"Они были репрессированы просто за то, что писали на удмуртском языке, потому сам этот факт считался национализмом"

В День удмуртского языка кандидат филологических наук, литературовед Александр Шкляев прочел лекцию "Стертые имена" о репрессированных удмуртских писателях. В составленный им список он включил 34 имени, часть из которых уже широко известна удмуртской общественности, а часть до сих пор находится в забвении. Лекция была организована в онлайн формате.

— К концу 1920-х годов побеждала и проводилась в жизнь сталинская политика по национальному вопросу, по которой у него была первая сильная стычка с Лениным. Ленин хотел строить свои отношения Москвы с нациями на доверительной основе, Сталин же придерживался идеи культурной автономии. К началу 1930-х годов эти процессы углубились, и было репрессировано 34 удмуртских писателя. Некоторые из них официально не включены в число репрессированных, — рассказывает литературовед Александр Шкляев.

Ученый считает, что это был провокационный проект НКВД, призванный ограничить национальную интеллигенцию в ее устремлениях к творческой и гражданской свободе, активному участию в управлении государством.

Он напоминает, что в 1920-х годах шло активное развитие удмуртского языка — в 1927 году была создана писательская организация, а еще раньше, в 1921 году, прошел первый съезд удмуртских писателей. Но из-за голодных лет, процесс организации удмуртских писателей замедлился. В это же время начался процесс, приведший к прекращению издания газеты "Жизнь национальностей", которая освещала проблемы всех национальностей страны. Описывая события, предшествующие сворачиванию национальной политики на заре СССР, Шкляев привел цитату из письма Сталина от 22 сентября 1922 года, направленное Ленину: "Мы переживаем такую полосу развития, когда молодые поколения коммунистов на окраинах игру в независимость отказываются понимать, как игру, упорно признавая слова о независимости за чистую монету. И также упорно требуя от нас проводимые в жизнь буквы Конституции независимых республик".

— Эта цитата говорит о том, что происходил какой-то поворот в отношении к национальному вопросу. И после смерти Ленина в 1925 году газета "Жизнь национальностей" прекратила свое существование, вскоре также будет ликвидирован "Центриздат" в Москве, который издавал национальную литературу на всю страну, — отмечает ученый.

Спасти удмуртский

Шкляев много лет собирал материалы по репрессированным удмуртским писателям и в 1990-е годы издал книгу "Поверженные имена" или "Убиенные имена". Он отмечает, что именно после издания этой книги имена репрессированных писателей постепенно начали входить в научный оборот. В книгу вошли имена 34 репрессированных удмуртских писателей, поэтов, драматургов, литературных критиков и публицистов.

— Эта книга долго лежала в издательстве, и я уже смирился с тем, что она не выйдет, — вспоминает он.

Но первым, по его словам, имена репрессированных литераторов озвучил Николай Кузнецов в своей книге "Из мрака".

— Поскольку Кузнецов был подполковником КГБ, ему были доступны все документы, и он в конце 1980-х в своей книге доподлинно воспроизвел документы о репрессированных, — рассказывает Шкляев.

При этом, документы по делу поэта, драматурга, этнографа и общественного деятеля Кузебая Герда до сих пор недоступны — знакомы с ними были только три человека, в список которых Шкляев не входит.

Ученый отмечает, что если имена некоторых репрессированных писателей широко известны удмуртской общественности — по ним защищаются диссертации, а память о них увековечена в камне, то имена некоторых до сих пор находятся в забвении. Так, по словам Шкляева, уже много известно о Кузебае Герде, Кедре Митрее (Дмитрий Корепанов), Ашальчи Оки (первая удмуртская поэтесса и писательница, заслуженный врач Акулина Векшина).

— Всем им уже установлены памятники. Но совершенно забыто имя Константина Яковлева. Это один из инициаторов организации Удмуртской автономной области. Он даже был на приеме у Сталина — как народного комиссариата по делам национальностей. Но в советское время и потом он был полностью забыт. Яковлев был эсером, а в 1920-30-е годы к эсерам было отрицательное отношение, и о нем начали писать только в 1970-80-е годы. Сегодня его именем названа одна из сельских школ. Это видный политик и писатель, автор многих сатирических произведений, который уже в 1920-е годы остро чувствовал наступление бюрократии. Он был репрессирован и расстрелян вместе с Гердом, — рассказывает Шкляев.

