"Здесь детей научат жить" — папа особенного ребёнка строит в Казани уникальный детсад

Илья Школьников

34-летний казанец Илья Школьников заканчивает строительство детского сада для особенных детей. Решение самостоятельно построить и открыть такой детсад в Казани родилось не от хорошей жизни: Илья — папа особенного ребёнка — сам столкнулся с тем, что детей с ДЦП и задержками психомоторного развития не готовят к самостоятельной жизни, а вот на Западе, как выяснилось, это направление развивается уже на протяжении многих десятилетий.

Your browser doesn’t support HTML5

Папа особенного ребёнка строит в Казани уникальный детсад

Строго говоря, Школьников не возводит здание с нуля: помещение в огромном пристрое к многоэтажке, арендаторы в котором менялись один за другим, Илье в безвозмездное пользование выделила мэрия Казани. Однако затраты оказались вполне сопоставимы со строительными: площади требовали уже даже не ремонта — реконструкции, а общая смета вложений Школьникова в здание должна перевалить за 10 миллионов рублей. Илье требуется ещё больше миллиона, чтобы закончить работы — после чего в садик можно будет набрать первых воспитанников.

Сразу обусловлюсь, что мы в интервью называем проект Школьникова детсадом в чисто обывательском смысле. Де-юре это — "центр дневного пребывания". Подобным образом дело обстоит и с многими другими частными дошкольными учреждениями в России: получение лицензии требует совершенно других вложений. При ограниченных бюджетах и на небольших площадях условия, необходимые для этого, зачастую невыполнимы.

Мы с Ильёй встречаемся внутри будущего детсада "Всё сам", где продолжаются отделочные работы — отделка помещений уже близка к чистовой.

— Илья, расскажите подробнее, с чего начался этот ваш проект.

— Это продолжение того, чем мы с женой начали заниматься. У нас есть свой маленький развивающий центр для детей с задержкой развития. Ну, и, собственно, такой садик нужен моему сыну. Потому и начали заниматься. Просто из того, что представлено здесь, в Казани — а мы родители особенного ребёнка — в плане реабилитации детей с задержкой психомоторного развития нам ничего не подходило. Всё заканчивалось истериками ребёнка, плачем, и результаты всего этого… Ну, вот, их под микроскопом рассматривать нужно было, чтобы увидеть какой-то результат. Они, конечно, были, но ничтожные.

Соответственно, мы попытались что-то сами сделать. Первое — это пригласить иностранных специалистов с доказанной эффективностью. Но опять же — чтобы найти этих специалистов, пришлось перелопатить гигатонны информации в интернете, на специализированных форумах, в чатах.

Год мы потратили на то, чтобы привезти первого специалиста. Все прошло замечательно — и в апреле 2019 года заработал наш маленький реабцентр.

Мы там провели три курса кондуктивной педагогики (процесс обучения детей и взрослых, имеющих нарушения работы Центральной нервной системы, восстановление двигательных, речевых и психических функций — "Idel.Реалии") приезжала доктор Ида Игра, кондуктолог из Тель-Авива. Провела три замечательных курса — и так родилась идея открыть кондуктивный детсад. Потому что, судя по тому, что я перерыл в интернете, в России нет ни одного такого.

— Сразу уточню терминологию. Вы говорите "кондуктолог", "кондуктивная педагогика"… Что это?

— Проще будет объяснить, наверное, на примере. Реабилитолог призван для того, чтобы расширить возможности ребёнка. Увеличить амплитуду движений руки, снять спастику… Короче, он учит ребёнка двигать ножками и ручками. А кондуктолог учит ребёнка ими пользоваться. Реабилитолог не научит ребёнка чистить зубки, ходить в туалет… А кондуктолог будет учить именно этому. Он будет учить самостоятельности. Он будет учить жить ребёнка. Собственно, вот именно в этом учреждении детей будут учить жить. Им будут давать мотивацию развиваться — и они будут развиваться.

Кондуктивная педагогика — абсолютно не новая вещь. Она существует больше 70 лет. На протяжении последних 50 лет она просто пользуется спросом во всём мире. Этих учреждений — по несколько в каждом районе и в Европе, и в США, и в Саудовской Аравии, и в Израиле… По всему миру она, собственно, применяется...

