Мобилизация провалилась: градостроительный протест в Казани достиг своего дна

Градостроительный протест в Казани после 24 февраля переживает не лучшие времена. В 2022 году в столице Татарстана вновь активизировались инвесторы с масштабными проектами, реализация которых предполагает существенное перекраивание городских ландшафтов. Горожане оказались явно неспособны противостоять большинству этих планов.

ВСЕ УМЫЛИ РУКИ

Самым болезненным и показательным выглядит поражение экоактивистов и местных жителей в Гавриловской роще. Борьба за этот участок пойменного леса тянется в Казани с осени 2016 года. Тогда был уничтожен кусок рощи, отрезанный от основной части лесного массива. Уничтожен, как оказалось, совершенно напрасно. Асфальтированная стоянка, появившаяся на месте срубленных деревьев, никому не пригодилась и до сих пор стоит пустой.

В 2017 году выяснилось, что часть рощи передана под застройку компании "ЮИТ-Казань". Позже оказалось, что ещё несколько участков в глубине рощи выделены девелоперам. Тогда экоактивистам удалось мобилизовать местных жителей, и в целом последние несколько лет казалось, что общественники ведут в счёте. Исполком города пошёл на существенные уступки: двух инвесторов, которым предоставили земельные участки в роще, попросили "на выход", предложив в качестве компенсации землю в других местах; на территории самой рощи — не всей, но большей части — создали ООПТ (особо охраняемую природную территорию).

Всё это стало возможным благодаря кампаниям активистов: количество подписей в защиту рощи исчислялось десятками тысяч в интернете и тысячами — офлайн; по роще проводились экскурсии; на чистом энтузиазме, без поддержки властей, устраивались субботники и всевозможные акции за сохранение лесопарка; казанцы присоединились к масштабному исследованию российского Гринпис — и, произведя замеры, выяснили, что в Гавриловской роще самый чистый воздух в городе.

Однако в 2021 году стало известно о новой угрозе: власти Казани и Татарстана решили, что берег Казанки севернее Гавриловской рощи — самое подходящее место для строительства новой детской больницы. Вкупе с жилым комплексом "ЮИТ Казань" получалось, что два крупных объекта берут рощу в клещи, максимально увеличивая антропогенную нагрузку на пойменный лес. Уже тогда было очевидно, что волна энтузиазма местных жителей сходит на нет. Обсудить новую угрозу на сход в Гавриловской роще вышли от силы полтора десятка человек.

Но ещё плачевнее выглядела картина в 2022 году.

В начале лета в ООПТ были начаты работы по прокладке кабеля к будущей стройплощадке. Техника, роющая траншею, заехала прямо внутрь особо охраняемой природной территории. Воспрепятствовать работам попытались ровно три местных жителя. Они вызвали полицию с прокуратурой, но те впоследствии умыли руки, заявив, что заказчика работ установить так и не удалось.

Осенью 2022 года, когда девелопер приступил к масштабной вырубке, не нашлось не только тех, кто готов был воспрепятствовать этому, но даже просто людей, которые зафиксировали бы уничтожение деревьев на камеру.

Что произошло с экологическим протестом?

"ЕСЛИ Я ПОЙДУ, ТО РАССТРОЮСЬ ОЧЕНЬ"

Местная жительница Юлия Булавко, на протяжении нескольких лет активно боровшаяся с застройкой рощи, ещё летом заявила корреспонденту "Idel.Реалии", что местные жители "все вымотались уже просто за годы". Сама Булавко вышла на работу — из-за чего у неё, по её словам, уже не стало хватать времени и сил на Гавриловскую рощу. Провалились при этом и планы продолжить борьбу за рощу в судах. По словам Булавко, юрист, к которому обратились местные жители, поставил условие: доверенности на него оформляют не менее 150 человек, при этом на сами судебные заседания всё время приходят минимум несколько человек. Всё застопорилось ещё на этапе оформления доверенностей. За год, по признанию Юлии, удалось собрать не больше десяти.

А в декабре Булавко сообщила нашему изданию, что выходит из игры. Основных причин две. Новая работа (Юлия устроилась педагогом и теперь опасается административного прессинга) и мобилизация, которую, как предполагает активистка, могут использовать в качестве элемента давления на её семью.

— Я опасаюсь, что, во-первых, у меня мужа в армию заберут, я знаю, такие случаи есть в России, когда кто-то где-то активничал, начинают их… призывом. А, во-вторых, я боюсь, что работодатель попросит меня уволиться — и всё, — предполагает Булавко. — Я не очень давно начала работать, мне хочется в этом направлении продолжать, не хочется терять работу…

Активистка говорит, что до сих пор даже не ходила смотреть на последствия вырубки:

— Я знаю, если пойду, то расстроюсь очень.

Ещё один защитник Гавриловской рощи — Рафаэль Шакиров выбыл из игры из-за прогрессирующей болезни. В июне 2022 года Рафаэля признали инвалидом I группы. С осени прошлого года мужчина, у которого диагностирована мышечная дистрофия, уже не может передвигаться без коляски. С началом войны из аптек исчезло лекарство, которое ему рекомендовали врачи, и даже поиск банальных редукторов для кислородных баллонов превратился в настоящее испытание.

Тем не менее ещё летом Шакиров пытался бороться за рощу. Запросы по поводу вырытой траншеи защитники Гавриловской рощи рассылали в государственные и муниципальные органы от его имени. Возможно, это обстоятельство и стало причиной спам-атаки, которая обрушилась на его номер вскоре после начатой переписки с чиновниками.

2022 год Рафаэль провожает в больнице, где, по его словам, он лежит уже третью неделю. Шакиров говорит, что врачи не дают никаких прогнозов, а с лекарственным обеспечением дело обстоит "как всегда" (то есть плохо, судя по общему контексту).

Юлия Булавко и Рафаэль Шакиров на акции в защиту Гавриловской рощи, декабрь 2019 года

"СЕЙЧАС-ТО ВЕДЬ ОМОН ВВЕДУТ — ВСЕ ЭТО ПОНИМАЮТ"

Журналист и урбанист Юлия Файзрахманова, сыгравшая в защите рощи на Гаврилова одну из самых заметных ролей, покинула Россию вскоре после начатой Владимиром Путиным войны в Украине.

— Я с грустью оцениваю всё, что происходит в Казани сейчас — и в плане экологии, и в плане экозащитных настроений, — комментирует ситуацию Файзрахманова. — В случае с застройщиками приходится опять констатировать, что кому война, а кому мать родна. В условиях полувоенного положения задавлены будут любые активности. Даже если они в политическом плане безобидные, связаны с чисто локальным брендом, а не с большими путинскими проектами. Всё равно задавят. Просто чтобы неповадно было. Всё, что морозилось последние несколько лет, начинает активно вылезать. Понятно, что эти проекты были придуманы не сейчас, они много лет будоражили умы охочих до денег людей — а сейчас у них появились возможности для самореализации.

— Вы думаете, оживление Рустама Минниханова и приближенных к нему структур связано с тем, что просто ослаб контроль — и общественный, и со стороны Москвы? И подобные проекты стало легче протолкнуть?

— Под защитой-то щитов ОМОНа-то? А чего нет? Это у нас в Займище ОМОН не ввели (Юлия имеет в виду события 2012-2015 гг., когда татарстанским общественникам удалось остановить масштабную засыпку волжских заливов под Казанью, начатую структурами приближенного к Рустаму Минниханова олигарха Равиля Зиганшина; на одном из этапов противостояния дачники и местные жители даже блокировали на своих лодках и катерах работающие земснаряды — "Idel.Реалии"). А сейчас-то ведь введут. Сейчас это все понимают. Причем понимают это и нувориши, которые вытащили сейчас все свои плохие и сомнительные проекты с яркими картинками, понимают это и жители.

— Да, но при этом вырисовывается парадокс: ОМОНа россияне — и казанцы тут не исключение, а правило — боятся куда больше, чем гибели в Украине…

— Почему-то у нас большой разрыв образовался. Защита Родины и защита своей малой родины шли рука об руку ещё с Великой Отечественной. С берёзок и речи у дома, с песен об этом, с товарищей, живущих в соседнем дворе… А сейчас произошёл такой вот разрыв: люди готовы, сидя на диванах, посылать чужих детей "защищать родину" где-то там, в чужой стране. А поднять собственный вес и переместить его для защиты, собственно, берёзки во дворе при этом не могут.

И то же самое — молодые парни. Они почему-то не боятся ехать по призыву, брать в руки оружие, убивать, возможно — а, возможно, и умирать — за какие-то чужие или не совсем соизмеримые по масштабу с обычной человеческой жизнью цели и непонятные капиталы. Но при этом взять в руки болгарку и, рискнув пятью годами свободы, спилить забор "ЮИТа" — не убив никого, пережив прекрасно эту войну, с трехразовым питанием и по такой статье, по которой вообще не позорно — почему-то смелых вот здесь нет. И за понятные цели. И за понятную свою малую родину, где ты родился и вырос. И за свою речку, и за свою рощицу, где ты родился, гулял. Почему-то понятийный аппарат очень сильно разорван сейчас у людей, как я вижу.