Все вышеперечисленные писатели стали жертвами дела "СОФИН" — "Союз освобождения финских народностей", в ходе которого в 1932 году было арестовано 28 человек. А научное общество по изучению удмуртской культуры "Бӧляк", которое возглавлял поэт, драматург, этнограф и общественный деятель Кузебай Герд, была признана контрреволюционной организацией. По сфабрикованному сценарию ОГПУ именно "Бӧляк" стал основой дела "Союза освобождения финских народностей", деятельность которого, по мнению следствия, была "направлена на отторжение Удмуртской АО и других автономий (Марийской, Мордовской, Карельской, Коми-Зырянской) от СССР, создание "Единой финно-угорской федерации под протекторатом Финляндии", связи с эстонскими и финскими дипломатами, шпионаж в пользу этих стран, подготовку терактов".

— Герд искренне ратовал за национальное самоопределение удмуртского народа, выступал за создание Удмуртской Республики, а не автономной области, как предлагали в то время власти, — говорит Шкляев.

Также жертвами дела "СОФИН" стал драматург и поэт Михаил Тимашев — он был арестован одним из первых по этому делу, в последствии погиб. Врач, публицист, филолог, этнограф, один из основоположников удмуртской государственности, первый редактор газеты "Гудыри" Трофим Борисов (Трокай) также пострадал по делу "СОФИН".

— Он был четырежды судим и реабилитирован лишь в 1989 году, благодаря настойчивой работе своего брата Кузьмы Куликова и калмыцкого поэта Давида Кугультинова. После того, как в 1920-е годы Борисов был вытеснен из Удмуртского края, он работал секретарем Калмыцкого обкома, а Кугультинов был депутатом Верховного Совета Калмыкии. Судьба многих этих людей даже интереснее и трагичнее, чем истории в их произведениях, — отмечает ученый.

По словам Шкляева, среди тех, кто проходил по делу "СОФИН", были не только удмуртские писатели.

— Например, русский историк Михаил Худяков написал эпос "Песнь удмуртского народа" на основе удмуртских мифов. Он родом из Малмыжа, но в то время работал уже в Санкт-Петербурге, — говорит ученый.

На территории шестого корпуса Удмуртского университета между памятниками Ломосонову и Пушкину установлен барельеф еще одному репрессированному удмуртскому писателю Григорию Верещагину.

— Мало кто знает, но именно на месте шестого корпуса стоял дом Верещагина, сгоревший в 1920-х годах, — пояснил лектор.

От репрессий пострадал и племянник Герда — Макс Югов (Макс Чайников).

— В начале 1950-х годов вместе с Александром Эриком и Ильей Зориным Макс Югов был арестован и осужден на 25 лет. После 1956 года был освобожден. Югов писал стихи, имеет сборник стихов, поэтому я и включил его в этот список, – говорит Шкляев.

Сам же Эрик (Александр Наговицын, Очко Санко) был репрессирован за то, что во время войны находился в немецком плену.

— В 1930-е годы Эрик был другом Герда, сохранились их личная переписка. Трагичность его судьбы заключается в том, что он был расстрелян в 1951 году, после того, как уже вернулся с войны, только за то, что был в немецком плену, из которого сбежал. Его рукописи были сожжены, в том числе и переводы поэмы Пушкина. Илья Зорин, который также был арестован в начале 1950-х годов по делу Эрика, еще до войны поступил в медицинский институт и тоже прошел войну. Он был арестован и прошел ссылку. Зорин оставил небольшое литературное наследие, но каждое его стихотворение — это шедевр, — отмечает Шкляев.

Уже в советское время дочь Герда Айно Чайникова ощутила на себе всю тяжесть клейма "дочь репрессированного": ее никуда не брали на работу, она работала уборщицей и на других подсобных работах.

— Она жила в Сарапуле, но успела застать издание книг своего отца и даже получила гонорар, — говорит Шкляев.

А вот Михаил Коновалов и Григорий Медведев и вовсе, по мнению ученого, были репрессированы просто за то, что писали на удмуртском языке.

— Эти крупные удмуртские прозаики не входили ни в какую группу. Оба были репрессированы в 1930-е годы. Анализ их жизней позволил сделать мне такой вывод, что они не были такими пассионарными как Кузебай Герд и вроде бы их не за что было репрессировать. Я думаю, что это было связано с тем, что в органы НКВД прошли какие-то темные имперские силы, которые всякую привязанность к удмуртскому языку, даже просто сам факт того, что они писали на удмуртском языке, считали национализмом. Потому что нет никакой другой причины, чтобы в чем-то их заподозрили, — отмечает ученый.

Еще одно дело, по которому пострадали удмуртские писатели, было литературное объединение "Кебит" — "Кузница". В 1930 году группа из шести писателей, не согласных с официальной политикой по литературе вышли из состава УДАП, написали заявление во Всероссийское общество крестьянских писателей и хотели создать в Удмуртии параллельную УДАП писательскую организацию "Кебит" — "Кузница". В "Платформа шести" входил Кузебай Герд, Ашальчи Оки, Тимофей Шмаков и еще три писателя.

Вместе с Гердом Декларацию так называемой "платформы шести" подписала и первая удмуртская женщина-драматург, педагог Мария Баженова.

— Они были против перегибов в партийном руководстве литературой. Они хотели ориентироваться на творчество Герда и войти в общество крестьянских писателей. И они бы вошли, но в 1932 году вышло постановление, когда были ликвидированы все литературные объединения, чтобы создать единый Союз писателей, — поясняет ученый.

По словам Шкляева, Герд неслучайно выбрал название "Кебит" для своей будущей предполагаемой организации, поскольку, будучи в Москве, он был председателем национальной секции литературной группы "Кузница". А "кебит" в переводе с удмуртского как раз и означает кузницу.

Среди имен, которые пока находятся в забвении, Шкляев называет преподавателя Казанской инородческой семинарии Ивана Михеева.

— Это многострадальная фигура, он был расстрелян в Йошкар-Оле в 1938 году. До сих пор идут поиски его родственников. Это выдающаяся фигура, просветитель, — рассказывает он.

По его словам, эти писатели были первыми, кто начал отстаивать права удмуртского языка и своего народа. Они даже видели и смотрели дальше, чем советские писатели нового поколения.

— Писатели 1930-40-х годов смотрели на удмуртский язык как на средство общественно-политического просвещения, советские же писатели 1950-60-х годов примеряли его с той концепции, что языки исчезнут и с наступлением коммунизма будет один межнациональный язык. И они шли на поводу официальной политики того времени, а дореволюционные просветители считали, что удмуртский язык незаменим, народы должны быть вечны, а культура — самобытна, — говорит ученый.

В списке Шкляева есть и имя Ивана Векшина (Айво Иви)— брата Ашальчи Оки, который также сыграл большую роль в организации Удмуртской автономной области.

— Он был одним из первых публицистов, который писал на эту тему. За что был сослан на Дальний Восток, где в 1930-годы начиналось строительство БАМа. Он вернулся живым, но болел туберкулезом. Похоронен в Удмуртии, — рассказывает Шкляев.

Следующее имя, которое называет лектор,— удмуртский критик и публицист Алексей Вьюгов.

— Это совершенно трагическая фигура. Он вместе с женой принимал участие в Гражданской войне, остался без обеих ног, потом учился в Москве. Когда он приехал в Москву, его рост был один метр. Дослужился до директора техникума, но в 1930-е годы был репрессирован, поскольку был в одном кружке, где читали Письмо к съезду Владимира Ильича Ленина, в котором подвергался критике Сталин. Вьюгов умер в Семипалатинске, в Ижевске живут его дочь и сын, — рассказывает Шкляев.

