После публикации "Idel.Реалии" об участвующих в войне с Украиной башкирских добровольческих батальонах редакция получила от непосредственных участников боев новые свидетельства об условиях службы, потерях среди личного состава и преследовании отказавшихся воевать. Отказники откровенно рассказывают о нехватке на передовой вооружения, продуктов, теплых вещей, о хамстве командования, бессмысленной гибели товарищей и о своем отношении к этой войне.
В конце сентября в соцсетях и мессенджерах появились сведения, что часть бойцов башкортостанского батальона имени Шаймуратова отказалась воевать в Украине и потребовала отправить их домой. Жительница Башкортостана Надежда Тимофеева публично обратилась к главе республики Радию Хабирову с просьбой помочь отказникам, указав, что "около 40 человек 17 сентября прервали контракты, и их должны были вывести, но на границе их документы порвали и не дали выехать". Пользовательница социальной сети "ВКонтакте" "Олеся Алексеевна" также подтвердила, что отказников, среди которых находится и ее муж, "не выпускают в Россию". Через несколько дней в сети появилось видео, в котором отказники (в описании видеоролика говорится, что они из батальона имени Шаймуратова), находящиеся в неизвестном помещении, жалуются, что после съемок первого видеоролика им ужесточили условия содержания, пригрозив лишением воды, пищи и сокращением количества выходов в туалет.
Найти в сети первое видео, а также установить местонахождение отказников — редакции тогда не удалось. Власти Башкортостана эту ситуацию замалчивали. Советник главы республики Алик Камалетдинов, отвечающий за взаимодействие с призванным из Башкортостана военнослужащими, на запрос "Idel.Реалии" не ответил.
"Обвяжитесь гранатами — и под танк!"
После публикации "Idel.Реалии" на связь с редакцией вышел один из отказников из батальона имени Шаймуратова — Анатолий (имя изменено по его просьбе, редакции известно его настоящее имя). Ему 37 лет, он из Уфы, с конца июня служил в добровольческом батальоне имени Шаймуратова. Рапорт об увольнении он написал спустя две недели после захода их подразделения в Украину. Именно он, по его словам, снимал видео о заключении и условиях содержания отказников в помещении, которое находилось, как выяснилось, в Новой Каховке Херсонской области Украины.
— Две с половиной недели мы были на передовой, — рассказывает доброволец. — Всё это время наш батальон не стоял на довольствии. Боеприпасов не было — даже патроны для автоматов мы нашли в лесопосадках, по которым нас раскидали. Нам обещали новую технику, вооружение, а дали автоматы, прошедшие уже третий — последний — ремонт. У кого-то было дуло кривое, у кого-то пулемет заклинило на втором выстреле. Из тяжелого вооружения у нас вообще ничего не было: приданная БМП (боевая машина пехоты), прибывшая откуда-то из Бурятии 1970-х "лохматых" каких-то годов, постоянно ломалась. Из другой техники нам дали старый "Урал", у которого в кузове все скамейки были переломаны. Машины не заводятся, радиаторы текут, все ржавое... В общем, ни техники, ничего. Наш комбат, конечно, пытался чего-то добиться, но ему сказали: "Чего дергаешься? Что дали, на том и поедете на передовую".
Боеприпасов не было — даже патроны для автоматов мы нашли в лесопосадках, по которым нас раскидали
Как свидетельствует Анатолий, настоящих боестолкновений с ВСУ за то время, пока он был в Украине, не было. В основном добровольцы сидели в окопах, лишь иногда перемещаясь с одной позиции на другую, и постоянно подвергались обстрелам и налетам с украинской стороны.
— По нам в окопах работала украинская артиллерия, дроны. Причем их артиллерия работала настолько точно, что попадала в окоп размером метр на метр, — вспоминает Анатолий. — И ладно бы только в один окоп. Вот десять окопов, скажем, у нас было — так они во все десять подряд попали. А какие ответы с нашей стороны? Мы запрашиваем [ответный огонь], а ответа нет. Только по рации нам сообщают: "Всё, мы отработали". А куда отработали, что отработали — ничего непонятно. И такое было с самого первого дня, как мы заехали на позиции. Помню, очень красиво с нашей стороны работала и авиация, и артиллерия. Но куда стреляли — ничего непонятно было.
Укрыться от обстрелов добровольцам, по словам Анатолия, было негде. Из инвентаря у них были лишь малые саперные лопатки для рытья окопов; топоров было по одному на взвод.