И, что немаловажно, здесь дети не будут чувствовать себя пациентами. Здесь они — обыкновенные дети. Потому что все эти занятия, упражнения, все довольно сложные манипуляции с детьми — они все здесь будут "вкручены" в обычное детсадовское детство. Ребёнок остаётся ребёнком. Мы возвращаем им детство. Потому что сейчас мы берём их детство в долг, грубо говоря. Потому что они-то понять не могут, почему к Васечке приходят на день рождения друзья — а у меня почему друзей нет?

Да, он в коляске, да, он не выглядит так, как мы привыкли, чтобы выглядели дети — но он-то этого не понимает!.. Но при всём при этом он очень хорошо соображает. И он анализирует. Он всё понимает! Ответить не может, но понимает всё!

— У вашего сына диагноз — ДЦП?

— Нет. Диагноз ДЦП, поставленный изначально, не подтвердился. Многим изданиям, конечно, проще написать ДЦП…

— Вот я видел как раз, что во многих публикациях пишут так...

— Но это не так. Я по первости поправлял, а сейчас уже — "Ну, ладно, бог с вами..."

— А что за диагноз, можете сказать?

— Задержка психомоторного развития. Чтобы вы понимали, ДЦП — это повреждение головного мозга. У моего сына мозг в сохране, у него нарушена межполушарная нейронная связь. В результате чего это случилось, на самом деле уже и неважно. Важно, что делать сейчас. И ясно, что делать, чтобы она восстановилась. Сейчас у нас есть маленькое помещение на [улице] Бигичева, тоже муниципальное, которое нам предоставили по договору безвозмездного пользования. В этом помещении мы проводили все курсы до пандемии. Своих специалистов у нас там нет. Это те специалисты, которых мы приглашаем из-за рубежа в основном. 80 процентов были иностранцы. Сейчас это, конечно, специалисты из России.

— И помещение на Бигичева стало для вас слишком маленьким?

— Да. Оно ничтожно маленькое. Это трёшка, выведенная из жилфонда, там даже кухни нет.

— Сколько детей там проходило реабилитацию и обучалось социальным навыкам?

— В месяц там могло проходить по три курса разных специалистов. Один курс — от восьми до десяти детей. Вот, собственно, и считайте.

— А здесь вы планируете расшириться?

— Здесь будет несколько другое направление. Здесь дети будут полноценно приходить на весь день (там они приходили только на занятие). Скорее всего, мы не сможем сразу сделать садик полного дня. Не все дети готовы сразу же сменить обстановку, но мы будем вести к тому, что это будет восьмичасовой садик полного дня, кондуктивный. И здесь мы будем постоянно обучать своих педагогов.

Папа особенного ребёнка строит в Казани детсад для детей с ДЦП и задержками развития

— Это помещение вам тоже предоставили в безвозмездное пользование?

— Да, да, да. Я написал просто письмо в мэрию с просьбой дать помещение. Встретился со мной Рустем Гильфанович Гафаров непосредственно (тогда он был ещё замруководителя, сейчас — руководитель исполкома Казани — "Idel.Реалии" ). Я попытался объяснить, что такое кондуктивная педагогика, у меня это получалось в тот момент очень неуклюже. Потому что я сам вот два месяца назад буквально с ней познакомился. Он ничего не понял с моих слов — и просто пришёл в наш маленький развивающий центр, посмотрел своими глазами, поговорил с родителями, посмотрел, как проходит групповое занятие… И мне сказали: "Вот тебе помещение. На, дружище, пробуй. Вперёд! Получится — будем думать, чтобы тебя расширять".

— И, соответственно, получилось?

— Это помещение было поднято буквально из руин… Когда мы сюда заезжали, никто не знал, какие здесь подводные камни. Пришлось в итоге даже не ремонтировать — реконструировать его. Отсюда уехало 128 кубометров строительного мусора, была отбита вся стяжка, это порядка 70 тонн строительного мусора.

Чтобы вы понимали, каждый следующий [арендатор], кто сюда заезжал, делал свою стяжку. Здесь было четыре слоя стяжки — и это всё пришлось отбивать, потому что после потопа, который случился за год до меня, вся стяжка была насквозь пропитана плесенью. Сами понимаете, плесень и дети — две несовместимые вещи абсолютно.

— Сейчас никакого запаха не чувствуется.