• В Тамбове закончил жизнь Игнатий Курбатов, который последние годы после ссылки работал в газете
• В Орле закончил свою жизнь после ссылки Иннакей Кельда. Он был любимым учеником академика Николая Марра. Кельда эмигрировал в сторону Харбина, но на полпути вернулся, отсидел, потом был доцентом Орловского пединститута.
• Александр Сугатов — один из первых удмуртских драматургов. Он вовремя уехал из Ижевска в Подмосковье, где и проработал до конца своей жизни.
• Яков Ильин — первый директор Удмуртского НИИ, ему принадлежит первое полное собрание по удмуртской истории.
• Дмитрий Баженов закончил институт Красной профессуры, прозаик, работали в политотделе Саратовской области.
• Степан Бурбуров был снят с работы, не был репрессирован. Оказался в Куйбышеве, где и умер. Он был наказан за якобы неточности перевода работ Ленина и Сталина на удмуртский язык. Это был критик, который встречался с венгерским писателем Мате Залка и был делегатом на съезде ВАРП — Всероссийской ассоциации революционных писателей.
• Константин Иванов (Константин Ошмес) — в последние годы работал директором педучилища, был репрессирован в 1939-1940-е годы. Содержался в тюрьме в Сарапуле, от него жене вернули только окровавленную рубашку.
• Трагична судьба Петра Баграшова из Кизнерского района — был активным публицистом, он исчез бесследно, его судьба неизвестна до сих пор.
• Макар Волков — редактор издательства "Удмуртия", автор многих книг и критических статей. После ссылки работал в поселке Кама Камбарского района и даже стал почетным гражданином Камбарского района.
• Судьба Ефима Ефремова остается неизвестной до сих пор.
• Прокопий Горохов — писатель-методист, был сослан в Тюмень, там же и скончался.

Пытаясь объяснить деятельность тех, чьими руками были совершены репрессии, ученый отмечает, что они воспитывались в дореволюционные годы, когда малые народы считались инородцами.

— Печать, журналистика начала развиваться с 1905 года. Даже первая газета на татарском языке была издана только в 1905 году. Те люди, которые нетерпимо относились к языкам и культурам народов, думали, что, создавая мощное государство — Советскую империю, народы эти им уже не будут нужны, что народы должны занимать такое же положение, какое занимали до революции, — говорит ученый.

Шкляев считает, что и сами репрессированные литераторы также поддержали революцию, поскольку у большевиков была национальная программа.

— Два года назад я занимался газетами Ижевско-Воткинского мятежа. В дни этого мятежа издавалось четыре белогвардейские газеты, а когда белогвардейцы были вытеснены, через год в Омске они издали газету Ижевско-Воткинская дивизия. Тогда вышел один номер этой газеты большого формата, куда вошло очень много материалов. И в этой газете не было ни одного материала по удмуртскому вопросу — у белогвардейцев не было программы по национальному вопросу, — говорит он.

Завершая свою лекцию, Шкляев отметил, что День удмуртского языка, который стал официальным праздником, это победа всех тех людей, имена которых он вспоминал во время своей лекции.

— Они стоят у основания удмуртской культуры, удмуртского языкознания и литературы. Их имена сегодня возрождены и не могут быть забыты. Именно они заложили основы для развития нашей культуры и литературы. В 1920-м году Кузебею Герду было всего 22 года — он был полон надежд, романтики и энтузиазма. Он писал: "И мы, удмурты, достойны того, чтобы внести в бочку общемирового искусства хоть ложечку своего меда".

Ученый также отметил, что если бы государство серьезно занималось этим вопросом и захотело нести полную ответственность перед родственниками репрессированных, то давно был бы создан Институт реабилитации.

В этом году активисты в Йошкар-Оле и Казани вышли на акции памяти удмуртского ученого Альберта Разина, который сжег себя в знак протеста против ущемления удмуртского языка.

Разин свел счеты с жизнью 10 сентября 2019 года у здания республиканского парламента. Рядом с ним были обнаружены транспарант с надписью "И если завтра мой язык исчезнет, то я готов сегодня умереть".

Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.