На конец октября, насколько я знаю, в батальоне было уже не менее 200 убитых и раненых, из них только убитых человек 40-50
— Чтобы, к примеру, построить нормальный блиндаж, нужно дерево, а там только акация растет — она вся в шипах. В общем, все время мы были под открытым небом, от дождя укрывались плащ-палатками. Было тяжело, особенно пожилым — люди, которым по 40-50 лет, элементарно не выдерживали боевых нагрузок. Ну, и потери, разумеется, мы несли большие. На конец октября, насколько я знаю, в батальоне было уже не менее 200 убитых и раненых, из них только убитых человек 40-50, — констатирует Анатолий.
Для большинства своих командиров доброволец хороших слов не находит.
— Из командиров у нас нормальный был только наш ротный, хоть как-то переживал за личный состав — мог дать команду отойти, когда уже были совсем свирепые обстрелы, — говорит Анатолий. — А остальные... Вот, например, катается перед посадкой, где мы сидим, украинский танк, мы говорим: "Дайте нам противотанковые средства!" Замполит батальона Ерин отвечает, причем на полном серьезе: "Обвяжитесь гранатами — и под танк!" Или вот поехали мы как-то на штурм; знали, что рядом с нами идет татарский батальон "Алга". Тот же Ерин был с нами. Мы увидели, что справа от нас выходит колонна БМП, на бортах у машин написано "Алга". А у Ерина что-то заклинило, он давай кричать: "Враг справа! Уничтожить!" Ему все говорят: "Это же наши, татары!" Он всё равно орет: "Уничтожить!" Пока его не оглушили, так и продолжал орать...
Уже к середине сентября часть добровольцов сочла условия своего пребывания в Украине невыносимыми и решила уволиться.
— На выход из Украины мы решились еще 15 сентября, — продолжает Анатолий. — Написали рапорта, но нам сказали, что нужно еще добавить личные номера в эти документы. В итоге мы — 43 человека — подали рапорта 17 сентября. В этот же день к нам в расположение части приехал замполит, приехало два "Урала", нас туда посадили и повезли в сторону Мелитополя. Искали некий детский лагерь возле поселка Родионовка; по темноте его не нашли и пришлось заночевать в лесу. Наутро нашли этот лагерь, расположились и пробыли там три дня. За это время к нам приезжали полковник, представитель командования корпуса — пытался нас переубедить, но у него ничего не получилось. Мы ему рассказали, как всё было на передовой. Полковник нас выслушал и сказал: "Парни, я вас понимаю, сделаем всё, чтобы вас увезти [в Россию]".
Мы увидели, что справа от нас выходит колонна БМП, на бортах у машин написано "Алга". А у Ерина что-то заклинило, он давай кричать: "Враг справа! Уничтожить!"
20 сентября, рассказывает Анатолий, отказников перевезли в поселок Чкалово в Херсонской области под предлогом оформления документов на увольнение.
— Привезли нас в некую конюшню, под какие-то навесы. Одно из помещений было забито сеном, мы его взяли, постелили, чтобы спать не на бетоне — почки и так уже у многих опущены, поскольку на передовой мы спали на холодной земле. 21 сентября нам говорят: "Решили вывозить вас в Россию партиями, по 10-15 человек, поскольку сразу сорок человек через границу (имеется в виду административную границу между Крымом и Херсонской областью Украины — "Idel.Реалии") не пропустят", — вспоминает Анатолий.
Дальше, по словам добровольца, началась непонятная чехарда.
— Везут первую партию к границе и, не доезжая километров десять, вдруг разворачивают, увозят обратно. Объявляют: "Путин подписал новые законы об ужесточение наказаний за самовольное оставление части". Приезжает наш замполит бригады Мукасеев, объясняет про эти новые поправки в Уголовный кодекс и затем говорит: "Но к вам это всё не относится, вы же написали рапорта 17-м числом". Снова сажают партию людей в "Урал", снова везут к границе и снова разворачивают и возвращают в Чкалово. Там говорят: "С вами теперь хочет пообщаться военный прокурор". Мы его прождали до 23 сентября. Приехала с ним куча полковников, майоров, все вооруженные — и еще грузовая машина. Снова зачитывают нам эти поправки, говорят, что теперь "никого уволить нельзя", угрожают уголовным делом — и заставляют нас писать те же рапорта, но уже с новой датой, 23 сентября. Я так понимаю, этим нас хотели подвести под новые сроки наказания, — предполагает доброволец.
Разговор заходит уже на эмоциях, начинают нас обзывать по-всякому, орать. Потом нас всех грузят в одну машину и везут в комендатуру в Новую Каховку.
