Высокая плотность населения. Развитость нефтяной и аграрной отраслей. Широкое применение поверхностной обработки пашни и неизбежных при этом гербицидов. Эти три фактора в совокупности могут представлять для здоровья татарстанцев угрозу, считает доктор медицинских наук Раиса Хамитова. Idel.Реалии побеседовали с одним из авторов исследований о связи заболеваемости жителей РТ и применения глифосата – средства для борьбы с сорняками.
- 1999 год для Татарстана был самым низким по уровню применения пестицидов - обрабатывалось около 50% пашни, почему мы и берем его в качестве реперной точки. А [потом] пошел рост. И на сегодняшний день у нас почти 90% пашен обрабатывается пестицидами.
Второй момент - у нас площадь земель сельхозназначения составляет более половины территории. Эти земли разбросаны по всей территории [РТ] равномерно. Но самое главное, если средняя плотность населения по России – где-то около 20 человек на квадратный километр, то в Татарстане – около 57. А в этом регионе, на юго-востоке (в исследовании Раисы Хамитовой и Гузель Мирсаитовой сравнивались Бугульминский и Альметьевский районы РТ - Idel.Реалии) – 85. Что это значит? Люди постоянно находятся вокруг этих [сельскохозяйственных] территорий: живут, ездят на дачу, на отдых.
Где-то в 80-х - начале 90-х годов началось мировое движение: экономия бензина, защита земель, пашен, и перешли на ресурсосберегающие технологии. Ресурсосберегающие технологии в сельском хозяйстве означают переход на минимальную или нулевую обработку почвы (Mini-Till или No-Till — Idel.Реалии). Землю или просто боронуют, или на сантиметров 15-20 рыхлят в осенний и весенний посев.
Ресурсы действительно сберегаются, экономится бензин. Одно дело – [пахать на] 50-60 сантиметров, до 70-80 сантиметров доходил плуг. А тут - пахать на одну треть или одну четверть того, что было. Правда, это потребовало смены машин, но техника пошла легкая - не то что мощный трактор, который утрамбовывает пашню. Вроде бы все прекрасно.
В Татарстане технология потихонечку начала набирать обороты. И если в 2002 году было всего несколько десятков гектаров, то к 2008 году стало, по-моему, 20-25%. А сейчас на эту технологию перешли больше половины.
Вроде бы есть плюсы. А какие же недостатки? И почему за рубежом к этому относятся очень настороженно? Потому что, когда плуг выворачивает землю, семена вредных сорняков попадают на солнышко, на ветер, на мороз. А когда остаются в земле, они ранней весной начинают расти быстрее, чем сами посевы. И что для этого требуется? Мощные, хорошие пестициды. И этим пестицидом оказался глифосат.
Глифосат на сегодняшний день – один из самых дешевых и самых востребованных гербицидов. Он был воспринят на ура, потому что, во-первых, действует на все виды сорняков: и на многолетние, и на однолетние. Во-вторых, он вроде бы быстро разрушается. Вроде бы через несколько недель его уже трудно найти. У него есть метаболит – соединение, в которое он превращается. Насколько это метаболит токсичен или нетоксичен, на сегодняшний день не очень понятно.
Но сейчас появилась масса неоригинальных препаратов. И что производители туда добавляют, как они их производят, какие промежуточные продукты во время их технологического процесса [образуются] – мы не знаем. И таких препаратов на рынке очень много. Некоторые специалисты говорят, что больше половины.
- А их не все обязаны проверять?
- Обязаны. Но, во-первых, не более 5% партии. А во-вторых, и средства на это ограничены. И самое главное – нет настороженности. Вот когда пестициды только начали применять, у нас была масса острых отравлений. Население было неграмотным. У нас же натирались дихлофосом, чтобы вывести чесотку.
- Это в 70-х годах?
- В конце 60-х. Я сама была свидетелем, когда погибли трое здоровенных мужиков и остался инвалидом подросток только из-за того, что они пошли [натираться дихлофосом] в баню – им сказали, что в бане все это быстрее. Я уж не буду говорить, что в каждом доме были брызгалки, порошки, дихлофосы, хлорофосы и так далее.
- С тараканами боролись?
- С тараканами боролись, с вшами. [Использовали] ДДТ (инсектицид, ныне запрещенный во многих странах мира – Idel.Реалии). В конце 50-х - начале 60-х я помню, что после лагеря практически все ходили обвязанные.
- Со вшами боролись с помощью ДДТ?
- Да. Народ такой был.
- Да никто и не учил, наверное, людей?
- Естественно. И поэтому у тех даже, кто сейчас принимает решения, у них осталось в памяти: острые отравления. Но на сегодняшний день большинство пестицидов не вызывают острых отравлений, в том числе глифосат.
Глифосат сейчас составляет более 70-80% всех гербицидов, которые поступают [в республику], а гербициды – до 70-80% всех пестицидов в Татарстане. То есть половина пестицидов, которые [применяются] в республике – это глифосат. Он действительно относится к третьему классу токсичности, то есть малотоксичен. Он действительно быстро разрушается – через неделю-две вроде бы его уже нет. Почему его во всех списках внесли как эндокринный разрушитель, что его нужно изучать – это второй вопрос.
Чем пестицид опасен? Если он убивает вредный организм, он не может быть инертным или безопасным для человека. Вопрос – в степени риска, в степени опасности. Мы не говорим, что надо отказаться от глифосата. Вопрос должен стоять так: мы должны понять, а действительно ли это так безопасно.
ИНФОРМАЦИЮ РАСКРЫВАТЬ БОЯТСЯ
Сейчас, когда мы включили 2012-2014 гг., появилась связь между сахарным диабетом и глифосатом
В работе Мирсаитовой (Гузель Мирсаитова в своей диссертации указала на положительную связь между применением глифосатсодержащих гербицидов и ростом заболеваемости детей в Бугульминском районе Татарстана. Раиса Хамитова была ее научным руководителем – Idel.Реалии) мы лишь предположили, учитывая данные литературы, что глифосат небезвреден и способен действовать на эндокринную систему. Механизм его на сегодняшний день не совсем ясен. Сейчас, когда мы уже включили 2012, 2013, 2014 годы (у Мирсаитовой 2012 годом заканчивалось), появилась связь между сахарным диабетом второго типа у взрослых и глифосатом.
Помимо корреляции, есть еще и вклад (под вкладом подразумевается доля того или иного фактора - в данном случае глифосата – насколько, в какой пропорции заболеваемость обусловлена им – Idel.Реалии), но для этого нужно большее количество наблюдений. 8-10 лет – слишком маленький срок.
- Вклад – имеется в виду среди остальных факторов?
- Да. Среди остальных химических факторов, в том числе среди факторов: атмосфера, питьевая вода, диоксид азота, оксид углерода и так далее. Вот там у нас вклад не появился.
Иногда вклад не получается, потому что не очень достоверные данные, например, недоучет. Все говорят, что по эндокринным заболеваниям сейчас у нас недоучет где-то в полтора-два раза - люди не обращаются, или не выявили. Где-то нет эндокринолога. Где-то нет клиники. У нас же большинство людей обращаются, когда уже серьезно болеют, а на самом-то деле мы должны определять на уровне предболезни.
- Скажите еще раз: корреляционная зависимость что показывает?
- Что есть взаимосвязь. Но она может быть и механическая. Поэтому мы сейчас утверждать, что одно связано с другим, не можем - нужно накопление данных. Но одно уже ее появление должно настораживать. Необходимо дальше целенаправленно исследовать.
Я не совсем понимаю, как сейчас донести до людей то, что нужно обратить внимание на эту проблему. Ведь особенность республики в том, что мы - один из активных регионов. Активных и в смысле промышленности, нефти, и по сельскому хозяйству. Мы же третье место в России занимаем по выпуску сельхозпродукции. И в то же время по нефтепромышленности, по углеводородному сырью мы тоже третьи. Вот это сочетание… Если бы оно было само по себе - одно или другое...
При этом мы все время уделяли большое внимание тому, что нефтеперерабатывающая, нефтедобывающая промышленность у нас вредная, и достигли успехов. Сейчас другие замки стали ставить на нефтехранилища, другие технологии использовать. Все стали понимать, что воду не надо сливать оборотную, а если сливать, то очищать. А эта часть [сельскохозяйственная] у нас так и осталась, хотя за 10-12 лет с 2002 года произошли кардинальные изменения. Там было 2% пашни, которые обрабатывались по минимальной технологии, а сейчас – половина, и все идет по нарастающей. При этом у нас нет гигиенической оценки минимальной и нулевой технологии.
- Какая может быть гигиеническая оценка?
Вы себе не представляете, как нам достаются эти источники информации. И правдами, и неправдами
- Самое интересное другое. У нас самая высокая связь, почти единица – единица, это когда один к одному - получилась с минимальной технологией. То есть площадь обработки земли и заболеваемость эндокринной системы, и даже сердечно-сосудистой системы. Но я не стала ее включать во вклад: там ведь химия, а здесь - технология обработки. Как ее включать? Это требует другого подхода. В конце концов [надо] открыть некоторые источники информации. Вы даже себе не представляете, как нам достаются эти источники информации. И правдами, и неправдами.
- Я понимаю, что никто не хочет давать эту информацию.
- Боятся. Поэтому здесь должна быть и политическая воля, и такое желание.
Что нам дешевле: покупка этого дешевого препарата для минимальной обработки, и пусть люди болеют? Это же надо провести расчеты, как это ни цинично звучит.
Есть такой термин - оценка риска. Без пестицидов - это надо четко понимать - на сегодняшний день вести сельское хозяйство и прокормить людей нормальной продукцией невозможно, потому что сразу поползут грибковые заболевания при хранении, при росте этих культур. И для организма, человечества в целом, возможно, они даже более вредны. Не надо строить иллюзий. Но можно снизить риски.
