквально несколько — в пределах двух десятков — людей, которые нас тогда поддержали. По большому счету, продолжают поддерживать "Аспекты" до сегодняшнего дня уже без моего участия в качестве главреда, в статусе которого я оставался в первый год с небольшим.
— В журналистских кругах Уфы говорили, что к этому изданию имела отношение администрация Радия Хабирова. Это так?
— Администрация Хабирова если и имела отношение, то только такое — я поставил администрацию в известность. В условиях начавшейся де-факто и де-юре военной цензуры через буквально две недели после ликвидации "Эха Москвы" я действительно связался с теми людьми, кто на тот момент курировал формально или неформально государственные СМИ, и поставил в известность, что мы будем реализовывать проект, который будет работать по тем же принципам и лекалам, которые мы исповедовали и транслировали во времена "Эха".
В общем, если это можно назвать согласованием, то это согласование я действительно получил, потому что не хотелось запускаться, понимая, что завтра нас разгонят в физическом и юридическом смысле. К Хабирову лично я не обращался.
— Они как-то влияли на редакционную политику?
— Нет, конечно. У нас такого никогда не было и во время "Эха", кроме нескольких попыток повлиять на нас косвенно, оказав давление. Было такое, что у нас отключали сайт, электричество в гостинице, где у нас находилась редакция, из-за чего мы не могли взять интервью у кого-то очень важного с точки зрения оппозиционного настроя.
Здесь то же самое. Мне кажется, имело значение определенная репутация и выстроенные на протяжении длительного времени взаимоотношения. Все, что могли себе позволить разного рода чиновники, имеющие отношение к СМИ, — это прислать информационный повод, который мы могли либо взять, либо не взять в свои выпуски новостей на собственное усмотрение. Я в этом смысле наоборот всегда был благодарен и ценил, потому что информационный повод, подкинутый даже со стороны Белого дома, имеет право на жизнь. Может быть, иногда даже эксклюзивным, а мы уже со своей стороны его обрабатывали по своим правилам фактчекинга и так далее.
— Как вам удавалось оставаться? У вас была какая-то самоцензура? Известно, что в России нельзя использовать даже какие-то конкретные слова. Как вы с этим справлялись?
— Запуская проект "Аспекты", мы смирились с тем, что нам придется называть военные действия так, как это прописано в законах России, то есть "СВО". И дальше все из этого вытекало. Мы об этом будем говорить; надо сказать, что коллеги до сих пор об этом продолжают говорить в режиме реального времени. Мы, по сути, единственное СМИ, которое ежедневно продолжает публиковать сводки о похоронах военных. Ваше издание это делает, но если говорить о тех, кто базируется в Башкирии, — "Аспекты" единственные. Но называем мы это именно так, как, к сожалению, вынуждены называть.
— На информацию о погибших власти никак не реагируют? Ведь подобное часто становится поводом для обвинений в "фейках" об армии.
— При мне никаких реакций на этот счет не было: ни формальных, ни неформальных. Опять же, думаю, дело в том, что во всем остальном подача была исключительно в рамках ныне действующих законов и со ссылкой исключительно на чиновников, которые отчитываются о похоронах в том или ином муниципалитете. Мы же эти данные аккумулируем исключительно из открытых источников, а не откуда-то из собственных каналов, которых на самом деле нет. То же самое, что делает издание "Idel.Реалии", подводя сводки по другим субъектам и по Башкирии.
— Были ли какие-то персоны нон-грата или люди, пригласив которых, вы понимали, что у вас будут проблемы? Например, тот же Фаиль Алсынов или другие башкирские активисты?
— Тут я должен сказать как есть. До закрытия "Эха" никаких персон нон-грата у нас не было, на "Эхо" могли быть приглашены абсолютно все, кого мы считали нужным. Надо сказать, от ребят ныне запрещенного и ликвидированного "Башкорта" у нас регулярно бывал Руслан Габбасов, Фаиль по собственным соображениям не приходил.
Если говорить про период "Аспектов", то да. Этот список был небольшим, но он был. В него как раз вошли представители запрещенного и ликвидированного движения Алексея Навального, назовем это широко, и башкирские национальные активисты, вроде тех, кого мы только что вспомнили.
— Почему вы ушли?
— Понимая, что я не могу делать работу полноценно, понимая, что в любой момент она может прекратиться — и не самым благоприятным образом — я воспользовался возможностью для того, чтобы релоцироваться, как это сейчас называется. В конечном итоге я оказался в Берлине, где планирую продолжить свою журналистскую работу с коллегами из "Эха Москвы", коих здесь — в Европе в целом и в Берлине в частности — достаточно.
Пока я еще не приступил и не вошел в активную фазу, наверное, говорить о деталях преждевременно, но в перспективе я надеюсь, что это станет понятно, и вопросов ни у кого не будет. То есть тут сыграл целый ряд факторов — фактор возможных рисков, фактор моральной неудовлетворенности от той работы, которую мы хоть и пытались делать по максимуму, насколько это возможно, но как мы только что выяснили, мы вынуждены были отступать от принципов, а с отступлением мы сами не согласны.
Мы все равно считали и считаем, что даже та работа, которую мы делаем, все равно в некотором смысле полезна для хотя бы определенной части общества. Аудитория есть, ее в интернете даже стало больше, чем было у "Эха Москвы" в лучшие годы. В общем, поэтому я принял такое решение. Оно было непростым, формировалось не в одночасье, а довольно длительное время. Благо, мне не приходилось это делать спонтанно, как многим это пришлось — резко и без подготовки. У меня это было постепенно. Поэтому я теперь здесь, коллеги работают без меня. Я лишь иногда появляюсь в качестве ведущего утреннего обзора для того, чтобы помогать ребятам. За все остальное отвечают они.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