Анатолий поясняет, что никто из начальства даже слушать не хотел никаких аргументов отказников — о том, что они уже уволены, у всех на руках есть "БР-ки" (боевые распоряжения) на этот счет, подписанные начальником штаба бригады, с обязательством прибыть в свой военкомат по месту жительства в течение десяти дней.
— Мы показываем эти документы, а нам на это говорят: "А какого черта вы здесь тогда делаете?!" Мы объясняем, как нас разворачивали на границе — никто не верит. Разговор заходит уже на эмоциях, начинают нас обзывать по-всякому, орать. Потом нас всех грузят в одну машину и везут в комендатуру в Новую Каховку. Там сажают в этот злосчастный гараж, где и было снято то видео, — рассказывает Анатолий.
По его словам, в гараж размером пять на пять метров заперли 43 "шаймуратовцев". Периодически к ним подсаживали задержанных пьяных военнослужащих, а также нарушителей комендантского часа.
— Душно, все курят, в туалет ходят в баллоны... Кстати, с нами еще находились четверо контуженных из нашего же батальона, — говорит Анатолий. — Насколько я знаю, один из них сейчас уже зрение теряет, глохнет, стал заикаться. У другого — компрессионный перелом позвоночника. И вот их одиннадцать дней катали с нами. Им никто не верил, что они контуженные, говорили: "Вы косите, прикидываетесь; никто вам справку по форме "300" о контузии не даст".
Любая попытка протеста, вспоминает доброволец, сразу каралась.
— Как-то раз пришел комендант нас проведать, спросил: "Ну, кто хочет поговорить?" Я сказал, что я хочу. Отвели меня в большой контейнер для перевозки грузов, который у них выполнял роль карцера. Посадили меня туда, и я там просидел два с половиной дня — в одной футболке, в тапочках. А ночи холодные уже были, думал, что не выживу, — вспоминает доброволец.
В один из дней своего заключения отказники записали видео с рассказом об их ситуации. Выкладывать его в сеть они не стали, им удалось послать ролик главе Башкортостана Радию Хабирову и его советнику Алику Камалетдинову.
Посадили меня туда, и я там просидел два с половиной дня — в одной футболке, в тапочках. А ночи холодные уже были, думал, что не выживу.
— Первой реакцией на это было то, что нам сказали: "Выходы в туалет будут сокращены, пищи и воды вообще давать не будем". Мы сняли об этом еще одно видео — и вот оно уже попало в сеть. У нас у всех забрали телефоны, стали их проверять. В моем телефоне нашли программу Offline maps, которая была мне — оператору дрона — необходима для определения координат целей. И тут вообще мне хотели пришить чуть ли не измену — будто я украинский корректировщик, наводил их артиллерию на цели. Я им говорю: "Вы что, не понимаете, что я — оператор БПЛА, и мне эта программа нужна по работе?!" — "Нет! Сядешь на 20 лет!" Но дело так ничем и не кончилось, никакого обвинения мне не предъявили. Пытались мне еще "пришить" статью УК о "дискредитации" Вооруженных сил — тоже ничем не кончилось, — констатирует Анатолий.
Он также рассказывает, чем закончился визит к отказникам советника главы Башкортостана Алика Камалетдинова.
— В одну субботу, в самом начале октября, к нам приехал кто-то и сказал, что он — помощник Камалетдинова. Начал нам читать нотации. Говорит: "Что же вы, такие-сякие, так поступаете? Домой собрались, а я вот вам в качестве "гуманитарки" привез 500 килограмм меда из Ишимбайского района". Мы говорим: "Зачем нам этот мед, тем более столько?" Он ничего на это не смог ответить, уехал. Позже выяснилось, что сам Камалетдинов в это день поехал к "доставаловцам", должен был им привезти теплые вещи, приехал к ним и рассказал какую-то дикую историю — мол, фуру с вещами по дороге расстреляли, вещи сгорели внутри фуры, но машина благополучно уехала домой (!). Сам Камалетдинов приехал к нам на следующий день. К этому времени 30 человек из нас в результате уговоров и угроз уже вернулись на передовую; нас в гараже осталось 13 человек. Разговор с Камалетдиновым был на повышенных тонах. Он предложил раскидать нас по разным подразделениям корпуса, но мы все сказали — нет. Он ответил: "Ну, как хотите" — и уехал. В следующий раз он к нам приехал 16 октября, называл нас псами, шавками, грозил, что нас дома будут считать предателями, "опустят", предупреждал, что нашим родственникам тоже "жизни не будет". Потом уехал — и больше мы его не видели, — рассказывает Анатолий.