— А потому что была ободрана в том числе вся штукатурка, потом щётками затёрто, чтобы нигде не оставалось песка от старого цемента, всё это было обработано антигрибком полностью — и только после этого всё заново отштукатуривалось... Я тут недавно по документам подсчитал: четыре тонны смеси для штукатурки сюда ушло. Потому что стены все вот такие (показывает рукой зигзаг), местами слой штукатурки — семь сантиметров, его армировали, чтобы она, не дай бог, не отвалилась нигде.

— Вы хотите подготовить собственных специалистов. О каком количестве кондуктологов сейчас идёт речь?

— По нормам кондуктивной педагогики, на двоих детей — один педагог. Здесь поместятся максимум 24 ребёнка. Соответственно, 12 педагогов. Но мы берём с запасом на тот случай, что кто-то заболел, декрет, ещё что-то — в этом садике будут обучать 14 педагогов.

— Множество взрослых специалистов, уникальной специальности. Как собираетесь оплачивать их труд?

— Деньгами.

— Да, но я так понимаю, у вас карманы не бездонные. И вам ещё предстоит здесь ремонт заканчивать.

— Мы ищем средства. Я сейчас пытаюсь наладить такое… Стабильное общение со спонсорами. Поймите, очень тяжело приходить к спонсорам и просить у них десятки миллионов рублей, когда ты — никто, ничто и звать тебя никак.

Кто я? Я просто мальчик Илюша, который решил, что сможет привнести что-то новое и реально эффективное в систему реабилитации детей с ДЦП и другими задержками психомоторного развития.

У нас есть классные специалисты в России, они стараются и они пытаются действительно помочь. Они со всем сердцем, со всей душой подходят к этому. Но у нас слишком маленький выбор методик по реабилитации. Те же самые ЛФК и АФК. ЛФК — лечебная, АФК — адаптивная физкультура. Но то, что применяется сейчас к детям, подходит далеко не всем. Самый простой пример: у 40% детей с диагнозом ДЦП есть сопутствующее заболевание — эпилепсия. Это официальная статистика. Эпилепсия является противопоказанием к ЛФК и АФК. Что делать этим людям? Положить ребёнка и надеяться на чудо какое-то? Чудеса бывают. Но здесь мы понимаем, что это не так.

А у кондуктивной педагогики нет противопоказаний. Здесь не заставляют ребёнка что-то сделать, а побуждают его развиваться. Он развивается сам. За счёт определённых методик.

Это, конечно, не волшебство, не колдунство какое-то — это долгая и сложная работа. Но в итоге — в результате этой работы — мы ощутимо изменим и качество жизни ребёнка, и его дальнейшие перспективы. Потому что, если сейчас говорить о перспективах детей с такими заболеваниями, то… Ну, они туманны, будем смотреть правде в глаза. Очень туманные перспективки детей с ДЦП. Если они маленькие-то никому не нужны, кому нужен взрослый дэцэпэшник? Ну, что он сможет сделать? Понимаете, если мы даже научим ребёнка просто самостоятельно сидеть и работать руками, то этот ребёнок уже сможет освоить хотя бы какую-то профессию, которую можно на "компуктере" делать. А там этих профессий — вот (проводит ладонью черту над своей головой).

Он хотя бы сможет самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, стать более или менее полноценным членом общества, а не обузой общества, какими сейчас привыкли видеть людей с инвалидностью.

— Я так понимаю, Запад продвинулся в этом направлении далеко вперёд, а Россия опять плетётся в хвосте. На ваш взгляд, почему так происходит?

— Всё очень просто. Это, во-первых, дороговизна получения данного образования, потому что на каждого из своих специалистов я примерно потрачу за первые четыре года по десять миллионов рублей. И отсутствие возможности потом на этом зарабатывать. Потому что да, мы все понимаем, что тут надо по призванию работать, что нужно этим заниматься от души, но… Кушать хочется. Физически кушать хочется.

Именно поэтому я здесь буду, заключая контракты с людьми, прописывать, что не только они обязаны отработать своё обучение, но и какие условия труда я обязан предоставить им по этому контракту. И они будут связаны контрактом, и я. Потому что в моём случае текучка кадров — это сразу самоубийство. В моём случае самоубийство две вещи: текучка кадров и репутационные потери. Поэтому и над тем, и над другим я трясусь, как только могу.

