Летом 1987 года акция протеста крымских татар в Москве длилась 26 часов. Как это было — рассказывает участник тех событий Низами Ибраимов

11 мая 1944 года — вскоре после полного освобождения Крыма от германской оккупации —​ Иосиф Сталин подписал постановление Государственного комитета обороны СССР № ГОКО-5859 о выселении всех крымских татар с территории Крыма. Представители народа десятилетиями вели борьбу за право вернуться. В июле 1987 года борьба крымскотатарского национального движения была в самом разгаре. С годами требование иметь возможность вернуться на историческую родину переросло в массовые акции протеста. Около тысячи крымских татар не покидали Красную площадь в течение 26 часов и предъявляли свои требования. Как это было, рассказал один из участников тех событий — известный букинист, коллекционер, крымский татарин Низами Ибраимов.

36 лет назад — летом — крымские татары почти каждый день были на Красной площади в Москве. Они приносили обращения в ЦК с требованием разрешить всему народу вернуться на родину. Эти письма подписывали десятки тысяч человек. Крымскотатарские делегации упаковывали письма в большие ящики и один за другим везли их в Москву, требуя встречи с высокопоставленными чиновниками. Однако ответ Москвы тем, кто приезжал, преодолевая большие расстояния, был только один — "ваш вопрос рассматривается".

Такая ситуация продолжалась много лет, но в июле 1987 года таскание пачек писем переросло в акции протеста крымских татар. Сначала в них приняли участие 100, потом 200 человек. В итоге на Красную площадь вышли около тысячи крымских татар, которые провели 26-часовую акцию протеста — самую крупную и продолжительную в Советском Союзе.

"Надо понимать, что это не внезапно возникшая ситуация в 1987 году"

В этих мероприятиях в Москве также участвовал известный букинист, коллекционер, крымский татарин Низами Ибраимов. Он вспоминает, что произошло 36 лет назад.

— Как вы попали на те акции протеста в Москве?

— Надо понимать, что в 1987 году это была не внезапно возникшая ситуация. В Советском Союзе крымскотатарское национальное движение начало зарождаться еще в 1960-е годы. В то время поднимались вопросы неправомерности сталинской депортации и необходимости реабилитации, начали писать письма. Конечно, письма крымских татар оставались без ответа, требования не были услышаны, но дело пошло.

Стало организовываться сильное национальное движение крымских татар. Я помню, например, что мой отец жертвовал 10 рублей из своей месячной зарплаты на национальное движение — тогда это были большие деньги. То же самое делалось и в других семьях, потому что в каждой третьей или четвертой крымскотатарской семье кто-то сидел в тюрьме за "антисоветчину". Их семьям и тем, кто сидел в тюрьме, нужна была помощь. Если писались письма или обращения, их нужно было доставить в Москву, выбрать делегатов, нужны были деньги на поездку. Национальное движение крымских татар было первым и долгое время единственным. Это первое.

Низами Ибраимов

Второе. В Советском Союзе половина правозащитников Москвы были крымскими татарами. Возможно, они не были очень известны: днем человек работает в библиотеке или инженером, а свободное время посвящает защите прав крымских татар. К этим правозащитникам в Москве приходили все крымские татары: приносили письма, оставались ночевать.

Я в Москве с 1986 года. Я родился в Сухуми, потом родители переехали на Кубань, в Тамань — земли, близкие к Крыму. После армии я поехал учиться в Москву, но не смог поступить. Мне было 22 года, когда я начал принимать участие в национальном крымскотатарском движении в Москве. В то время я познакомился со многими крымскими татарами, начал собирать книги и открытки, связанные с крымскими татарами.

— А как вы оказались вовлечены в протест? Как крымские татары собрались на Красной площади?

— У нас тогда появилась система обращений и писем. Крымские татары писали письма и обращения — их подписывали люди. В этих письмах было требование решить вопрос крымских татар. Они собирались тысячами. Письмо одно, а бумаг с подписями — горы. Было собрано почти 80 000 подписей.