Еще одной реакцией на обращения отказников стало видео, которое появилось в официальном Telegram-канале батальона 22 октября. На нем немногочисленная группа бойцов объявляет "лживыми" "слухи" о тяжелых потерях среди личного состава батальона, говорит, что их распространяют "отказники, "пятисотые", и называет их "сбежавшими трусами".
— Это вообще не наши люди, я никогда не встречал их в батальоне, — утверждает Анатолий.
Поехали в Крым, оттуда добирались на автобусах, на попутках. Лишь 22 октября я оказался дома, в Уфе.
Он просидел в гараже с 23 сентября по 9 октября. По словам добровольца, в последний день туда привезли еще 20 человек: "То ли днр-овцев, то ли лнр-овцев, вроде тоже отказников". Новичков поместили в гараж, а "шаймуратовцам" сказали: "Собирайтесь и уходите".
— Нас перевезли в какой-то бункер возле металлургического завода в той же Новой Каховке — мы там были до 18 октября. Затем пришел комендант и сказал: "Идите отсюда, кто куда хочет". Поскольку документы у нас были на руках, мы решили двигаться в сторону дома. Поехали в Крым, оттуда добирались на автобусах, на попутках. Лишь 22 октября я оказался дома, в Уфе. Всего нас добралось до родины пятеро. С теми 30-ю, кто с условием, что их переведут в другие части, вернулся на передовую, с тех пор связи у меня нет. А еще около десятка человек от нас отделили еще во время пребывания в Новой Каховке и перевезли куда-то в другое место, — говорит Анатолий.
Вернувшись домой, он узнал, что на него и еще четверых приехавших с ним товарищей хотят возбудить уголовное дело за "самовольное оставление части или места службы" (ст. 337 УК РФ).
— 28 октября у меня официально закончился срок контракта, я хотел сходить в свой военкомат, чтобы узнать, что да как. Правда, прописан я в районе, не в Уфе; не решил еще, в какой именно военкомат мне нужно идти. Опасаюсь, конечно, что меня прямо в военкомате задержат — и либо отправят в тюрьму, либо увезут обратно, на передовую, — отмечает Анатолий.
О причинах, побудивших его принять участие в войне с Украиной, доброволец говорит несколько уклончиво.
— Я сначала собирался поехать в Сирию через ЧВК "Вагнер". В декабре прошлого года я все про это разузнал, но у меня был долг около 100 тысяч рублей. К 24 февраля я его практически закрыл, звоню вербовщикам, а они говорят: "Нет, теперь только на Украину". Потом в апреле мне с работы — я тогда работал водителем в Уфе — предложили поехать в Луганск, возить там людей на работу на предприятия. Я уже было согласился, но тут появляется это объявление о наборе в батальон Шаймуратова. Я подумал: "Вот повезло" — и согласился. Почему я все-таки туда пошел? Была у меня какая-то тяга к этому, думал, что я там могу пригодиться. Я занимался техникой, информатикой и думал, что там [в Украине] — современная война, и мои знания пригодятся. Действительно, в батальоне я служил оператором БПЛА. Ну, и денежный вопрос сыграл свою роль — думал, отдам долги и заработаю немножко для семьи. Вот так и ушел туда.
Я занимался техникой, информатикой и думал, что в Украине — современная война, и мои знания пригодятся
Надежды Анатолия на большие заработки, по его словам, не оправдались.
— Обещанные 200 тысяч рублей начислили, но заморозили на три месяца. 30 сентября их забрали — видимо, потому что нас уволили. Ни эти 200 тысяч, ни по две тысячи ежедневных выплат, ни командировочные я так и не получил. Заплатили мне только за сентябрь — 34 тысячи рублей. Фактически все эти дни в Украине я пробыл бесплатно.
"Я до сих пор не могу привыкнуть к мирной жизни"
Вслед за бывшим "шаймуратовцем" на связь с "Idel.Реалии" вышел бывший военнослужащий той же 72-й бригады, но служивший в другом подразделении. Он представился как Кержак (редакции известно его настоящее имя), ему немногим более 30 лет. Мужчина уточнил, что он из одного из регионов Урала.
Во многих деталях рассказ Кержака о его пребывании в Украине и обстоятельствах увольнения со службы совпадает с повествованием "шаймуратовца" Анатолия, с которым он после подачи рапорта вместе оказался взаперти в гараже в Новой Каховке. Очень схожи у обоих и описания первых дней захода их подразделений в Украину.
