Астраханская область — не самый обычный регион по своей истории и этническому составу. Анализируя путевые заметки прошлых веков и современные свидетельства местных жителей, мы попробуем разобраться, из чего складывается особая наднациональная идентичность астраханцев, объединяющая казахов и русских, калмыков и татар, ногайцев и туркмен.
"Подъезжая к Астрахани по берегу Волги, вы живо чувствуете, что вы далеко от России. Кругом тянутся татарские деревни и торчат острые и узкие крыши или шпицы мечетей. Лесу нет, но почти около каждого домика пирамидальные тополи, ращению которых здешняя почва благоприятна. Редко попадется русская телега с русским мужиком, но всюду встречаются двухколесные тележки с калмыками, татарами, киргизами, грузинами, армянами, персиянами".
— Иван Аксаков, 1844
В странах Латинской Америки принято считать себя жертвами испанского или португальского империализма и носителями постколониальной травмы. Так делают не только люди, относящие себя к коренным народам и говорящие на кечуа или гуарани, но вообще все.
"Они нас колонизировали" — это можно услышать и от белого латиноамериканца, предки которого были теми самыми испанскими колонистами или даже итальянцами, евреями и хорватами, прибывшими в Южную Америку уже в XX веке. Дело здесь в том, что объектами колонизации в коллективной памяти выступают не конкретные этнические группы, а гражданские нации, сформировавшиеся как раз вокруг борьбы за независимость от европейских метрополий.
Перу, Чили, Никарагуа, Бразилия — это общества, которые считают себя метисскими. Можно иметь любой цвет кожи и набор этничностей среди предков, можно быть даже чистокровным японцем (такие встречаются, скажем, в Сан-Паулу), но если ты родился и вырос на этой земле и в этом обществе, ты метис по своей культуре, несущий в себе частички того сочетания коренных американцев, испанцев, португальцев и позднейших иммигрантов хоть из Германии, хоть из Ливана, которые вместе сформировали культурный фон твоей страны и ее гражданскую идентичность.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Деревня расскажет тебе о том, кто ты такой и откудаКак рассказывает эмигрировавший из Астрахани в Бразилию математик Дмитрий Коршунов, многие местные жители почти ничего не знают о странах, из которых прибыли их предки, и, соответственно, о собственной этничности. Так, один его знакомый польского происхождения думал, что польский язык очень похож на немецкий, хотя они относятся к разным группам индоевропейской семьи. По словам Коршунова, все они ощущают себя в первую очередь бразильцами, и это в значительной мере решает проблему расизма и ксенофобии — пусть они и присутствуют, но заметны гораздо меньше, чем в России.
— Расизма здесь меньше на уровне дискурса, никто не будет тебе говорить, что "черные нас всех перерожают и заместят". Если у кого-то и есть ксенофобные взгляды, он не будет выражать их публично или с малознакомыми людьми, это стыдно. Этничность в Бразилии даже не становится темой для смолл-тока, никто не будет в компании друзей говорить: "Ой, у меня бабушка немка, а у тебя прадед китаец, так интересно". Неинтересно — здесь и сейчас все бразильцы, а что было раньше не так важно, потому что по факту уже не определяет их современное поведение и культурный бэкграунд. Тут скорее вакцинацию и Болсонару будут обсуждать, чем расовый вопрос, — объясняет мой собеседник из Рио-де-Жанейро.
При этом Коршунов соглашается с тем, что общая бразильская культура не гомогенна в своей основе — то, что сегодня объединяет потомков немцев и китайцев и делает их просто бразильцами, включает в себя не только португальский язык, но и элементы культуры коренных американцев, привнесенные разными иммигрантами блюда и так далее.
Такой взгляд на собственную историю и идентичность по понятным причинам реже встречается в Старом Свете, но Астрахань имеет все основания считаться исключением. Прикаспийские степи Нижнего Поволжья в их нынешнем состоянии начинались как настоящая settler colony — переселенческая колония.
