Лестничный демарш: светлый эпизод в процессе разграбления Казани

Очередная волна возмущения прокатилась в конце уходящей недели по казанским пабликам. Светская львица с Урала Рада Русских сообщила о том, что купила в Казани три пролёта старинной чугунной лестницы. Дело оставалось за малым: демонтировать историческую ценность и вывезти её восвояси. Но шум, поднятый телеграм-каналом "Архитектурасы", оказался настолько силён, что в дело вмешались чиновники и ситуацию начали разруливать еще до демонтажа, а не постфактум, как это обычно происходит в Казани.

Эта лестница хорошо знакома посетителям кафе "Облепиха" на Пушкина, 1\55а, её снимки увозили с собой в том числе и гости татарстанской столицы — и, казалось, уж этот объект культурного наследия точно никуда от казанцев не денется. Однако оказалось, что у собственника двухэтажного старинного здания, которое в нулевые "приросло" дополнительными двумя этажами, на лестницу свои планы. Все три пролета оказались выставлены на Авито по скромной цене 650 тысяч рублей — и покупательница нашлась. Визажист, дизайнер и владелица нескольких бизнесов Рада Русских сообщила в Инстаграм, что покупает лестницу и уже прилетела для этого в Казань.

Казань рискует утратить еще одну достопримечательность

Вечером 22 октября редактор "Архитектурасы" Ян Гордеев отреагировал на это гневным постом в своём телеграм-канале:

"Слов нет никаких, кроме ругани. Из старинного дома Якима Ивановича Коровина на улице Пушкина, 1/55а (там находится отель "Пушкин") выломают (уже завтра) и продадут старинную чугунную лестницу. Некая Рада Русских (не знаю, настоящее ли это имя) хвастается в инстаграме, что купила в Казани "очень дорого" лестницу в этом доме, потому что дом не внесен в реестр памятников, а владелец распродает детали по частям. Позор! Это надо немедленно остановить! Прошу у коллег максимального репоста".

За сутки пост собрал свыше 17 тысяч просмотров. Как признается Ян на следующий день в интервью нашему изданию, спать он ложился без особой надежды на успех. Опыт последних лет неоднократно показывал, что даже шквал возмущений общественности ни к чему не ведёт. Собственник сносит исторические объекты, не обращая внимания на шум, или напротив — даже ускоряя работы.

Так было весной и летом 2019 года с последними корпусами Арских казарм. Так было в октябре 2019 года с баней 1949 года постройки в Дербышках. Так было в мае 2020 года с домом 1912 года постройки на улице Назарбаева.

Попытки комитета охраны объектов культурного наследия РТ продемонстрировать свою работу не увенчивались успехом. Формально все эти здания, хотя и формировали историческую среду города, памятниками не являлись. Как и дом Коровина, принадлежавший до революцию 1917 года старообрядческой общине.

Но в этот раз, 23 октября, произошло удивительное. Комитет ОКН всё-таки наложил на объект 90-дневный мораторий. Открытой для комментариев оказалась и сама покупательница лестницы, которая, стоя прямо на очередном своём приобретении, и дала комментарии приехавшим на объект СМИ.

"У МЕНЯ АНТИКВАРИАТА — НА ГОРОД!"

— Я занимаюсь реставрацией памятников, я — коллекционер антиквариата со стажем, и все интересные объекты, которые я могу найти на рынке, на "Авито", на других аукционах, я обычно скупаю, вне зависимости от того, нужны мне они или нет. Ну, то есть я — хранитель, — объяснила она собравшимся журналистам.

— То есть данная покупка была спонтанной? — уточнила представительница одного из телеканалов.

— Все мои покупки спонтанны.

— Вот сейчас, когда вмешалась общественность, если вам предложат что-то взамен, вы вернете лестницу городу?

— Ну смотрите… В моей деятельности есть всегда такой нюанс. Обычно общественности, активистам и городу насрать на памятники до тех пор, пока мы к ним не притрагиваемся. И до меня никому не было дела до этой лестницы, до тех пор, пока я честно не показала, что я ее приобрела. Сделка законная. Моя деятельность всегда широко освещается. Поэтому, если мы сможем о чём-то договориться, я всегда открыта к диалогу.

