Петербургский блогер-регионалист: "Если меня захотят посадить, повод найдут"

Этноязыковые активисты и русские националисты редко вступают в дискуссии — и в реальной жизни, и в интернете сторонники разных взглядов обычно держатся своих компаний и почти не пересекаются. Автор созданного в 2017 году телеграм-канала Me & Rotten Kepken Владимир Серебровский — одно из немногих исключений.

Будучи регионалистом и сторонником прав коренных народов, он постоянно находится в диалоге с империалистами и праворадикалами, подробно комментируя их тексты. Посты Серебровского интересны и его противникам, и соратникам — фактчекинг и критика националистической медиасферы помогают лучше артикулировать собственные взгляды, противоположные обозреваемым.

Корреспондент "Idel.Реалии" побеседовал с блогером о его политических предпочтениях, финно-угорских корнях, устройстве России при настоящем федерализме и угрозах, которые присылают ему националисты.

Владимир Серебровский

— Расскажите, как появилась задумка вашего блога.

— Изначально мой канал задумывался как площадка для комментариев к книжкам, которые я читаю в тот или иной момент. Писал и про художественную литературу, и про нон-фикшн, но понемногу это перетекло в комментирование соседних каналов. Меня интересовали не сами новости и события, а то, как люди на них реагируют, как люди думают. Я писал об этом, и те, кого я комментировал, это заметили. Тогда начались споры с правым флангом блогеров, который, на мой взгляд, в Telegram представлен даже слишком хорошо. Так мой канал пришел к тому формату, в котором он сейчас существует: язвительные комментарии к постам блогеров и журналистов националистических взглядов и колонкам госпропагандистов.

— Вы публикуете не только негативные комментарии к текстам националистов, но и позитивные — к постам "Уралистики" и других этноязыковых сообществ и активистов. Иногда в вашем блоге заметны и посты этнической и региональной тематики без привязки к другим каналам, просто от вашего лица. Откуда у вас интерес к этой теме?

— Как у всякого питерца, вернее, тогда еще ленинградца, интерес к своему региону у меня был более чем высоким. С детства вокруг меня были такие вот патриоты своего города. Одно из моих любимых воспоминаний — это как в 1986 году, когда я был еще довольно маленьким, мы собрались большой компанией и пошли защищать дом Дельвига, который тогда собирались сносить. В общем, такие интересы у меня были с самого начала. Потом появились ингерманландцы, которые меня очень сильно увлекли, и под их влиянием я окончательно ушел в регионализм.

— Спорящие с вами нередко называют вас "кашинским удмуртом". Что это — отсылка к вашим корням или презрительная с их точки зрения метафора "нерусскости" ?

— У меня действительно есть предки из финно-угорских народов, но, к сожалению, я не знаю их родословной и даже конкретной этничности. Мой дед погиб, точнее, пропал без вести в 1941 году, и даже бабушка не могла сказать, откуда точно он был родом. Так и говорила: "то ли мордвин, то ли удмурт". В общем, из Поволжья — и это всё, что известно. Но прозвище, о котором вы говорите, связано с другой историей. Я написал пост о самосожжении удмуртского ученого и активиста Альберта Разина, которое стало для меня переломным моментом. Это был тяжелый текст о том, что люди гибнут за право говорить на родном языке, и на него неожиданно отреагировал блогер и журналист правых взглядов Олег Кашин.

Он написал, что давно читал мой канал и раньше считал меня вменяемым, но теперь перестал. В общем, "выписал" меня из русских и назвал удмуртом — для него это, конечно, почти оскорбление, а для меня скорее комплимент, с тех пор так и повелось. Настоящие финно-угорские активисты тогда меня поддержали и шутили — мол, действительно, учите язык, будете удмуртом — найти свои корни никогда не поздно, а я только за. Удмуртия — замечательная страна, я там, к сожалению, пока еще не был, но кое-что о ней знаю.

— В вашем блоге сказано, что вы криптоконсерватор. В то же время ваши взгляды не кажутся консервативными: вы часто пишете о правах ЛГБТ и мигрантов, а эти темы в нашем обществе считаются уделом прогрессистов. Не могли бы вы рассказать о том, какие политические идеи вам близки?

— Мне близок христианский консерватизм Гилберта Честертона, который неожиданно оказывается довольно левым. Важную роль в нем играют идеи социальной справедливости и равноправия, которые мне тоже очень близки. Если смотреть по классическим политическим координатам, я, конечно, буду находиться на левом фланге — где-то в районе социал-демократии с большими симпатиями к политике ранних большевиков. То, что происходило в 1920-х, мне во многом нравится. Конечно, с поправками, но я симпатизирую политике коренизации, расширению прав женщин, их антифашистскому пафосу и так далее.

"Консерватизм" здесь во многом образ: вот я белый гетеросексуальный христианин, все меня пугают новыми невиданными "угрозами" вроде феминизма, "новой этики", ЛГБТ, BLM и так далее, а я невозмутимо отвечаю, что геи всегда существовали, женщины управляли государствами, репутация была важна, а люди имели разный цвет кожи и говорили на родных языках — и ничего, небо на землю не рухнуло. Конечно, немножко эпатаж — в ответ на "вы что, хотите революции?" заявить, что "бунт есть консервативная ценность, угнетенные бунтовали еще до основания Рима и будут бунтовать, пока угнетение не закончится", но получается красиво.

— Вы часто критикуете провластных блогеров и государственные СМИ — очевидно, вы не фанат нынешней власти. Какие у вас претензии к российскому правительству? Как должна выглядеть прекрасная Россия будущего, и чем от нее отличается Россия сегодняшняя?

— Если кратко, мне очень не нравится, что все деньги уходят в Москву, а другие регионы живут даже не по остаточному принципу, а по принципу "выживайте как хотите". Централизация достигла такой степени, что это уже просто карикатурный грабеж: у нас горит Якутия, а Москва посылает самолеты тушить пожары в Турции, причем за смешные деньги. Такого, конечно, быть не должно.

Я представляю себе Россию как федерацию республик. Все области, которые считаются русскими, тоже должны быть преобразованы в республики и наделены соответствующими правами. При этом федеральный центр, который можно расположить не в Москве или даже сразу в нескольких местах, работает в качестве верховного арбитра и координатора и места диалога между разными республиками. Тут возникает проблема перераспределения бюджета между бедными и богатыми республиками. Наверное, это должно делаться при участии федерального центра, но он должен обладать минимальными полномочиями.

— То есть национальная и языковая политика должны оставаться в компетенции регионов?

— Да, безусловно.

— Какая языковая политика кажется вам оптимальной для разных регионов? Например, для Санкт-Петербурга и Удмуртии. Должны ли ижевчане с русской идентичностью учить удмуртский?

— Это сложный вопрос, но да, желательно, чтобы люди учили язык республики, в которой они проживают, хотя бы на уровне повседневного общения. Полная грамотность, может быть, не обязательна, но базовые навыки коммуникации должны быть — я не вижу здесь никаких проблем и препятствий. Если, допустим, татарин переезжает в Санкт-Петербург, он должен иметь право учить здесь свой родный язык, но при этом понятно, что общаться со всеми петербуржцами на татарском будет несколько затруднительно, поэтому он будет знать и русский тоже.

Я считаю, что то же самое должно касаться петербуржца, который переехал в Ижевск и хочет там жить. Понятно, что его родной язык — русский, да и в Удмуртии русских немало, но государственный язык — удмуртский, и его надо знать. Двуязычие неоспоримо. Я не вижу в этом ничего страшного, угнетающего или сверхъестественного. Если посмотреть на историю, какой-нибудь русский крестьянин из 18-го века, переезжающий на Урал, спокойно учит башкирский или удмуртский, чтобы общаться с соседями. Это — нормальная ситуация, а то что мы видим сейчас — отклонение от нормы.

— Ваше видение прекрасной России будущего реалистично? Эксперты говорят о совершенно противоположных трендах: гиперцентрализация, насаждение имперской идентичности, борьба с преподаванием региональных языков в школах. Может ли произойти переход от такой ситуации к вашему идеалу?

— Я уверен, что он произойдет, но не факт, что на нашем веку. Уже сейчас видно, что государственное управление идет непонятно как, машина дает сбои. Это может продолжаться довольно долго, но это неизбежно закончится. Региональные идентичности — это сейчас мировой тренд, примеры можно увидеть и в Европе, и в Америке. В так называемом "первом мире" они развиваются очень интенсивно, эта тенденция не может обойти Россию, и зачатки видны уже сейчас.

— Читатели, не согласные с вашим взглядом на ситуацию в стране, нередко ведут себя агрессивно. В последние дни пропагандисты государственных медиа и анонимные блогеры-праворадикалы объединились в желании завести на вас уголовное дело за русофобию. Как вы относитесь к этим обвинениям?

— Я, разумеется, никакой не русофоб. Главные русофобы — сами эти националисты, которых возмущают мои комментарии. Они действительно очень плохо относятся к русскому народу, их даже с Талибаном (запрещён в РФ) не сравнить. Для них идеальный, сознательный русский — это дремучий человек, пушечное мясо в окопах Донбасса, безликий исполнитель воли тиранов и жандармов. Я стараюсь как можно четче разделять русских националистов и русских людей, потому что это разные, по сути противоположные явления. Если первых я презираю, то ко вторым не имею никаких претензий.

— Чем можно объяснить обилие ксенофобии в обществе? Например, объявления о сдаче квартир "только славянам" и популярность оскорбительных шуток о мигрантах стиле шоу "Наша Раша" — откуда это берется, и как с этим можно бороться?

— У нас бытовая ксенофобия — смесь предрассудков "а вот мне еще бабушка рассказывала...", колониальных элементов культуры и банального неумения жить в многокультурном обществе. При этом люди, пишущие про "сдачу квартир славянам", точно так же погонят и беженцев с Донбасса — хотя куда уж славянистей? При этом бытовая ксенофобия — это не отдельная проблема, она идет в связке с домашним насилием, поддержкой культа "сильной руки", классизмом и многими другими явлениями, неприемлемыми в современном обществе Бороться придется со всем комплексом проблем — иначе, увы, никак.

— Вернемся к угрозам. Я понимаю, что вы не согласны с обвинениями недоброжелателей, но не боитесь ли вы их?

— Нет. Что до угроз, то это немного смешно, потому что они категорически неосуществимы. Они даже ленятся сами писать донос в органы — просто говорят: "Было бы хорошо, если бы кто-нибудь обратил внимание на этого гада". Но даже если кто-нибудь напишет письмо о том, что на каком-то канале с парой тысяч подписчиков промелькнула фраза, которую при желании можно трактовать как оправдание убийств русских в другом государстве много лет назад, условный товарищ майор скорее всего отправит это письмо в спам.

— Но ведь люди получали реальные сроки и за более невинные комментарии и даже за репосты. Разве можно быть уверенным, что ваши посты не привлекут внимание "товарища майора"?

— Если меня захотят посадить, повод найдут. Подкинут наркотики или еще что-нибудь — в России это данность, с которой надо жить. Это может случиться с каждым, но первично именно желание найти такой повод. Если разнарядки преследовать меня нет, доносы из интернета сами по себе ее не создадут. Когда мне угрожают тюрьмой люди, которые сами не в состоянии взять двойной листочек, написать жалобу и отнести ее в ближайшее отделение полиции, я не вижу поводов бояться больше, чем обычно. К этому можно относиться только со смехом и презрением.

❌Если ваш провайдер заблокировал наш сайт, скачайте приложение RFE/RL на свой телефон или планшет (Android здесь, iOS здесь) и, выбрав в нём русский язык, выберите Idel.Реалии. Тогда мы всегда будем доступны!

❗️А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.