— Но при этом вы серьёзно зависите от спонсоров…

— Увы, да. И поэтому я сейчас буду всеми силами стараться заключать со спонсорами договоры спонсорские на определённый период. Чтобы у меня было конкретное понимание, в какой период сколько средств получу, где придётся ещё допривлечь, где какие-то гранты… Ну, в любом случае я буду стараться все гранты собирать… Где краудфандинг мне потребуется, чтобы добрать средств… Чтобы у меня тут ничего не останавливалось, а только росло, росло, росло…

Соответственно, мы как автономная некоммерческая организация (АНО) имеем право вести коммерческую деятельность. Вырученные средства мы не можем тратить на выгоду для учредителей или же директоров, но на развитие — имеем право. Соответственно, мы будем обучать тех, кто желает, из других реабцентров, коммерческих… Мы будем обучать кондуктологов, соответственно, это будет платно. Я тонко подхожу к вопросу обучения педагогов, чтобы мои педагоги в будущем получили дипломы кондуктивных педагогов, сдав экзамены в Будапеште, в институте Земмельвайса (старейший медицинский вуз Венгрии "Idel.Реалии")

— Возвращаясь к вопросу российского отставания. Есть стереотип — и он в, общем-то, подтверждается рядом конкретных примеров — что на Западе считают каждый цент. Но получается, они на том, на чём нельзя толком заработать, всё равно ушли далеко вперёд.

— Просто мы привыкли мыслить сегодняшним днём, то есть капитальными затратами. Ну, вы понимаете, что это такое. А они мыслят эксплуатационными затратами. Можно не вкладывать ничего сейчас — и потом придётся вкладывать огромное количество денег, а можно сейчас вложить огромное количество денег (как в Израиле, например: Израиль вбухивает сейчас в этих детей огромное количество денег, зато потом эти дети также платят налоги, когда они умеют работать, сами зарабатывать на жизнь...) — и всё хорошо, всё возвращается…

Когда я веду переговоры со спонсорами, я здесь веду переговоры не с точки зрения морально-этической составляющей проекта, я её отбрасываю всегда. Это для меня имеет какое-то значение, для них — нет. Это с точки зрения пользы обществу необходимый проект. Потому что дальше продолжать развиваться в том направлении, в котором… Продолжать не развиваться, так скажем — просто нельзя, категорически!

— Бюрократические барьеры на вашем пути возникали? Насколько я знаю, чтобы открыть дошкольное учреждение, которое де-юре, а не де-факто имеет право называться детским садом, надо получить лицензию и соблюсти кучу условий, которые в большинстве случаев невыполнимы. Поэтому сейчас в той же Казани мы видим множество "дошкольных образовательных центров"...

— Все инстанции, в принципе, когда читают название, идут навстречу. Если есть какие-то неточности, просто говорят: переделайте вот это, это и вот это. Были проблемы лишь на стадии регистрации АНО, потому что они регистрируются не в налоговой, а в Минюсте, который очень кропотливо изучает все уставы. Там у нас ушло несколько месяцев, потому что денег не было, чтобы нанять профессионального юриста — все деньги уходили в сына, да и по сей день, собственно, так же. А потом мы всё же за деньги наняли специалиста — и то у неё ушло ещё полтора месяца, чтобы зарегистрировать нам организацию.

По поводу лицензии сразу скажу. "Кондуктивный детский садик" — это проект, а по документам мы — "центр дневного пребывания". Мы не сможем получить лицензию по одной простой причине — это помещение как образовательное учреждение не пройдёт по нормативам, в принципе, никак. Вот если со временем нам исполком предоставит помещение больше — на 120-150 мест — там мы будем детсадом уже по всем нормативам, со всеми лицензиями…

— Но пока, я так понимаю, вы ищете, где бы ещё взять средств на завершение ремонта в этом помещении…

— Да, да, к сожалению, приходится об этом думать. Это краудфандинг. В помещение уже вложено порядка девяти миллионов. Необходим ещё миллион — миллион двести. Чтобы вот прямо всё до мелочей закончить, со всей мебелью, что здесь будет… Я одинаково благодарен и за пожертвования в несколько сотен тысяч рублей, и за пожертвования в пятьдесят рублей. Это абсолютно одинаковые цифры в масштабах тех цифр, которые люди могут себе позволить. Я не могу не отметить благотворительный фонд "+7" из Иркутска. Кирилл Тимофеев, огромное тебе спасибо! Это самое крупное пожертвование — 3,6 млн руб. в общей сложности… На эти средства был сделан огромный рывок в этом помещении!