— А где вы видите эту лестницу, если вы её всё-таки увезёте?

— Лестница планируется на консервацию. Консервация это когда я покупаю исторический объект и просто его складирую, чтобы он сохранился. Я привезла с собой четыре строителя с опытом, чтобы они её аккуратно демонтировали, и не согласилась на то, чтобы хозяин этого помещения её демонтировал сам, потому что она могла бы быть повреждена. Если у меня появляется подходящий объект, здание, интерьер, я могу всегда с консервации вытащить деталь и вписать её в какой-то объект. В ближайшие полгода мы планируем начать реставрацию дачи Месмахера, это моё последнее приобретение в Шуваловском парке, это памятник регионального значения. И скорее всего по периоду эта лестница вполне подходит, чтобы вписать её в период постройки дома.

Я вообще к этой лестнице абсолютно спокойна. У меня очень много объектов, много памятников в собственности. У меня антиквариата — ну не знаю, там — на город! И если окажется всё-таки что эта лестница является ценностью, достоянием города — знаете, как это называется у нас? Нововыявленная ценность (смеётся). Если сейчас город поймёт, что это нужные вещи, что она кому-то нужна и её можно как-то сохранить — я не против.

Но мне не нравится, что мой шаг — достаточно красивый, достаточно эстетичный — со всех сторон облеплен хейтерами. И ничего кроме угроз смерти за ночь я не получила. И я вижу, что люди в этом городе очень агрессивные. И я не считаю, что это лучшее место для этой лестницы. Потому что пока что я не встретила адекватных представителей активистов, адекватных представителей культурных каких-то организаций… Я встретила стаю агрессивных людей, которые защищают непонятно что. Они даже не знают вообще, что это за здание, что это за лестница. И вчера, когда я изучала историю этого здания, ничего кроме того, что я купила здесь лестницу, поисковик Яндекс не выдает!

Мы ждём переговоры с мэрией. Если мы с городом договариваемся, город говорит, что это наша культурная ценность, мы договариваемся на каких-то условиях — без проблем. Мой шаг был — спасти лестницу, её бы демонтировали в любом случае, здесь ставят лифт, здесь в любом случае поставят лифт. Здание под другие цели готовят. И эта лестница в любом случае никуда не будет вписана. Вы не представляете, сколько таких объектов я нахожу на свалке или скупаю у металлоломщиков. И купить её в таком нетронутом виде и самой разобрать — это было лучшее решение.

Корреспонденту "Idel.Реалии" Русских ещё раз подтвердила: инициатором сделки выступает собственник здания, разместивший объявление на "Авито". Старая чугунная лестница мешала его планам установить в здании лифт.

Затем покупательница и её спутник отошли подальше от направленных на них камер вместе с представителем мэрии Казани. Какие именно договоренности были достигнуты и насколько они надежны, пока остаётся загадкой.

"НИКТО БЫ НЕ ОБРАТИЛ ВНИМАНИЯ"

Краевед и редактор телеграм-канала "Архитектурасы" Ян Гордеев считает, что хотя пока и "можно выдохнуть", собственник здания вполне может предпринять еще одну попытку избавиться от лестницы, когда шум поутихнет.

По словам Гордеева, ситуация с уничтожением исторического наследия в Казани еще печальнее, чем это видится с фасадов зданий — поскольку даже в сохранившихся внешне старинных зданиях давно уже может быть выломан и распродан по частям весь представляющий антикварную ценность интерьер.

— Получается, собственник здания что-то втихую решил продать, ведёт там огромный капремонт — а чиновники это никак не контролируют?..

— Пока сейчас на девяносто дней хотя бы можно выдохнуть. Гарантия хоть какая-то появляется. Хотя, безусловно, всё равно нужно следить, чтобы собственник здания не начал какие-нибудь работы. Я, честно говоря, до сегодняшнего утра думал, что у нас ничего не получится — поскольку и собственник здания, и эта покупательница в принципе находились в своём праве. Он продавал — она покупала, поскольку у них не было никаких ограничений по закону. И здесь, конечно, большую роль сыграло возмущение людей и то, что комитет ОКН установил вот этот 90-дневный мораторий. Надеюсь, они включат это здание в реестр памятников...

Это небольшой светлый эпизод в таком довольно долгом процессе разграбления Казани. Поскольку все эти лестницы, колонны, флагштоки, старинные рамы, старинные двери… Их выпиливают и продают постоянно. Постоянно!

Этот процесс, к сожалению, не остановим. Я в прошлый раз пытался — ты, может быть, читал в канале — завод Крестовниковых, корпус завода, там после пожара уцелела чугунная лестница. Чугунные литые колонны, тоже XIX века, красивое чугунное литье — их просто спилили и увезли в неизвестном направлении! Написал заявление в МВД, но там негласно сказали: "Мы убийц ищем, а вы хотите, чтобы мы еще какой-то хлам искали!"

Но это не хлам!

Люди не понимают, что кто-то на этом бизнес делает. Продают эти лестницы за полтора миллиона, два миллиона… Этот человек продал её за 650 тысяч — он продешевил сильно, мог бы её подороже продать. Это бизнес, давно уже существует рынок. И то, что обывателям и людям, далеким от темы, кажется, что это какой-то хлам ненужный — на самом деле люди на этом деньги делают. Свинчивают старинные таблички улиц, страховые доски старинные, даже коллекционные люки старинные — и те разворовывают. Потому что есть коллекционеры, есть спрос. Спрос иногда и в валюте бывает, и с хорошими ценами. Такие лестницы чугунные стоят полтора-два миллиона, я видел в "Авито".

— Это один пролёт или весь комплект?

— Чаще всего их продают целым комплектом. А здесь вот продали ей три пролёта за 650 тысяч. Я не знаю, какая там точно сумма, но собственник указывал в "Авито" ранее 650 тысяч. Но, я как понимаю, собственник еще мало что знает о здании, которым он владеет. Потому что он в "Авито" написал "Лестница семнадцатого года" — и журналисты тоже стали писать "лестница семнадцатого года"… Я понял, откуда он это взял. Он, скорее всего, смотрел на сайте Министерства строительства и ЖКХ России — там список есть такой, реестр по всем домам России — и у них все дореволюционные дома обозначены одной датой — 1917 год. Значит, решил он, и лестница того же года. Но она старше намного.

— Там же ещё наружное крыльцо сохранилось?

— По-моему, да. Но я сейчас боюсь ошибиться. Эта женщина писала, что эту лестницу никто не знает, но на самом деле это неправда. И я водил туда своих друзей, когда они приезжали в Казань, и многие водили, показывали. И фотографировали лестницу, и на ней фотографировались. Фотосессии устраивали. Там еще сыграла роль хамская манера этой женщины, она так по-хамски всё написала, что люди просто возмутились.

— Я сегодня тоже записал с ней небольшое интервью, и мне кажется, она играет роль громоотвода. Потому что как это системно изменит ситуацию, мне непонятно, честно говоря.

— Системно — вряд ли. Я уже давно говорю, что системно её решить, принять какой-то закон — невозможно. Все эти вопросы решаются точечно. Здесь нужно время для просвещения. Еще лет пять назад она бы совершенно спокойно могла эту лестницу купить — и никто бы даже не обратил внимания. Сейчас уже такое невозможно. Люди пережили разрушение города, и каждое разрушение — даже вот такое вот, частичное — воспринимается очень болезненно. Сделали бы они всё втихую, и мы бы постфактум просто поплакали по этой лестнице, и всё. А тут вот она решила похвастаться. Себе на беду…

— Неудачно пропиарилась…

— Возможно, и удачно. Потому что, судя по всему, пиар для нее важнее всего. Хорошо, что комитет так отреагировал. Молодцы, в кои-то веки оперативно приняли верное решение.

— Мы с коллегами-журналистами немного побродили по зданию — и у меня сложилось впечатление, что всего-то исторического от здания и осталось, что эта самая чугунная лестница…

— Ну нет, это неправда!

— А что там еще осталось?

— Если мы говорим об интерьерах, то — да. Там осталась старинная чугунная лестница. Потом еще не нужно забывать, что здание было изначально двухэтажным, с антресолями. Два этажа надстроили уже в нулевые годы. То есть там как минимум два этажа, стены, перекрытия, старинная чугунная лестница остались. Этого достаточно, чтобы здание имело ценность.

— Я с тобой полностью согласен. Но, получается, куча интерьеров уже и была втихую, под шумок куда-то вывезена, утилизована…

— Да, да. И это продолжается. Потому что, если мы имеем возможность ходить по улицам и наблюдать, в каком состоянии находятся здания, то в каждый же дом ты не заглянешь! И поэтому существует этот рынок, когда распиливаются старинные рамы, лестницы, колонны — потому что очень трудно за этим наблюдать. А спрос есть. И значит будут предложения.

Но хотя бы с этой темой можно пока выдохнуть. Выдохнуть на девяносто дней. Но всё равно — нужно ходить, смотреть, чтобы он её там не продал. Ты прекрасно, как журналист, сам знаешь, что волна по одной и той же теме, вторая, как в ковиде не бывает. В следующий раз, если он её будет спиливать, люди не будут в таком массовом порядке возмущаться. Они просто пройдут — и всё.

Если бы я был на его месте, и захотел бы что-нибудь сделать, я бы просто подождал месяц-второй-третий — люди бы уже утихли и второй раз их бы теми же самыми новостями было бы не возбудить — а потом просто взял бы и спилил всё. А здание бы полностью на ремонт закрыл.

— И тут у меня вопрос. А почему у нас чиновники, эти многочисленные няньки культурного наследия, не работают на опережение? Наверное, можно было уже давно составить какой-то реестр не памятников формально — но де-факто всё же имеющих большую историческую и культурную ценность зданий — и по ним отслеживать ситуацию?

— Чиновники работают в строгом соответствии со своими регламентами — и дополнительный геморрой на себя никто взваливать не будет. Это же дополнительная работа — какой-то реестр вести. Зачем? Закон обязывает? Поэтому они всегда будут только реагировать, это уж понятно. Я не верю, что они будут сейчас составлять реестр. Это должны делать… (пауза) Ну мы, краеведы, должны этим заниматься.

— Но у нас же Рустам Нургалиевич на этой теме пиарится уже десять лет. Прогулкам с Олесей Балтусовой уже, по-моему, именно столько исполнилось.

— Нет, ну понятное дело, если мы их сейчас об этом спросим, они предъявят нам результаты своей работы и там будут какие-то результаты — что-то они там спасли, что-то отреставрировали… Но это несистемная же работа. Они ходят, показывают точечно здания — и по каждому зданию принимается отдельное решение. Но таких зданий же у нас очень много...

У меня на самом деле нет никакого желания ёрничать, они же какую-то свою работу делают. Спасибо им на этом. Не разрушили же. Что-то отреставрировали, что-то спасли. Я помню, в 2016 году Минниханов лично вмешивался, чтобы остановили разрушение каланчи на Мало-Московской, в Кировском районе.

Но в любом случае силами одного государства здесь не решить. Мы постоянно говорим: нужно вести реестр — но чиновники сами не будут этого делать. Денег за это не платят, ответственности нет никакой, если не будешь делать эту работу — а раз тебя никто не может заставить, можно и не делать.

— Мне кажется они могли бы с теми же общественниками договориться. Олеся Балтусова могла бы кого-то подтянуть на общественных началах…

— Ну, наверное, что-то делают. У меня с Олесей Балтусовой отношения доброжелательные, но у меня нет с ней рабочего контакта. Я не знаю, чем она занимается. наверное, что-то делает. Они проводят "Том Сойер фест", занимаются принятием каких-то регламентов… Но у них там своя работа, в которой я мало что понимаю, да и честно говоря, не хочу понимать. Ну делают они какую-то свою работу, спасибо им на этом. Я делаю какую-то свою. Я не очень понимаю, что они сейчас могут сделать… Мне кажется вообще, что проблему утраты исторического центра можно решать только точечно… Трудно принять закон, который сразу будут все исполнять и слушаться. Здесь большая какая-то, другая работа нужна. А вот какая — не очень понятно.

Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.