Если я не ошибаюсь, в апреле 1987 года их стали привозить в Москву ящиками. Много ящиков! В доставке писем в ЦК КПСС ранее принимал участие и герой ВОВ, покойный Амет-Хан Султан. Сохранились даже фотографии с ним, и я это видел. Он приезжал из города Жуковского.

Как доставлялись письма? Делегация в 150-200 человек приезжала из разных мест и везла бумаги в ЦК КПСС. Это здание на Китай-городе в Москве, в котором сейчас находится приемная президента. Делегация приезжала и всегда слышала одно и то же: "Ваше обращение рассматривается. Возвращайтесь, расходитесь". Их кормили пустыми словами. Но о том, чтобы выйти на Красную площадь с лозунгами, не могло быть и речи.

Но дело было в том, что каждая делегация, которая привозила письма в Москву, после посещения Кремля отправлялась на Красную площадь, чтобы сфотографироваться у памятника. В это время Красная площадь была открыта. А вот после крупнейшего протеста крымских татар 26 июля ее закрыли. В общем, на Красной площади проходили встречи.

Протест крымских татар в Москве летом 1987 года

За неделю до 26 июля (в воспоминаниях осталось, что это было в это время) сотни людей вышли протестовать перед мавзолеем Ленина. Это случилось так: крымские татары тогда в очередной раз написали обращение с просьбами о возвращении на родину, принесли их в ЦК, и я был среди этих людей. Письма приняли, и мы, как я уже говорил, пошли на Красную площадь по сложившемуся с годами обычаю. Сказали, что мы фотографируемся.

По дороге на площадь мне в руки дали фотоаппарат, сказали сфотографировать и передать пленку, указав на отдельного человека. Мы пришли. Крымские татары выстроились. Я фотографирую со стороны. Помнится, там было около 150 человек. Смотрю, один из наших поднял плакат. Точно не помню, но вроде на нем было написано "Верните родину крымским татарам!".

Тут же прибежали милиционеры, выхватили плакат и разорвали его. Лозунг удалось продержать всего пять-шесть секунд. Наших арестовали милиционеры, сотрудники КГБ, наблюдавшие со стороны. Я тоже побежал и влился в толпу.

Откуда взялся плакат с лозунгом? Я не видел его раньше, поэтому для меня самого он стал новостью. Позже выяснилось: две смелые крымскотатарки Назия Филимонова и Зульфия Байрамали зашли в туалет возле мавзолея, написали губной помадой эти слова на бумаге, а потом тайком вынесли.

Нас, человек 150, милиция начала вытеснять с Красной площади. Мы внутри кольца. Кто-то кричит "Ватан!", "Родина!", "Горбачев, услышь нас". Милиция возилась с нами минут 10-15 и не смогла нас выгнать. Тогда опиравшийся на трость, уже старый Решат Джемилев вдруг крикнул: "Дети, садитесь!". И мы все взяли и сели на брусчатку Красной площади. Мы держали друг друга. Это было сделано для того, чтобы они не могли вытащить нас по одному. Потом мы легли. Мы понятия не имели, что наша традиция фотографироваться перерастет в протест. Я думаю, об этом знали только некоторые люди.

У национального движения никогда не было отдельного руководителя, людей, о которых могли бы сказать, что это лидеры. Были старейшины, которые не управляли, а только брали на себя ответственность — и к ним прислушивались. Например, на мероприятиях, в которых я участвовал, таким человеком был Решат Джемилев. Он отсидел 13 лет в тюрьме за свою правозащитную деятельность.

— Что делала милиция, когда вы сели на площади?

— Они были в замешательстве. Как вытащить, как тащить? Пока я сидел там, подошел мужчина и крикнул: "Бесстыдники! Вы напугали моего ребенка!". Когда спросили, где же ребенок, он растерялся и начал орать, что мы предатели. Провокатор. Вообще, когда мы шли в ЦК, нас всегда встречало много народа. Специально поставленные люди кричали и провоцировали: "Предатели", "татарва". Потом через четыре года те же самые женщины и мужчины сами продали и предали СССР.