Степь в Наримановском районе Астраханской области
Когда-то здесь стояли хазарский Итиль и ордынский Сарай-Бату, затем — Астраханское ханство, а в 1556 году эти земли были завоеваны и аннексированы Российским царством. В этот момент историческая преемственность отчасти прервалась — после падения ханской столицы практически все ее жители покинули дельту Волги. Кто-то отправился в Крым, кто-то — вглубь Центральной Азии. Многие, как и последний астраханский хан Дервиш-Али, закончили свой путь в Мекке. Около опустевшего Хаджи-Тархана завоеватели начали строить колониальный форпост — русский город Астрахань. Впрочем, действительно русским он так никогда и не стал.
"Триста двадцать лет живут здесь наши. Выстроили они большой кремль, начатый при Иоанне и законченный при Василии Шуйском, материалы таскали они для него с массивных развалин древнего татарского города, разграбливая таким образом остатки старины у реки Ахтубы, воздвигли соборы, церкви, в самом городе и в окрестностях пять монастырей поставили — а всё не русскою смотрит Астрахань, всё какою-то бусурманскою украйною кажется она туристу, привыкшему к великорусскому населению нашей Оки и Волги… Чужой говор, обличье чужое… Гостями мы здесь до сих пор сидим и, право, любой перс или армянин гораздо лучше чувствует себя в этом ханском городище, чем заезжий русский, которому всё здесь в диковину, начиная от зеленых халатов бухарцев до скуластых богатырей, от полукитайского хурула гелюнгов до ивяной, в ростопель заливаемой водою мазанки несчастного ногая… И неудивительно поэтому, что здесь нашелся мудрый губернатор, который, считая Астрахань не Россиею, а Азиею, исходатайствовал себе, для пущей помпы, полувосточный залитый золотом мундир, вероятно, внушавший большое уважение приезжавшим сюда персиянам и бухарцам.
Так писал об Астрахани в 1877 году Владимир Немирович-Данченко. "Не Россиею, а Азиею" ее считали не только заезжие писатели и чиновники, но и крестьяне, переселявшиеся в эти края из исконно русских губерний. Тридцатью годами ранее об этом писал Федор Бюлер:
"Едучи в Астрахань, я не изменял своей наклонности заводить на пути разговоры с крестьянами. Смышленая речь их, как верное отражение жизни народа, всегда была в глазах моих полна высокого, самобытного значения. Так, на пути в Астрахань, случалось мне часто спрашивать у ямщиков: из тамошних ли они жителей? — и обыкновенным ответом было: "Нет, я не здешний, я из России"" — "Как из России?" — "Да, барин, из Тамбовской (или другой какой-нибудь) губернии…" — "А разве здесь не такая же губерния?" — "Куда, барин, такая же… не вишь что ли, что здесь все татара да калмыки?"
Село Буруны
Хотя формально Россия присоединила Астраханское ханство в середине XVI века, русское присутствие еще пару столетий практически ограничивалось крепостью недалеко от бывшей ханской столицы. Переселенцы "из Тамбовской или другой какой-нибудь губернии" начали массовое заселение астраханских степей и дельты Волги лишь во второй половине XVIII века.
При этом русские колонисты были далеко не единственными: в 1740-х годах в Астрахань с Кубани пришли ногайцы-карагаши, спустя пару десятилетий по Волге начали спускаться казанские татары, чуваши и мокшане. В 1790-х из–за Каспийского моря пришли две небольшие группы туркмен, а в 1801 году в составе Астраханской губернии была образована Букеевская Орда, которую стали заселять казахи из Младшего жуза.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Как живет, умирает и возрождается казахский язык в дельте ВолгиЗа первые три года в междуречье Волги и Урала прибыло 7500 казахский семей, в последующие сорок лет — еще около тридцати тысяч. В волжском правобережье кочевали калмыки, некоторые из которых постепенно оседали на землю и занимались больше рыболовством, чем скотоводством, также основывая собственные села.
Персидское подворье в Астрахани
Всё это ужасно похоже на типичные settler colonies: в Уругвай тоже прибывали то испанские завоеватели, то итальянские иммигранты, то русские старообрядцы, то армянские беженцы. Как и в колониях Нового Света, где рядом могут стоять городки Moscow и New Hamburg, астраханские поселенцы создавали свои, зачастую моноэтничные села — многие из них существуют в этом качестве по сей день.
В одном только Приволжском районе области у шести народов есть хотя бы по одному населенному пункту, где они составляют большинство населения — это казахи, русские, татары, ногайцы, туркмены и цыгане. Аналогична в Астрахани и ситуация с топонимикой: о географическом происхождении русских поселенцев говорит название села Тамбовка в Харабалинском районе, а средневолжские татары основали под Икряным село со звучным названием Ново-Булгары.
Колонизация астраханских земель продолжилась и в советское время: в регион активно переселялись даргинцы и другие дагестанцы. Они работали на животноводческих точках в степной глуши вдоль западной границы Астраханской области. Ко многим из них постепенно перебиралась родня, и некоторые из этих точек стали полноценными поселениями. В те же годы в пристанционных поселках вдоль железнодорожной ветки на Кизляр стали селиться чеченцы, быстро ставшие большинством в этих малолюдных местах.
Торговки рыбой в татарском селе Линейное
Последней на данной момент волной сельской миграции (колонизации?) стали турки-месхетинцы, покинувшие страны Центральной Азии после распада Советского Союза. Любопытно и показательно, что там, где они обосновались, всего за двадцать лет успела появиться этнизированная топонимика: Турецкая улица в селе Поды, улица Кемаля Ататюрка в селе Разночиновка и так далее.
Это подтверждает особый характер восприятия иммигрантов в Астраханской области — месхетинцы также переселялись в Ростовскую область и Калмыкию, но там не появилось улиц с "турецкими" названиями, поскольку в этих регионах есть народы, воспринимаемые как исторические "хозяева" земли, — русские и калмыки соответственно, имеющие негласную монополию на символическую репрезентацию.
Астрахань же воспринимается как изначально и фундаментально многоэтничное пространство без одной доминирующей культуры, что позволяет иммигрантским сообществам любой степени давности объявлять села, улицы и другие объекты "своими". Это-то и определяет суть астраханской региональной идентичности — это земля для всех.
Астрахань
История астраханского мультикультурализма затрагивает не только сельскую местность: до революции в губернском центре существовала четкая сетка этнических кварталов. К югу от канала имени Варвация располагались татарская, армянская, персидская и агрыжанская слободы, вместе называвшиеся махаллями. Загадочное название последней связано с индийским городом Агра — агрыжанцами называли детей от смешанных браков индийских купцов-мусульман и местных татарок и ногаек.
Была в городе и русская слобода, расположенная к северу от реки Кутум. Сам факт наличия ярко выражено русского района в историческом городе говорит о том, что этническое большинство империи здесь было не главным народом, а лишь одним из множества равных.
Русская часть старой Астрахани называлась Селением, и в честь этого топонима местный писатель Юрий Галишников взял себе псевдоним Юрий Селенский. Его автобиографическая книга "Не расти у дороги" — еще одно важное свидетельство особой идентичности купеческого города на перекрестке миров. Рассказывая о своем детстве в Астрахани эпохи НЭПа, Селенский то и дело упоминает армянских певцов у почтамта, жаргон персидских грузчиков в порту и зрелищные обряды шиитской Ашуры на улицах города.
Сегодня исторические слободы утеряли гомогенность населения, но сохраняют известные в народе названия и отдельные этнизированные атрибуты: наибольшая концентрация мечетей именно в татарском квартале, а единственная армянская церковь города, снесенная большевиками, была отстроена заново всё в той же армянской слободе. Потеряв старые этнические кварталы, Астрахань приросла новыми: тревел-блогеры, авторы путевых заметок XXI века, не раз называли район базара на Больших Исадах "дагестанской слободой", сложившейся в последние десятилетия.
Латиноамериканского уровня амальгамации культур Астрахань не достигла в том числе в силу советской национальной политики — несмотря на постепенную глобализацию и русификацию, она поощряла как минимум формальное сохранение миноритарной самоидентификации. Идентичность уругвайцев опирается только на гражданство и территорию, а этническое разнообразие является ее чертой лишь на коллективном уровне: "Каждый из нас немножко испанец, немножко итальянец, немножко коренной американец".
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: О чем спорят Калмыкия и Астраханская областьСоветский проект подходил к этому иначе, тут более точной формулой было бы: "Я татарин, ты казах, она русская, и вместе мы — советский народ". В общем, если уругвайское разнообразие коллективно на всех уровнях, то советское и постсоветское — индивидуально, и лишь из разнообразия этих индивидуальностей складывается отдельный коллективный уровень — верхний, но не единственный.
Впрочем, реальность всегда сложнее государственной политики, и она не может не влиять на идентичности, бытующие среди живых людей, а не в пятой графе советского паспорта. Названные выше татары, казахи, русские, а еще ногайцы, калмыки, туркмены, армяне и многие другие народы соседствовали в нижневолжских степях веками, и это соседство в той или иной мере повлияло на каждого астраханца.
Старый рынок в селе Оранжереи
Любопытную иллюстрацию этого тезиса корреспондент "Idel.Реалии" услышал в экспедиции в казахское село Новый Рычан, расположенное в Володарском районе Астраханской области. Пожилой новорычанец Алтынбек рассказал мне, как однажды сидел в кафе в компании троих русских знакомых. Один из них выпил и стал жаловаться на "корсаков" — это оскорбительное название казахов, происходящее от особого вида степной лисы. Двое других русских возмутились раньше самого рассказчика — они быстро объяснили третьему, что это слово не стоит употреблять и что казахи ничем не хуже любых других народов.
— Всё просто: эти двое наши русские были, володарские, они с казахами бок о бок росли, они нас уважают, как мы их, а третий хам — он приезжий, не знает, как тут принято себя вести, — объясняет мой собеседник.
Буддийским храм в селе Восточное
"Местный русский" в преимущественно тюркских районах и селах Астраханской области — действительно особый статус, предполагающий глубокое знакомство с культурой соседей. В русской речи старожилов дельты Волги можно услышать такие заимствования, как "худук" (колодец), "кильдим" (посиделки), "чушка" (свинья), "кайнары" (беляши), "хавоз" (беспорядок) и многие другие. Православные сельчане нередко знают даты и значение мусульманских праздников и поздравляют с ними соседей, а казахские дети вместе с русскими красят яйца на Пасху — об этом мне рассказывал тот же Алтынбек.
Этот опыт тесного соседства — больше, чем прикладные знания об окружающих людях. Вводя иноязычные слова в свою речь и инокультурные блюда в свою кухню, человек трансформируется сам: будет неверным сказать, что русский астраханец ничем не отличается от русского псковича или новгородца, и причина этих различий кроется в том, что астраханец родился и вырос в мультикультурной среде, тогда как большинство русских — в монокультурной.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Астраханцы написали диктанты на местных ногайских диалектахВзаимовлияние культур, конечно, не ограничивается трансформацией русской идентичности, этот процесс направлен на все народы региона в равной мере. Так, один мой знакомый, астраханский казах, рассказывал, что впервые встретил казаха из Казахстана в армии. Между ними состоялся такой диалог:
— Ты казах?
— Казах.
— Откуда?
— Из Астрахани.
— Значит, не казах. Вы там обрусевшие.
Статус астраханских казахов как особой этнотерриториальной группы не отрицают и сами представители этого сообщества, зачастую воспринимающие Казахстан как нечто чуждое. Столетия жизни за пределами казахской национальной автономии и казахского государства в соседстве с русскими, татарами, ногайцами и калмыками точно так же изменили их речь, быт и идентичность.
То же касается и татар: в селе Килинчи Приволжского района учительница родного татарского языка Наиля Есенбаева рассказывала мне, что не понимала речь местных жителей, впервые приехав в Килинчи из Татарстана. Килинчинцы называют себя татарами, но говорят на смешанном идиоме с огромным ногайским влиянием, а главным национальным блюдом считают нугай мәлеш (ногайский пирог).
Село Хмелёвка
Отвечая на вопрос об этой двойственности языка и культуры, имам килинчинской мечети сказал важную фразу: "Мы тут давно перемешались, и уже не поймешь, кто татарин, кто ногаец, кто казах. И зачем понимать? Все мы астраханцы".
"Есть такая нация — астраханец" — эту фразу можно услышать от многих жителей региона, объясняющих свое сложное и смешанное происхождение. За этим шуточным, но во многом правдивым высказыванием порой следуют слова о том, что территориальная общность едва ли не важнее этнической: многие астраханские ногайцы скажут, что татары из соседнего села им куда ближе и понятнее, чем соплеменники-ногайцы из Дагестана.
В этом, пожалуй, и заключается важнейшая особенность астраханской региональной идентичности: она немыслима без мультикультурализма, а сам этот мультикультурализм парадоксальным образом укрепляет ее, сплачивает, а не разделяет всех астраханцев.
Такая сильная региональная идентичность в чересчур централизованной России XXI века явление не совсем рядовое: она характерна для субъектов федерации с республиканским статусом, но редко встречается в областях. Уникальность Астрахани в этом плане подтверждает и статистика: совокупный процент этнических меньшинств от всего населения здесь выше любой другой области, и он продолжает расти. Доля "титульного" для областей русского населения здесь значительно ниже, чем в Карелии и Хакасии, имеющих статус республик.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Активисты издали пособие по истории и культуре астраханских ногайцевПриведенные выше цитаты путешественников XIX века, посещавших прикаспийские степи, показывают, что до революции Астрахань воспринималась скорее как экзотическая колония, чем как обычный регион "ядерной", центральной России. Это видно и по административным решениям того времени: в какой еще губернии на территории современной России могла быть вассальная казахская орда с высокой степенью автономии?
Более того, как пишет историк Галина Урастаева, даже за пределами Букеевской Орды в Астраханской губернии действовали "русско-туземные школы" — учебных заведений такого типа не было больше нигде в Поволжье, зато они массово открывались в Туркестане.
Удивительно, но советская власть, которую русские националисты нередко обвиняют в намеренном "отрезании" земель в пользу миноритарных автономий, здесь сделала обратное: сочла мультикультурный фронтирный регион с очевидным колониальным бэкграундом "обычной русской областью в европейской части страны" и сделала всё, чтобы она действительно стала такой, вплоть до запрета на преподавание родных языков, которого не было в республиках.
Астрахань
Однако полностью изменить этнокультурную реальность и складывавшуюся веками идентичность с помощью административного ресурса нельзя. Один турист из Франции путешествовал по Нижней Волге автостопом, заезжая во многие села. Посетив до этого южнорусские области и регионы Кавказа и Калмыкию, он счел Астрахань более похожей на республики и задался вопросом — почему она считается областью? Почему на въезде в чисто казахские села нет знаков с их самоназваниями на родном языке? Почему в школьной программе нет регионального и этнического компонентов? Эти вопросы он задавал местным жителям, которых встречал на пути, и многие отвечали: "Да, это как-то несправедливо, Астрахань тоже могла бы быть республикой".
Представления астраханцев о своем регионе и его идентичности доказывают: каким бы ни был формальный статус субъектов и какую национальную политику ни вел бы центр, Астрахань остается Астраханью — фундаментально мультикультурной "землей для всех".
Подписывайтесь на наш канал в Telegram.