— Вы говорите, здесь смогут обучаться 24 ребёнка. А какая потребность в таких детсадах, например, в той же Казани?

— Полторы тысячи детей [с ДЦП и задержками психомоторного развития] в Казани.

— И, по сути, на весь город для них откроется одно-единственное специализированное учреждение…

— Пока что да.

— Что, совершенно нет никаких аналогов в Казани?

— В России! В России аналогов нет. Да, берут в какие-то учреждения детей с задержкой развития, в том числе с ДЦП. Но, во-первых, это просто уход и забота. А если мы говорим о муниципальных учреждениях, туда берут только тех детей, которые могут сами себя обслуживать — самостоятельно кушать и ходить в туалет. Соответственно, мы понимаем, что это примерно процентов двадцать того количества, которое, собственно, есть.

Вы много общаетесь с зарубежными специалистами. Как далеко они продвинулись в реабилитации и социализации особенных детей? Какие, может, совершенно неожиданные для таких диагнозов профессии освоили те, кто уже вырос?

— Успешная социализация — это пример ребёнка, о котором рассказывала Ида. Они работали с девочкой, которая была чуть ли не в вегетативном состоянии. Девять или десять лет у них ушло на то, чтобы ребёнок смог самостоятельно передвигаться в кресле с пультиком. Ребёнок, который просто лежал и ничего не делал, самостоятельно сидит и мобилен. Это уже неплохо.

А что касается реализации, вы можете даже на примерах в России посмотреть. Был такой резидент "Камеди клаб" Сергеич... Человек с явно выраженными признаками ДЦП — и речевыми в том числе — был резидентом "Камеди клаба"! И остаётся юмористом, ездит-шутит. И сам над собой шутит довольно смешно.

Вопрос в отношении. Как в Израиле относятся к инвалидам? Они не видят разницы между "нормотипичными" и инвалидами. Ну, ок, этот человек просто умеет меньше, чем я — но больше мы ничем с ним не отличаемся вообще. Вот так вот они подходят.

— Я так понимаю, у вас есть основная профессия. Вы её забросили?

— Вот это всё сейчас (широко разводит руки в стороны) — моё основное. Но зарабатывать на жизнь приходится, потому что это не кормит абсолютно. Это перестало жрать мои деньги, слава богу, потому что мне семью-то содержать надо. И не будем забывать, я — папа особенного ребёнка, это немного больше затрат, чем обычно… Ну, а зарабатываю я на жизнь тем, что пишу. Пишу всякие рекламные статьи, презентации, сценарии рекламных роликов.

— И как, этот труд в Казани достойно оплачивается?

— В Казани — нет. Поэтому я работаю в основном на московские рекламные агентства. Рекламные агентства выдают мои работы за свои — и поэтому довольно хорошо платят. Я не против.

— Если помечтать не о ближайших перспективах, во что, как вы думаете, должен вылиться ваш проект в будущем?

— Мы можем сделать Казань международной исследовательской базой. Если сейчас вложить все усилия в одно место, чтобы оно было экспертно подготовлено, тогда мы сможем это всё уже распространить — и будут как "Пятёрочка" на каждом углу эти детсады. Всем нуждающимся хватит. Просто надо чуть поднапрячься и стиснуть булки. Вот, собственно, что я и делаю.

Очень часто меня спрашивают: "Почему вы вообще не сломались?" Как вообще удаётся сохранять этот настрой? Я только сегодня понял ответ на этот вопрос. Телом я здесь. Не сплю ночами, работаю для того, чтобы себе денег заработать уже. А головой — я уже хожу по открывшемуся садику, всем говорю "Доброе утро" — и понимаю, что у нас денег достаточно, чтобы всё это развивать. Дети тут, занимаются, мы планируем какие-то новогодние мероприятия, какие-то семинары, форумы, симпозиумы, как дальше обучать… Вот это мотивация. Вот именно поэтому я, наверное, ещё до сих пор в строю.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram.