Александр Введенский — ленинградский поэт из кружка обэриутов — погиб в декабре 1941 года во время этапа из Харькова в Казань. Точнее — сгинул. Обстоятельства его смерти вряд ли когда-либо будут выяснены до конца. Во всяком случае — не в ближайшее время.
Наш современник, российский поэт Константин Кедров писал об Александре Введенском так: "Ничего, кроме времени, не интересовало самого загадочного поэта, но времени он не верил и считал, что единственная реальность — это смерть. В буквальном смысле Введенский был близок к истине — смерть бушевала всюду. Аресты, высылки и, наконец, гибель на этапе в 41-м году — такова судьба этого интеллигентнейшего из петербуржцев".
Александр Введенский.
Стихи Александра Введенского были такими, что ни они сами, ни их автор практически не имели шансов вписаться в стандарты эпохи и, соответственно, уцелеть.
В 1931 году Александр Введенский был арестован. Согласно одной из версий, по доносу за то, что якобы произнес тост в память о Николае II, сказав, что "при наследственной власти у её кормила случайно может попадаться и порядочный человек".
Другая, менее экзотическая версия гласит, что Введенского арестовали за "вредительство в области детской литературы". Это совпадает с разгромом объединения ОБЭРИУ (группа писателей и деятелей культуры, существовавшая в 1927 — начале 1930-х годов в Ленинграде).
Михаил Мейлах — филолог, собиратель рукописей Введенского, подготовивший первое их полное издание — писал: "Неприемлемая в условиях 30-х годов и официально приравненная к контрреволюции позиция поэтов-обэриутов не могла не играть своей роли. Несмотря на предъявленные им обвинения в контрреволюционной деятельности по 58 статье, шли они по "литературному отделу" ГПУ, и им инкриминировалось, что они отвлекают людей от задач строительства своими "заумными стихами".
Первый арест закончился относительно счастливо — ссылкой в Курск.
Выйдя из тюрьмы в марте 1932 года, Введенский сказал своему другу, филологу, философу и математику Якову Друскину: "Сейчас даже предательство и донос неинтересны и бессмысленны. Предположим, я донес бы на тебя, что ты читаешь Платона. И после этого мне все равно бы не разрешили читать Платона".
Воспоминания об аресте нашли отражение в "Серой тетради", состоящей из стихов и записок, которую Введенский передал Друскину в конце 1930-х годов:
"Я почувствовал и впервые не понял время в тюрьме. Я всегда считал, что по крайней мере дней пять вперед это то же что дней пять назад, это как комната, в которой стоишь посредине, где собака смотрит тебе в окно. Ты захотел повернуться, и увидел дверь, а нет — увидел окно. Но если в комнате четыре гладких стены, то самое большее что ты увидишь, это смерть на одной из стен. Я думал в тюрьме испытывать время. Я хотел предложить и даже предложил соседу по камере попробовать точно повторять предыдущий день, в тюрьме все способствовало этому, там не было событий. Но там было время. Наказание я получил тем же временем. Наш календарь устроен так что мы не ощущаем новизны каждой секунды. А в тюрьме эта новизна каждой секунды, и в то же время ничтожность этой новизны, стала мне ясной. Я не могу понять сейчас, если бы меня освободили двумя днями раньше или позже, была бы какая-нибудь разница. Становится непонятным, что значит раньше и позже, становится непонятным все".
И ещё — там же:
"2. В тюрьме я видел сон. Маленький двор, площадка, взвод солдат, собираются кого-то вешать, кажется негра. Я испытал сильный страх, ужас, и отчаяние. Я бежал. И когда я бежал по дороге, то понял что убежать мне некуда. Потому что время бежит вместе со мной и стоит вместе с приговоренным. И если представить его пространственно то это как бы один стул на который и он и я сядем одновременно. Я потом встану и дальше пойду, а он нет. Но мы все-таки сидели на одном стуле.
