"Их сила в наручниках, моя — в интеллекте". Пять эпизодов уголовного дела Ильи Мясковского за "дискредитацию" армии в соцсетях

Жителю Нижнего Новгорода Илье Мясковскому 10 января предъявили очередные обвинения в "дискредитации" российской армии (ст. 280.3 Уголовного кодекса РФ). Полиция возбудила на активиста и фотографа еще четыре уголовных дела, объединив их с первым обвинением по той же статье. Мясковскому вменяют публикации антивоенных граффити в паблике "Нижегородское гражданское движение", который, по версии следствия, он администрирует, а также другие посты о пикетчиках с антивоенными плакатами. Уголовное преследование активиста началось в начале октября прошлого года. В интервью "Idel.Реалии" Илья Мясковский рассказал о своем отношении к предъявленному обвинению, патриотизме, прошлом и эмиграции.

Новые уголовные дела Ильи Мясковского объединили с первым обвинением. В итоге учителю и фотографу вменяют пять эпизодов по статье 280.3 УК РФ в рамках одного уголовного дела. Об уголовном преследовании Мясковского стало известно 7 октября прошлого года. 4 октября силовики пришли с "осмотром" к нему домой и еще двоим жителям Нижегородской области. 5 октября его арестовали на трое суток по статье о "неповиновении полиции" (ст. 19.3 КоАП) из-за того, что он якобы не представился полицейским, пришедшим проводить "осмотр". В ноябре 2022 года суд запретил Мясковскому пользоваться интернетом, отправлять и получать почту и посещать публичные мероприятия — ему избрали меру пресечения в виде запрета определенных действий.

— Давайте начнем с начала, со второго октября 2022 года.

— Второго октября у меня был день рождения. Ирина Славина решила себя сжечь в мой день рождения. Это, безусловно, был ее выбор — и кто я такой, чтобы ей указывать. Тем более это был ещё день рождения ее мамы. Она сожгла себя к юбилею своей мамы… Соответственно, я теперь свой день рождения не праздную, а иду фотографировать к месту трагедии, разговариваю там с людьми. Можете себе представить — меня люди спрашивают: "А что, так можно — с цветами идти к мемориалу"? До какого состояния они [власти] довели страну, что люди боятся приходить с цветами к месту самосожжения Ирины Славиной. Да, мы приходим — и мы все дрожим, мы знаем, что там две камеры, что нас снимают, что в любой момент нас сейчас возьмут и увезут. Об этом я буду говорить на своем суде.

В тот день — второго октября 2022 года — я сделал фотографии. А потом некое лицо под именем "Илья Мясковский" разместило во "ВКонтакте" несколько постов, что якобы и стало поводом [к возбуждению уголовного дела]… Уже четвертого октября, когда я собирался в деревню, меня схватили. В тот день я договорился с племянником и братом, что они меня заберут на машине до деревни. Я вышел в назначенное время из дома с корзинкой — и меня тут же под рученьки… "Пройдемте", — говорят. Я тут и заорал на всю улицу: "Граждане, помогите, мусора забирают". Они меня затащили в свою в машину, телефон сразу отняли — даже адвоката не дали вызвать. Тут же оказались под рукой понятые, которые позднее проявили потрясающие познания в криминалистике — наверное, это были курсанты. Разрешение на обыск я не давал. Адвокат, конечно, все потом оспорил в суде, но безуспешно. Вообще — обыски жуткая вещь. Я понимаю теперь, почему Ирина Славина — хрупкая женщина — себя сожгла. Но она молодец, сумела все превратить в победу. В квартиру мне их пришлось пустить, чтобы дверь не ломали. Тут, собственно, все и началось…

— Что у вас изъяли?

— Забрали всю технику, телефон, мои плакаты от 2014 года. Чего они к ним прикопались, если я с ними спокойно стоял на митингах? На этих плакатах был такой текст: "Украине — мир, Путину — шиш", "Украина без Путина", "Украинцы сами вправе решать свою судьбу", "Если ты боишься НАТО, тебе нужен психиатр, а не Крым". Я изначально сказал, чтобы участники обыска не разбредались по комнатам и все были у меня на виду. Все они шарили, что-то искали. Но больше меня возмутило то, что они лезли под плинтуса — какие вещественные доказательства по делам о постах в соцсетях там можно было найти? Я старался не унывать в тот день, шутил. Их сила в наручниках, моя — в интеллекте.

— Какая ситуация с вашими уголовными делами сейчас?

— 31 января мне вручили обвинительное заключение. У меня теперь всего пять дел. У силовиков ведь сразу вырастит раскрываемость. Сейчас я жду, когда меня вызовут в суд. Как объяснил адвокат, мне грозит не более 450 тысяч штрафа или не более 4,5 лет лишения свободы. Я понимаю, что если бы меня хотели лишить свободы, я уже был бы ее лишен. Но трое суток я уже там отсидел.

— Что конкретно вам вменяют?

— Я воздержался от комментариев по материалам уголовного дела в отношении меня. Мне вменяют посты в соцсетях, которые публиковались в разные даты после 22 июня 2022 года. Можно добавить, что эпизодов могло быть больше. В законную силу два решения в отношении меня по административным делам за "дискредитацию" армии вступили в силу только накануне этой даты. Согласно материалам уголовного дела, есть три поста с антивоенной тематикой, а именно фотографии граффити с надписями "Нет войне", "*** войне", "Не стреляйте". Это были фотографии граффити в разных местах — якобы я их разместил и неизвестно, где добыл. И это три разных эпизода, согласно материалам дела.

Ещё два эпизода имеют отношение к дате 2 октября 2022 года, когда в том числе дочь журналистки Ирины Славиной, совершившая самосожжение, Маргарита Мурахтаева вышла с антивоенным плакатом. Соответственно, у следствия есть видеозапись, где я это все фотографировал. Следствие также уверяет, что я и опубликовал ее фото с антивоенным плакатом, добавив к посту подпись… В этой подписи вспоминается записка Славиной, что она просит винить в своей смерти Российскую Федерацию и далее — якобы по моим словам — эта самая Российская Федерация за последние годы показала, что может быть причиной смерти безоружных людей. Дальше, согласно пятому эпизоду — утром 3 октября было опубликовано сообщение об антивоенном одиночном пикете активиста Артема Шитова. У него был простой плакат: "Нет войне. Нет мобилизации". Соответственно, следствие считает, что этими постами я дискредитировал намерения Вооруженных сил РФ в отношении Украины.

— Как думаете, вам могут дать реальный срок?

— Я бы условное дал на их месте, чтобы держать меня на крючке.

— Вы думали об эмиграции?

— Думаю об этом. Наверное, психологически к этому не готов. Не понимаю, какая там будет работа для историка в 51 год. С другой стороны — ничего не держит. Я бывал в Израиле — там очень жарко, в сентябре — под сорок градусов. Я не хочу там жить. Мне бездельничать никто там не даст. Там нужно работать.

— Нижний Новгород вам нравится?

— Не очень. Это Родина. Это как в вопросе: "Вам нравится воздух, которым вы дышите?" Иногда он бывает вонючий, иногда посвежее… Когда возвращаешься в Нижний, он неприятно удивляет грязью. Есть города почище — и даже в России, не сравнивая с заграницей. По России я ездил не часто, но ездил по работе как историк. Был в Пскове, в Новгороде, который, кстати, очень чистый город. Он даже не совсем Россия — он нечто другое. Псков вот грязный.

Когда я работал в первой гимназии, к нам приходили немцы (это была программа по обмену опытом). Ведь сейчас все это накрылось медным тазом… А как все было интересно! Дети из-за границы приезжают сюда, живут здесь у сверстников. Немцы к нам, а наши — к немцам. Надолго причем — жили по несколько месяцев. Когда к нам приходили немцы, их можно было узнать по внешнему виду: они вели себя более раскованно, более свободно. А я сам такой же. Смотришь на наших — у них проблемы на лице, а немцы спокойные: дверь ногой не открывают, но спокойно везде ходят, смотрят с интересом.

Когда был Чемпионат мира по футболу в 2018 году, к нам приехали шведы. Мы охренели от того, какие они. Они ходили у нас так свободно и легко, как будто прогуливались по своим родным и знакомым местам — с интересом, уверенно. И все это без какой-либо наглости. Танцевали у нас на улице — и всем нравилось, нижегородцы с удовольствием с ними фотографировались. Если бы у нас такого общения было больше, мы бы менялись к лучшему. Помню тогда Дмитрий Калиничев вышел с пикетом к нашему кремлю, решив, что туда приедет представитель шведского правительства. Я ему кричу: "Дима, уходим скорей!" Полиция тогда все оцепила. Но к шведам было не пробраться. Дмитрия не забрали — просто записали данные и потом непонятно что "впаяли". А у него был одиночный пикет. Вообще бред. Как можно проводить Чемпионат мира в стране, где есть политзаключенные?

"Смысл ведь всегда один — не молчать"

— Как действуют силовики в Нижегородской области?