Доброволец признается, что на передовой им было очень тяжело — вооружения, по его словам, катастрофически не хватало. После двух недель боев Кержак и несколько его сослуживцев решили уволиться.
— Подошли к командиру роты, он дал добро, сказал: "Пишите рапорта". Вообще, ребята сказали: "Мы вас понимаем; плохо, что вы уходите, но задерживать не будем, жизнь вам ломать не будем". Так что мы уволились, и об этом у меня есть запись в военном билете, как и отметки о сданном оружии, — говорит доброволец.
С группой уволившихся сослуживцев Кержак направился в Крым, откуда они намеревались выехать домой. Однако с ними повторилась та же история, что и с отказниками-"шаймуратовцами":
— Где-то 18-го или 19 сентября поехали до Армянска, в Крым. Нас там не пропустили — посадили обратно в машину, увезли в Новую Каховку. Там мы несколько дней жили просто на улице: без спальных мешков, без ничего. Потом нас отправили в поселок Чкалово, где мы еще несколько дней ждали отправки на родину. Там же были и бойцы из башкирского и татарского батальонов; собралось человек 60-70. К нам приезжали всякие полковники, всячески нас прессовали, заставляли тех, кто не поддавался, писать новые рапорта на увольнение. В итоге — оттуда часть людей уехала обратно на "передок", в добровольческий батальон. Нас же из Чкалово увезли опять в Новую Каховку, посадили в тот гараж, где были и башкиры. Кормили нас один раз в сутки; в лучшем случае один раз — в семь утра — выпускали в туалет. Спал я на бетонном полу. Причины задержания нам не объясняли, статус наш не разъясняли; было непонятно, кто мы — военнопленные, задержанные...
Кержак просидел в этом гараже десять дней. После того, как его и товарищей выпустили, их на некоторое время разместили на заводе "Гидросталь" в той же Новой Каховке, после чего увезли обратно в Чкалово. Там, рассказывает Кержак, его избили после перепалки с пьяными караульными.
— Когда я оттуда вырвался, то подошел к парням и сказал: "Давайте поедем домой". И мы поехали, проехали все границы. Домой вернулись, отметились в военкоматах и вышли на работу, — говорит доброволец.
Спустя некоторое время Кержак узнал, что ему, как и вернувшимся "шаймуратовцам", угрожает уголовное преследование за якобы самовольное оставление части. Бывший военнослужащий категорически не согласен с тем, что он якобы самовольно оставил часть.
Кержак получил в боях две контузии и сейчас собирается серьезно лечиться.
— Я до сих пор не могу привыкнуть к мирной жизни. Хожу по улицам своего города, и мне кажется страшной эта мирная тишина, — говорит он.
По словам мужчины, для него сейчас самым удивительным является то, что на войну по-прежнему идут добровольцы:
— Они за деньгами туда рвутся, а их всех обманывают. Вот я за сентябрь ничего не получил, хотя был в боях. Не получал губернаторские, мне задержали зарплату, потом еще уволили — и в итоге я остался практически без ничего. Получил сущие копейки.
Они за деньгами туда рвутся, а их всех обманывают. Вот я за сентябрь ничего не получил, хотя был в боях.
Несмотря на всё пережитое, мужчина не против продолжать военную службу и дальше.
— Сейчас я просто хочу с ними [с этой частью] нормально расстаться. Я не против служить, но только через военкомат, через нормальное отношение и нормальный долгосрочный контракт, а не на краткосрочный, где никого не обеспечивают, не одевают, а гуманитарная помощь проходит мимо. И когда меня сначала увольняют со службы, а потом держат там же под страхом [наказания]. Вот этого я не хочу, — резюмирует Кержак.
- Россия вторглась на территорию Украины 24 февраля 2022 года.
- Еще до объявления мобилизации россияне могли отправиться на фронт, заключив контакт с Министерством обороны России как контрактники в нацбатальонах или как добровольцы.
- Ранее "Idel.Реалии" рассказывали о том, что добровольцы из Татарстана, которые служили в различных батальонах БАРС (это батальоны добровольцев из разных регионов России), оказались недовольные оплатой и привилегиями, которые им обещали власти, но которые они так и не получили. Они также рассказывали, что их бросают на передовую, хотя первоначально обещали направить на работу с "гуманитарными колоннами", обслуживанием КПП и оставить в тылу. Также они отмечали, что во главе подразделений часто ставят людей без боевого опыта.
- По подсчётам "Idel.Реалии" на 3 ноября, на войне погибло 1 739 выходцев из республик и областей Поволжья, смерть которых так или иначе признала российская сторона.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.