3. Опять сон. Я шел со своим отцом, и не то он мне сказал, не то я сам вдруг понял: что меня сегодня через час и через 1 1/2 повесят. Я понял, я почувствовал остановку. И что-то по-настоящему наконец наступившее. По-настоящему совершившееся, это смерть. Все остальное не есть совершившееся. Оно не есть даже совершающееся. Оно пупок, оно тень листа, оно скольжение по поверхности".
Второй раз Введенский был арестован через десять лет — в сентябре 1941 года в Харькове по обвинению в контрреволюционной агитации. По версии Мейлаха, это мог быть "превентивный" арест в преддверии прихода германских войск в Харьков, где Введенский жил несколько последних лет с женой-харьковчанкой.
Борис Викторов, приемный сын Введенского, вспоминал:
"27 сентября 1941 года, ранним утром, почти ночью, как и полагается в таких случаях, пришли эти ребята. Александр Иванович, дети и обе женщины (жена и теща) встретили их удивительно по-деловому и спокойно, будто давно ждали. Не было слез. Было полное молчание (отец и дядя Галины Борисовны в свое время уже были "забраны"). В неестественной тишине был сделан обыск, на пол вывалены рукописи и письма. Что и в каком объеме они взяли с собой, неизвестно. Что-то наверняка унесли, наверное, и рукописи, и письма. Например, сохранилось только одно письмо Хармса к Введенскому… На прощанье он подошел к каждому, поцеловал".
Сохранилась записка Александра Введенского из заключения:
"Милые, дорогие, любимые. Сегодня нас увозят из города. Люблю всех и крепко целую. Надеюсь, что все будет хорошо, и мы скоро увидимся. Целую всех крепко, крепко, а особенно Галочку и Наталочку. Не забывайте меня. Саша".
Введенского этапировали в Казань. Дальше его следы теряются: по одной из версий, он умер от болезни на этапе и был похоронен в пути. По другой, его тело все-таки довезли до Казани, и останки Введенского лежат на одном из казанских кладбищ.
Обложка личного дела Введенского.
В 3 томе Книги Памяти жертв политических репрессий Республики Татарстан содержится запись:
"Введенский Александр Иванович, 1904 год рождения, место рождения: г. Санкт-Петербург, жил: г. Харьков, ул. Совнаркомовская. Русский, писатель. Арестован 1.9.41. Предъявлено обвинение по ст. 54–10 УК УССР. Умер 20.12.41 в г. Казань, в спецпсих. больнице".
Руководитель казанского отделения "Мемориала" Михаил Черепанов выяснил, что сведения взяты из списка, включающего 23 770 заключенных, умерших на территории ТАССР.
"В редакцию "Книги Памяти РТ" список передан руководством Информационного центра МВД Республики Татарстан. В архиве ИЦ МРД РТ хранится и личное дело поэта №1733, — писал Черепанов в газете "30 октября" (№ 50, 2005 год). — В нем есть постановление об аресте А. И. Введенского, его последняя фотография и акт о смерти. На обложке дела многозначительный штамп: "Казанская спец. психиатрическая больница МВД Тат. АССР". Судя по всему, именно туда и был направлен узник Харьковской тюрьмы в сентябре 1941 года. По данным архивов МВД и УФСБ удалось уточнить, что в декабре 1941 года в заключении на территории Татарской республики умерло более 130 человек. Есть в этом списке и А. И. Введенский. Но в списках захороненных на городских кладбищах его найти не удалось. Попутно установлен шокирующий факт: только в феврале 1942 года на одном из кладбищ Казани похоронено в двух братских могилах 153 пациента Казанской психиатрической больницы. В том же месяце умерло еще 34 узника тюремного подразделения "психушки". Итого 187 человек. Хоронили всех заключенных, в том числе и снятых с проходящих эшелонов, в основном на Арском и Архангельском кладбищах Казани. Видимо, на одном из них и покоится прах ленинградского поэта".
Запись в личном деле Введенского.
Произведениям Александра Введенского повезло больше, чем их автору. Их с риском для жизни сберегли его друзья и коллеги по цеху.
Как ни странно, посмертной реабилитации Введенского способствовал автор текстов двух гимнов — советского и нынешнего российского — Сергей Михалков. Благодаря в том числе его стараниям в 1964 году президиум Союза писателей Украины восстановил Введенского в правах члена Союза писателей СССР. Его родственникам даже выплатили 600 рублей.
О дружбе с Введенским в 30-е годы Михалков вспоминал так: "В ту пору я дружил с милым, богемистым представителем ленинградской плеяды обэриутов поэтом Александром Введенским. Мы часто бывали вместе. Он буквально на ходу сочинял веселые детские стихи, и в Детиздате их охотно печатали. В первые дни войны Саша был арестован и где-то погиб".
Впрочем, намного больший — бесценный — вклад в возвращение Александра Введенского читателю внесли совсем другие люди.
Рукописи Введенского сохранил Яков Друскин, умерший в 1980-м году. Собрал и подготовил к первому изданию ленинградский филолог, специалист по старофранцузской литературе Михаил Мейлах. Первый раз двухтомное собрание сочинений Введенского вышло в американском издательстве Ardis в начале 1980-х. Первое полное собрание сочинений в России — в 1993 году в издательстве "Гилея".
Мейлах писал:
"Память о Введенском умерла бы вместе с его немногими уцелевшими друзьями, если бы Я.С. Друскин, будучи уже в состоянии дистрофии, не отправился через весь блокадный Ленинград на квартиру Хармса, чтобы спасти его бумаги. Здесь он встретился г. женой Хармса М.В. Малич, которая жила в другом месте — в дом попала бомба, стекла были выбиты, да и оставаться в квартире после ареста мужа было небезопасно. М.В. Малич дала Я.С. Друскину чемодан, в котором он унес рукописи, с которыми не расставался даже в эвакуации".
"Итак, вот она, замечательная цепочка людей, сохранивших стихи поэта. Г.Б. Викторова — жена Введенского, Даниил Хармс, расстрелянный в подвалах ленинградского КГБ, жена Хармса М.В. Малич, друг Введенского Я.С. Друскин и, наконец, Михаил Мейлах, арестованный все тем же ленинградским КГБ уже в 1983 году, продержавшим в своих застенках замечательного филолога до самой перестройки", — подытожил в эссе "Поэт, обманувший время", вышедшем в 1993-м году в газете "Известия", Константин Кедров.
В 2023 году название этого эссе воспринимается как горькая ирония.
Весной 2022 года в Петербурге разразился скандал из-за поста, опубликованного в Facebook учительницей 168-й гимназии Серафимой Сапрыкиной. Она написала, что ей "приказали уволиться" из-за чтения с десятиклассниками стихов Александра Введенского и Даниила Хармса, а директор школы назвала поэтов "врагами народа" и "пособниками фашизма". Директор это отрицала.
Би-би-си предполагает, что гнев руководства школы вызвал флешмоб, в котором ученики Серафимы Сапрыкиной декламировали по строчке стихотворение Введенского "Мне жалко что я не зверь".
Обложки книг Введенского.
Впрочем, у чиновников имелась другая версия:
"Дети шли на одну тему, а выяснилось, что тема другая. Дети рассказали учителям, учителя сказали директору, директор пригласил Сапрыкину и объяснила, что так не делается", — заявили Би-би-си в петербургской администрации.
Чтения обэриутов состоялись 6 декабря — в день рождения Александра Введенского. Директор школы и чиновники Смольного сочли это нарушением дисциплины, так как "классный час" был приурочен к "патриотическим" датам — Дню неизвестного солдата, началу битвы за Москву в 1941 году и Дню героев Отечества.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.