— Чтобы сравнивать, мне нужно знать, как в других регионах… Но точно могу сказать одно: с 23 февраля 2022 года нам вообще не давали стоять в пикетах — нас забирали уже накануне. Но 23 февраля они, видимо, не знали, что с нами со всеми делать — поэтому было распоряжение забирать всех. А дальше уже тем более… Забирали по любому поводу. Так, забрали, например, молодую девушку с чистым листом бумаги. В назначенные дни движение "Весна" вроде призывало выходить на центральные площади своих городов. Я в назначенное время тоже приехал с фотоаппаратом — меня сразу забрали в автобус. Правда, мое лицо всем ментам знакомо, что жаловаться. Целый автобус ведь был людей, но все равно отпустили. Статьи [о "дискредитации" армии] тогда ещё не было. Да, и какая статья — я ведь просто был с фотоаппаратом и не собирался ничего делать, протестовать. Кому это объяснишь, если есть указание сверху? Никому не интересно, что ты просто пришел фотографировать. Один фотоаппарат мне уже так разбили.

— Как это случилось?

— Один фотоаппарат мне разбили 27 февраля 2022 года — в годовщину смерти Немцова. Я тогда просидел в отделе полиции две ночи, на меня составили протокол по статье 20.2 КоАП РФ ("Нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования"). Дело привычное — не в первый раз. Не верим, сказали мне, что ты был просто фотографом. Я тогда просидел вместе с нашим активистом Андреем Сорочкиным, которого потом привлекли по уголовной статье 280.3 УК РФ ("Публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации").

— Нижегородцы активны в плане проявления гражданской позиции?

— Одна из моих бывших подруг — сибирячка. Она как-то приехала к нам и заявила, что нижегородцы, мол, такие "тухлые и бестолковые, ничего с ними не сделаешь". Я в ответ аргументировал, что у вас, сибиряков, крепостного права не было; в Сибири хотя бы ментально народ другой. Но на антивоенное шествие нижегородцы вышли очень организованно — даже неожиданно.

— Сколько людей тогда вышло?

— Некоторые считают, что около тысячи. Я думаю, было человек 600, если судить объективно. И это без всякой организации. Я там был как фотограф, ничего не высказывал. Ходил, смотрел, снимал… Один мой знакомый видеооператор говорил мне: "Если ты снимаешь — снимай и не протестуй, в акции ты не участвуешь, а если выражаешь протест — только протестуй". Я этот завет помню — на своей шкуре все испытал — поэтому стараюсь придерживаться. Силовики вот только не придерживаются… Честно говоря, и с моей стороны был косяк — я выходил за рамки. Но на антивоенном шествии не выходил.

— Вы помните 24 февраля 2022 года, когда узнали о начале войны?

— Я узнал об этом из соцсетей. Было неожиданно. Кто-то мне написал тогда: "Илья, а что мы теперь будем делать?" Я тогда про себя думал примерно такое: "Ах, он все-таки это сделал. Напал на Украину… Ну, что тут скажешь. Охренеть. Идиот… сам себе могилу копает". Я его [Путина] с года 2010-го презирал. Говорил, что он абсолютно бессильный во внешней политике. В 2014 году мы все выходили на улицу против войны — я думаю, мы в какой-то степени способствовали тому, что масштабная война не началась еще тогда. Помню, как участвовал в антивоенном марше в Москве. Немцов тогда ещё был жив… И все было по-другому. В 2014 году мы в согласованные пикеты выходили. Нам их разрешали. Хотя и ругались, и мордобой был. Тогда было все болезненно, но мы выходили. Смысл ведь всегда один — не молчать. Когда человек переполняется, всегда нужно высказаться.

"Сначала мы шли к директору, дальше — в суд, а потом — под арест"

— Когда вы попали в поле зрения силовиков? Это ведь случилось задолго до сегодняшних событий в Украине и ваших протестов на этот счёт?

— Я думаю, примерно с 2011 года. Много у меня было всего за это время… В 2018 году я отбывал три административных ареста по 20 суток. В первый раз сидел в 2012 году, когда принимались отвратительные поправки к административному кодексу по статье 20.2 КоАП РФ. Когда в Думе об этом голосовали, мы вышли в несогласованный пикет. После этого я отсидел 14 суток. А дальше все покатилось… Лицо им [полицейским] мое знакомо. Как видят рожу Мясковского, сразу напрягаются. В 2013 году у меня, как подозреваю, силовики перерезали в подъезде интернет. Они там хулиганили серьезно. Тогда более серьезные вещи происходили и у других активистов: кому-то окна цементом замазывали, кому-то стёкла кирпичом били.