“МЫ ДОЛОЖИЛИ. НИКТО НЕ СРЕАГИРОВАЛ”
- Каким образом контроль осуществляют за пестицидами? Только в продуктах питания?
- На сегодняшний день, как правило, в продуктах питания (Роспотребнадзор — Idel.Реалии) и иногда НИИ сельского хозяйства в отдельных хозяйствах исследует отдельные пестициды. В основном у нас контролируют до 70-80% - это ДДТ и гексахлорциклогексан.
- В почве?
- Да. Они еще контролируют, насколько они сохраняются в почве. И Роспотребнадзор время от времени исследует. Но Роспотребнадзор исследует, как правило, песок, почву на детских площадках, а не на пашне. Находят. Немного, нечасто, но находят. Тоже эти препараты, потому что у них период разложения - несколько сот лет. Естественно, это будет находиться.
Еще лет десять назад [нас] можно было бы не обвинять в том, что мы не обращаем внимание на глифосат и другое, так как у нас в республике не было хромато-масс-спектрометрии. Есть такой метод исследования, чувствительность которого на порядок-два выше предыдущего метода. Естественно, наши не находили. Даже тот же самый ДДТ в единичных пробах находили. Сейчас находят в приличном количестве проб, потому что чувствительность метода повысилась. У нас эти приборы появились. В связи с Универсиадой, в связи с международными соревнованиями у нас этими приборами оснащены.
- Госорганы, вы имеете в виду?
- Да. Тот же самый Роспотребнадзор. В принципе мы можем сейчас контролировать. Нужна воля и понимание ситуации. Мы же все это доложили. Все же знают об этой работе. Но никто не среагировал.
- То есть ничего не изменилось?
- По крайней мере, я не видела. Потому что вроде нет поводов для этого. Отдаленные последствия нас не касаются. Это будут наши дети, внуки пожинать. Ну, а задача науки не столько фиксация факта – фиксацию факта и без нас практики сделают – сколько прогноз. А прогноз вот такой.
В воде, почве, воздухе находят глифосат и продукт его разложения
Пугаться здесь не надо. Ничего страшного не произошло и не происходит. Но надо понимать, что ситуация кардинально изменилась: другие препараты, другие технологии. При минимальной технологии поднялся ветер, и все эти препараты в воздухе. Причем есть много американских исследований, что они в дождевой воде, в почве, в атмосферном воздухе в местах применения находят не только глифосат, но и продукт его разложения.
- У нас, выходит, ни в воде, ни в почве, ни в продуктах не могут его определить?
- Они могут. В Роспотребнадзоре методику в пищевых продуктах отработали. Но надо четко понимать, как работает схема контроля. Производитель говорит: я применял такие-то препараты. Роспотребнадзор должен дать команду санэпиднадзору, где лаборатория [находится], это исследовать. Но какой у нас производитель когда скажет? Я подозреваю, даже не из плохих побуждений. Он же прочитал: третий класс токсичности, быстро разрушается. Зачем ему это исследовать? Зачем ему указывать? Тем более, что в сырье растительном должны исследовать станция защиты растений, НИИ сельского хозяйства, но не Роспотребнадзор. Роспотребнадзор - только по каким-то жалобам.
Если раньше был специальный орган, который отвечал за пестициды, то сейчас кто-то регистрацию проводит, кто-то надзор осуществляет, кто-то хранение производит. В результате пестицидная проблема как-то размазалась. А самое главное – нет специалистов. Ведь для того чтобы об этом говорить, нужно в проблему вникать хотя бы несколько лет.
- Мирсаитова в своей работе упоминает, что сдала пробы почвы.
- Да, сдала. Но они не нашли. У них чувствительность методик была на уровне ПДК. А должна быть методика, минумим, в два раза более чувствительная. Вот в хромато-масс-спектрометрии чувствительность выше на порядок. Нам бы сейчас хотя бы определиться, насколько глифосат в воздухе присутствует. Мы же не знаем.
- Кто может это делать?
- Минэкологии. У них же специальные есть точки (мониторинга за загрязнением атмосферного воздуха – Idel.Реалии). Но насколько я знаю, в Минэкологии эту методику даже не разрабатывали. У меня впечатление, что они в это даже не вникают.
Сейчас самое главное – обратить внимание на эту проблему, проникнуться, что это все не так безопасно. Во-вторых, четко определиться, будем ли мы дальше нагнетать эту ситуацию [с ресурсосберегающими технологиями] или чуть-чуть затормозимся и даже пойдем на попятную. Разговор, может быть, надо вести о постепенном сворачивании минимальной технологии. Как литературные данные показывают, к прибавке урожая эта технология больно-то не ведет. В некоторых случаях он даже уменьшается.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram и первыми узнавайте главные новости.