Когда мы сидели на земле, прохожие на Красной площади, наверное, даже не понимали, кто мы. Когда я сел, я быстро вытащил пленку и передал ее нужному человеку. К сожалению, я никогда больше не видел ни этих фотографий, ни негативов.

Среди тех, кто лежал на площади, была моя одноклассница Гульнара Абдуллаева. Как только она села, то начала громко петь песню "Ant etkenmen" ("Ант иттем"). Все присоединились. Не было страха. [Это] наоборот воодушевило.

— К вам применяли силу?

— [Это было] время демократии, "перестройки". Они боялись применять силу, потому что "картинка" демократии была важна для Московского Кремля. Когда они увидели, что мы не собираемся уходить, то сказали, что должна состояться встреча с руководством ЦК; они спросили, кого мы посылаем в качестве делегатов. Мы выбрали шесть-восемь человек. Условием было, что мы покидаем Красную площадь. Это был первый подобный протест. Мы продержались 90 минут. Рекорд! Протесты против советского руководства так долго не длились.

— Что было сказано на той встрече?

— Помню, что они встречались с Георгием Разумовским, членом ЦК КПСС. Но какая была реакция?! Когда мы сказали, что есть петиция, которую подписали более 80 тысяч человек, то ответили: знаем, вопрос решается. Наши отказались уходить и потребовали конкретные решения. "А кто вы и как вы можете говорить за всех крымских татар?" — юлил он. Сказал, что не верит в подписи, один человек может подписать 20 разными способами. А крымские татары, например, и вправду собирались по 20-30 человек и давали мандат отдельному человеку. Писали мандат о том, что такой-то человек будет заботиться о моих интересах. Все правозащитники имели такой мандат.

Когда Разумовский сказал, что все равно не верит, Решат Джемилев спокойно сказал: "Ладно, если не веришь, решать тебе. Но на следующей неделе сюда придут 500 крымских татар, потом одна тысяча, потом пять тысяч. Через месяц весь крымскотатарский народ будет на Красной площади".

— Они испугались?

— Наверное, нет, но после этого события появилась новость в ТАСС. У моего отца случился сердечный приступ, когда он прочитал это. Заболел. Точную цитату не помню, но ТАСС писал что-то вроде "фашисты вместе с крымскими татарами сжигали русских, украинцев, советских людей". Это была грязная, подлая публикация. Было ощущение, что это прочитали все крымские татары и, как сказал Решат Джемилев, крымские татары ежедневно стали прибывать в Москву.

Почти каждый день в ЦК стали массово приходить люди. Днем по "сарафанному" радио сообщили, чтобы мы не расходились, что пойдем гулять по Красной площади. Разделившись на два-три человека, люди змейкой двигались по площади, взявшись за руки. Такое было каждый день! В один день смотрю — нас очень много. Так ходили сначала 100 человек, потом 200, потом 500. 26 июля по тому же сценарию крымские татары пришли обойти Красную площадь и вернуться, но Красная площадь была закрыта.

Ладно, мы подошли к храму Василия Блаженного. Мы не могли войти, поэтому сели там, куда пришли. Тысяча человек! Затем были подняты плакаты с лозунгами и требованиями. Этот протест длился 26 часов! Оказалось, что люди приехали целыми семьями. У меня до сих пор перед глазами женщина, держащая ребенка. Были и те, кто привел более старших детей. Это была демонстрация, что вот мы — крымские татары, мы есть, мы здесь и мы не уйдем, не вернув свои права.

Среди нас был покойный татарский активист Мухаммад Миначев. Помню художницу Дину Волкову — она принесла несколько теплых вещей. Также Кирши Кашфутдинов был среди нас — он ветеран ВОВ, защитник Акьяра (Севастополя) от фашистов. У него не было одной ноги, вместо нее — деревянный протез, он потерял конечность на войне. Мы сидели, а он стоял, опираясь на руки. Это была очень символичная сцена, которая прочно осталась в памяти.

Среди этих людей были моя родная сестра и родной старший брат. И двоюродная сестра, и двоюродный младший брат сидели на площади. Одна целая семья! Как и другие. В целом женщины были очень активны. Они действовали очень смело. Я хорошо помню госпожу Сафинат — жену Мустафы Джемилева. Самого Мустафы там не было — похоже, его не выпустили из Узбекистана. Писатель Сеитумер Эмин — мой наставник, все сидели на Красной площади. "Родина! Крым!" — кричали мы. Требовали встречи с Горбачевым.

— Что происходило, пока вы сидели? Какие были сложности?

— Мы вместе пытались прорваться на Красную площадь, но дорогу перекрыли — и у нас не получилось этого сделать. Ночью было сидеть тяжело — хоть и июль, но ночью было холодно. Холод проникает до костей, особенно если сидишь на камнях. Люди также хотели в туалет — они [милиционеры] не выпускали. Женщина попросила выпустить ее 5-летнего сына справить нужду. "Не положено", — сказал милиционер. Тогда она сказала: "Сынок, не стесняйся, писай напротив".

Милиция начала просить нас пересесть. Обманывали, что Красную площадь моют. Крымские татары — нация, которая не мусорит, а убирает за собой. Пришел и глава московской милиции, который оказывал давление и угрожал разогнать нас. Один из татар, державших плакат, не выдержал — обругал его по-русски.

В пять часов утра на Кузнецком, ныне известном в народе мосту Немцова (Большой Москворецкий мост — "Idel.Реалии"), появилась машина. Вышли операторы и быстро начали снимать. Возможно, были и иностранные журналисты, что, вероятно, требовало в то время большой смелости. Мост был закрыт, движения не было.

— Как вели себя сотрудники милиции, КГБ? Был ли страх быть расстрелянным?

— Стрельбы бы не было, а вот кого-то побили бы. Мы были к этому готовы. Мы также ждали провокацию. Могли посадить, но люди на площади были готовы и к этому. Отсидеть два-три года — обычное явление среди крымских татар, которое считалось признаком качества. Ночью пришли военные: смотрели с презрением и оказывали психологическое давление. Дубинок тогда не существовало, они появились только в 1989 году. Мы были готовы умереть — по крайней мере, я. Люди тоже были в ярости.

Интересно, но потом я узнал, что среди тех, кто нас арестовал, были и казанские татары. Через несколько лет я познакомился в кафе с парнем, который спросил меня о моей национальности. Когда я ответил, что крымский татар, он сказал, что второй раз в жизни видел крымских татар, и спросил: "Где ты был летом 1987 года, что ты делал?" Я понял, что он был среди них. "Я тот, кто смотрел на тебя, сидя на брусчатке", — сказал я. Он рассказал немного о том, как их готовили. Возле музея истории собрались юноши — вероятно, курсанты школы КГБ — и им на запястья повязали белые ленточки с надписью "дружинник". На втором этаже ГУМа находился "штаб" по подавлению крымскотатарского протеста. У Спасской башни Московского Кремля стоял готовый к атаке отряд химических войск.

Молодой человек рассказал, что казанских татар было восемь человек. Он поделился, что были разные сценарии подавления протеста. Когда милиция начнет наступление, было сказано, что молодые люди из КГБ должны присоединиться. Был отдан приказ нанести беспощадный удар. Они натравливали парней, говоря, что крымские татары — ужасные люди, наврав, что то ли закололи, то ли побили милиционера.

— Конфликта в итоге не было. Но как люди разошлись?

— Мы прибыли на Красную площадь 26 июля около двух часов дня, а на следующий день — 27 июля в четыре часа — начали расходиться. Выстроились автобусы, и была построена стена. Они сказали, что либо заполнят нами автобусы, либо мы уйдем. Возможно, среди нас были агенты КГБ, которые пытались склонить нас к соглашению.