— До 2014 года вы работали учителем истории. Вы сами уволились или вас попросили?

— Я сам уволился. Это была моя принципиальная позиция. Хотя Центр "Э" пустил слух, что меня уволили со скандалом. Я ушел сам, по собственному желанию, выпустив свой класс в 2014 году. У меня было классное руководство. Это были прекрасные дети... Хотя, знаете, проблемы в школе были — полиция забирала меня прямо с уроков. Сначала мы шли к директору, дальше — в суд, а потом — под арест. Арест был формально за неуплату штрафа.

— Как руководство школы реагировало на ваши приводы в полицию?

— У директора был такой вид, будто его изнасиловали. Он мужчина. Конечно, он не знал, что делать, когда меня забирали прямо с уроков. Это значит, что опять какие-то замены, нужно искать другого преподавателя. Директору все это не нравилось. Игорь Николаевич Жигунов — единственный директор в Нижнем Новгороде, которого во время перестройки на руководящую должность избрали сами ученики и учителя. Но как и все директора, он очень боится начальства. При этом он такой большой и здоровой мужчина. Думаю, он уйдёт на пенсию, когда выпустит своих детей. Мне он всегда говорил: "Что ты делаешь за стенами школы, меня не касается, но чтобы в школе этого не было". И я с этим согласен.

— Почему в школе не должно быть политической пропаганды?

— Я понимаю, что в школе я — учитель. Не надо вносить в школу политику, не все дети могут разделять твои взгляды… Я всегда был против этого. Хотя так я думал до 2004 года, пока мои только выпустившиеся дети пошли и проголосовали за Путина. Расстроился я тогда… Только сейчас они не проголосуют — они не глупые. Сейчас они думают, как бы их не мобилизовали; сейчас мои дети как пушечное мясо. Поэтому после 2004 года на уроках я свое политическое мнение стал корректно, но высказывать. Потому что Путин не стесняется лезть в школу со своей агитацией. А мне что стесняться?

Кстати, Центр "Э" в бытность моей работы в школе создавал левые аккаунты в соцсетях, а наши судьи — такие доверчивые: считают, что во "ВКонтакте" нельзя сделать левый аккаунт и назвать его "Илья Мясковский", от имени которого можно посылать приглашения на митинги. Мне потом пришлось объясняться, что это не я посылал школьникам приглашения на пикеты. Мои дети, которые подписаны на меня, видели, что это другой аккаунт. Потом мне пришлось завести два аккаунта: один политический, а другой — учительский, чтобы не мешать кислое с пресным. Это было еще в 2013 году.

— Вы не жалели, что ушли из школы?

— Я ни о чем не жалею. Понимаете, в политике было интереснее, чем в школе. Когда я начал заниматься всеми этими общественными делами, меня приняли с распростертыми объятиями. Я реализовался в общественной деятельности на 90%, а зарабатывал репетиторством после школы.

— У вас сейчас много учеников?

— Мало — вообще практически никого нет. На рынке репетиторских услуг всё испортилось, всё стало сложнее. А запретом пользоваться интернетом меня, по сути, отрезали от работы. Многие хотят заниматься дистанционно, никто не хочет приезжать. Все так расслабились с этим коронавирусом. С одной стороны, хорошо, что дистанционно — экономишь деньги на проезд и время, но живое общение все равно ничем не заменить. Репетиторство, по сути, мне сейчас нужно, чтобы не умереть с голоду. У меня сейчас один ученик и одна ученица. И ещё наши экскурсоводы решили меня выручить: берут у меня занятия по истории. Ведь у экскурсоводов, как правило, нет исторического образования, они по большей степени болтуны, филологи, ещё бог знает кто.

— Нужны ли "уроки патриотизма" в школе, на ваш взгляд?

— Нужны. Но смотря что мы под этим понимаем. Уроки патриотизма — это история, но если педагог хоть что-то понимает в своем предмете. Патриотизм закладывается также на уроках литературы. Это два предмета, которые подразумевают уроки патриотизма. Причем нет смысла кричать про любовь к родине. Вспомните Лермонтова: "Люблю Отчизну я, но странною любовью". На мой взгляд, нам бы всем стоит под Лермонтовым расписаться. Сейчас это становится все более актуально.