— А почему так? Почему, на ваш взгляд, боятся именно выйти под бульдозер, а умереть — нет?

— А я не знаю. Я этой логики не понимаю. По моей логике, если можно выйти за понятную и дорогую тебе природу, место своё — вполне возможно защитить его, если вас будет много. А если не защитить, то оттянуть [финал], если вас будет средне. А если ты будешь один, то сделать всё, что ты мог, быть в ладу со своей совестью и точно не умереть на войне — по-моему, тоже вполне хороший выбор в данной ситуации.

— Может, это такая фрустрация, сублимация идёт? Люди боялись многие годы, даже десятилетия выступать против власти. Но вот эта вот задавленная глубоко внутри агрессия всё равно копится — и она сейчас прорывается в том, что люди готовы ехать убивать в Украину за какие-то непонятные им идеалы. А на начальство при этом возникать нельзя — этот урок хорошо усвоен.

— Я очень жалею, что я не могу вернуться и встать на пути бульдозера. В одиночку или с горсткой активистов. Но я прекрасно понимаю, что если бы я это сделала, я бы подставила единицы оставшихся смелых людей. Потому что они бы пошли. И потом бы по ним проехалась репрессивная машина. И зачем? А город, а горожане? Они вообще-то должны принимать решения, потому что это их функция, если мы берём историю городов, историю складывания демократических сообществ, принятия городских решений. Собственно, люди сами выбрали себе такое будущее: они хотят жить в бетонных джунглях — они будут жить в бетонных джунглях.

В одном из учебников урбанистики была фраза: чтобы люди начали вскрывать асфальт и сажать деревья, детьми они должны увидеть, как их любимую полянку закатывают под парковку их родители. Возможно, что дети, выросшие потом, будут вскрывать и разбирать то, что наделали или позволили наделать их родители.

— То есть в лучшем случае мы накидываем сюда еще лет двадцать?

— Тридцать-сорок лет даже. Тридцать-сорок лет пройдёт прежде, чем в Казани начнёт что-то меняться всерьёз.

"ПЕРЕКЛЮЧИЛИСЬ НА ВОПРОСЫ ВЫЖИВАНИЯ"

Cоциолог Искандер Ясавеев считает, что на спад протестной активности горожан влияет клубок причин. И моральная усталость в их числе играет далеко не последнюю роль.

— Очевидно, конечно, эмоциональное выгорание активистов. Их можно понять и отдать им должное — очень небольшая группа людей сделала многое за эти годы. Если бы не их действия, возможно, ситуация сейчас была бы значительно хуже, — считает Ясавеев.

Но отпечаток наложило и вторжение России в Украину с последующим закручиванием гаек. Социолог отмечает, что спад активности казанцев (даже не по политическим, а по сугубо градостроительным вопросам) коррелирует со спадом активности, фиксируемым в целом по стране.

— Не менее значимым фактором, на мой взгляд, является трагедия, которая началась 24 февраля. Военные действия и их последствия вытеснили очень многие вопросы из личных повесток дня граждан, особенно после начала мобилизации. Кроме того, уехала часть активистов, другие переключились буквально на вопросы выживания, не только своего. Протестовать против действий власти стало еще труднее, в том числе психологически — для обычных граждан. Обратите внимание на заметное снижение готовности граждан России участвовать в протестах с экономическими или политическими требованиями в 2022 году по данным "Левада-центра", — приводит пример Искандер Ясавеев (в исследовании, опубликованном "Левада-центром" 20 декабря, говорится об общественном самочувствии и протестных настроениях россиян в ноябре 2022 года; социологи зафиксировали, что с началом войны в Украине потенциал протеста как с политическими, так и с экономическими требованиями в России значительно снизился — "Idel.Реалии"). — Думаю, это имеет прямое отношение и к реакции жителей на вырубку гавриловской рощи в Казани.

Тем не менее важным, по мнению Ясавеева, "является сохранение каналов коммуникации неравнодушных граждан, их опыта взаимодействия и взаимоподдержки".

— Это очень пригодится в будущем, уже в послевоенное, восстановительное для гражданского общества время, — резюмирует социолог.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.