Пока толпа обсуждала, что делать, некоторые высказались за уход; некоторые — что не уйдут и будут бороться. Я был сторонником второй группы, потому что получалось, что сидели зря. А мне 22 года, у меня кипит кровь! Но в итоге мы договорились выйти и разойтись. Вышли на мост, а они устроили "облаву". Они преследовали мою сестру; она обернулась, они бежали за ней. И так, и эдак пыталась убежать. Вбежала во двор, но милиция заблокировала оба выхода — и ее поймали. Они сопроводили ее в аэропорт с вынесенным решением отправить домой. Моя сестра напугала их и ругала как собак. Прилетела в Москву, даже гостинцы для детей не взяла, кричала она. Угрожала, что устроит шум среди людей в аэропорту. Милиционеры водили ее по магазинам, мол, не шумите, давайте все организуем. Моя сестра хотела убежать, но не смогла. В общем, посадив на самолет, избавились от нее.

— Как вы считаете, акция сопротивления стала решающей в обращении внимания власти к проблеме крымскотатарского народа?​

— После этого мы не могли подобраться к Красной площади и стали собираться в Измайловском парке. Движение было уже невозможно остановить. Это мероприятие было самым масштабным, было многолюдно, но перед этим была проделана колоссальная работа. С 1960-х годов крымские татары протоптали дорогу в Москву. Те, кто ездили в Москву, встречались с литераторами и журналистами. Письма и обращения поэтов Евгения Евтушенко и Булата Окуджавы появились не на пустом месте — к ним приходили крымские татары и объясняли ситуацию, рассказывали, какая нужна помощь. Работа по разъяснению и просвещению шла систематически. Кто-то помогал, кто-то боялся.

Хотя официальных указов не было, люди начали возвращаться в Крым в 1987-1988 годах. Где-то чиновники уговаривали не возвращаться, где-то угрожали. Сказали, что по вашему делу будет сформирована комиссия, все решится, помощь будет оказана, все будет организовано. Это была ложь. Обманывали годами. В то же время в 1991 году правительство Крыма издало постановление о выделении жителям Ялты, Алушты и Судака более 100 тысяч земельных участков. И получалось, что для крымских татар нет ни места, ни земли...

Мы вернулись! В любом случае мы вернулись. Мы построили дома посреди поля. Мой дядя, например, осел с семьей в поле Ленинского района Крыма. Он устроился конюхом и сажал картошку, огурцы и помидоры, чтобы не умереть с голоду. Что делали люди, живущие там? Они проезжали по огородам вернувшихся тракторами! Мои родственники бросались под трактор, чтобы остановить его. Их хватали, бросали и били. Жили впроголодь, но не уезжали. Так было каждый год.

В 1989 году мои родители тоже вернулись в Кутлак (после 1945 года это село на юго-востоке Крыма называется Весёлое — "Idel.Реалии"), и им годами не разрешали сделать регистрацию. В 1991 году я снялся с московской прописки и вернулся в Крым. Казанские татары пришли в это время в Крым со строительными материалами и помогали строить дома. Это была работа национального движения Татарстана.

И со стороны России, и со стороны Украины всегда создавались препятствия для крымских татар. Я считаю, что и Украина должна нести ответственность за зверства, совершенные против крымских татар с 1954 года. Но до сих пор не было ни признания этого, ни извинений.

Что сказать? В 2014 году Владимир Путин подписал указ о реабилитации крымских татар, что, по мнению Советского Союза, является преступлением. Есть факт. Однако государственной программы возвращения не было. Денег не выделили. Ни разу.

— Как вы относитесь к Михаилу Горбачеву?

— Говорят, Михаил Горбачев дал крымским татарам возможность вернуться на родину — но это не так, у него не хватило сил сопротивляться давлению крымских татар. У Горбачева не было планов — он просто хотел сохранить власть в своих руках. Он палец о палец не ударил для решения проблемы крымских татар. Много лет спустя я встретил его на презентации книги. У меня были две старинные открытки: одна с изображением Москвы, а другая — с Крымом. Последнюю я подарил ему и попросил подписать открытку с Москвой. Я ему напомнил, что он не встретился с крымскими татарами — ни слова не сказал, не смог дать ответ. Я пригласил его в гости в Крым.

Оригинал публикации: Азатлык Радиосы

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.