Зачем специально учить патриотизму? Даже на уроках о Великой Отечественной войне это все воспитывается. Что такое патриотизм? Отвлеченная любовь к отвлеченной родине — это неправильно. Не надо любить родину вообще. Любить нужно людей, с которыми ты живёшь, сообщество, с которым соприкасаешься. Даже не любить, а быть ему полезным. Делать что-то для него и получать взамен. Вот и весь патриотизм. Родина — это, прежде всего, люди, с которыми мы должны взаимодействовать с пользой друг для друга. В этом и есть весь патриотизм. Зачем придумывать отвлеченные идеи? Это нужно, чтобы посылать человека на смерть.

"Нам страшно, потому что мы одни"

— Вы считаете себя патриотом?

— Да! И обязательно в суде буду это доказывать — я патриот и без кавычек. Для меня патриотизм, например, — не дать снести памятник культуры. Не нужно детей учить родине, нужно просто водить ребёнка за руку в музеи или идти по улице города, показывать, что вот здесь жил Горький, а тут жил… У нас в ссылке жил целый Сперанский, а у нас нет об этом ни доски, ни памятника. И большинство нижегородцев не в курсе. У нас нет памятника Никону и Аввакуму, которые здесь родились. Страшно представить, что творит путинская политика с культурой в национальных регионах.

— Что будет с Россией, если Путин победит?

— Киев не взяли за три дня, и он не победит.

— А если победит на будущих президентских выборах в 2024 году?

— Если он доживет, то победит. Мне кажется, сейчас уже будет новый вид преступления — баллотироваться против Путина.

— Вам страшно в России?

— Я вообще бы не хотел говорить о страхе. Когда людям страшно, даже если они говорят вслух, слово страх начинает ими овладевать. Я против этого. Если страшно, нужно это преодолевать. Страх транслировать не нужно. Мне страшно, но я не боюсь. Сейчас нельзя быть одному. Нужно быть с кем-то. Это важно в сегодняшних реалиях. Нам нужны друзья, единомышленники, связь с кем-то. Нам страшно, потому что мы одни.

— Не считаете ли вы, что в России идёт такая политика разъединения людей?

— Конечно. В 2011 году стало ясно, что политика разъединения людей четко прослеживается. Вселение в людей страха, например. Сначала было просто внушение, что политика — это грязное дело, во всех сериалах об этом говорили. Внушали такое — занимайся своей семьей, никуда не лезь. Это целенаправленно. Разъединять, ставить вертикаль власти…

— Какое будущее у России вы видите через пять лет?

— Вы хотите, чтобы я сел по уголовной статье? (смеётся). Послушайте, я не знаю, что будет через пять лет. Но очевидно, что после падения режима — независимо от нашего желания, хотим мы этого или не хотим — Россия уже не будет прежней. Я очень надеюсь, что территории, на которых преобладает русское население, останутся — и это будет называться Россия.

В принципе, как историку мне известно, что 90% территории нашего государства завоеваны силой. Я считаю, что России колонии не нужны. Колонии — это сохранение авторитарного режима, это собрано насилием. Я не желаю ни в коем случае, чтобы все развалилось. У меня была одна ученица, очень забавная, двоечница такая. И когда я объяснял детям про распад Советского Союза, она у меня спросила: "Илья Хаймович, распад Советского Союза — это хорошо или плохо?" Это был 2007 год, когда можно было еще говорить все, что хочешь. И я ответил: "Юля, когда зима наступает, это хорошо или плохо?" И она ответила просто потрясающе: "Если у тебя есть варежки, то ничего страшного". Я к чему это говорю — нужно варежки заготавливать. Мы должны немного представлять, что с нами будет.

— В вашем окружении много тех, кто поддерживает войну?

— Это невозможно, чтобы они были в моем окружении. У меня вообще нет окружения. Я обычно общаюсь со своими учениками и родственниками. Это мне очень помогло во время коронавируса. С людьми, которые поддерживают "спецоперацию", я общаться не буду. Я знаю таких людей. Моя мама всегда меня поддерживала и всегда придерживалась примерно таких же взглядов, как и я. Сейчас иногда подхожу к ее портрету и говорю: "Мам, ты знаешь, у нас тут русско-украинская война". Как же я рад, что она до этого не дожила… Ведь у нас корни из Украины. Мамы не стало 7 июня 2021 года. Она была радиофизиком.

Я помню, как менялись взгляды отца под влиянием телевизора. Отец был историком и привил мне любовь к этой науке. В 1991 году у него были одни взгляды, а в 2001 году — уже другие. Патриотическая пропаганда давала о себе знать. Слышал иногда от него, что татары совсем обнаглели… Переубеждать, как я понял тогда, было уже бесполезно. А отец — умнейший человек. Представляете, что может пропаганда…

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.