День памяти защитников Казани каждый год становится предметом информационных вбросов. И часто об этом пишут авторы, которые имеют слабое представление о процессах в Татарстане. О восприятии Хәтер көне с позиции русских и русскоязычных жителей республики рассуждает наш колумнист казанский краевед Марк Шишкин.
ДЕТСКИЙ ИСПУГ НЕНАЧАВШЕЙСЯ ВОЙНЫ
Русских из независимого Татарстана будут депортировать
Октябрьское чествование защитников Казанского ханства вошло в жизнь столицы Татарстана на исходе перестройки. Хотя мне было тогда лет 10 или 11, атмосферу того времени я помню довольно хорошо. То, что говорилось ораторами на митингующей Площади Свободы, через домашние разговоры доходило и до нашей самой обычной средней школы. Главная мысль, которую я усвоил тогда, что русских из независимого Татарстана будут депортировать, а таких полукровок как я физически уничтожать. "Сбрасывать с балкона" — как это всё пересказывалось в просторечии.
Соцсетей и мессенджеров тогда не было, поэтому и скриншоты с той странной реальности сделать не получилось. Разве что закрытые фонды спецслужб хранят такие документальные свидетельства. Главным информационным каналом было телевидение, а по мере распада СССР оно заполнялось кадрами из Карабаха, Югославии, Приднестровья, Абхазии и Таджикистана. Там тоже сначала много митинговали.
Поэтому когда в 91 или 92-м году я впервые увидел траурное шествие на Хәтер көне, то первым впечатлением было, что это те самые люди, которые идут убивать меня. Дело было ещё на той улице Баумана, с которой недавно убрали общественный транспорт, но ещё не сделали арбатское благоустройство. Мы сидели с мамой в будке обувного мастера-ассирийца, пока он делал работу, а снаружи по улице текла река людей в тюбетейках. Некоторые несли транспаранты. Тут и там мелькали зеленые флаги с полумесяцем. Зрелище было необычное и страшное.
И У ДРУГИХ ТОЖЕ БЫЛИ СТРАХИ
В Казани в первой половине 90-х подростку было легко найти свою порцию неприятностей, и это было никак не связано с национальным вопросом. Последние свои годы доживал массовый "казанский феномен". Мрачное насилие 80-х накладывалось на вседозволенность и простецкий шик новой эпохи в новой стране. Поэтому страх погромов по национальному признаку уже довольно скоро ушел с первого, и даже со второго плана. Но разговоры об этом среди сверстников нет-нет, да случались.
У татарских мальчиков тоже были страхи, принесённые ими из домашних разговоров. Когда пересказывались слова какого-нибудь политика, заявлявшего якобы, что он всех татар отправит в Монголию, этим ребятам не было так уж смешно.
Становясь старше, я понимал, что у татарских мальчиков тоже были страхи, принесённые ими из домашних разговоров. Когда пересказывались слова какого-нибудь политика, заявлявшего якобы, что он всех татар отправит в Монголию, этим ребятам не было так уж смешно.
Ещё школьником я включился в церковную жизнь. Здесь было альтернативное пространство, жившее параллельной жизнью, относительно и демократической России, и суверенного Татарстана. Исторические святыни тогда возвращались из небытия одна за другой. В этой новой сакральной географии, где есть дикий остров Свияжск, есть родник возле заброшенной Седмиозерной пустыни, полуразрушенная Раифа с колонией для несовершеннолетних, а еще Ивановский и Богородицкий монастыри в самой Казани, можно было вполне комфортно существовать. Сейчас уже трудно представить, но в 92-м году православные священники могли спокойно идти по одной из улиц старого казанского посада и кропить дома святой водой. Это не надо было нигде согласовывать. Полицейское сопровождение тоже не требовалось. Точно также с песнями по городу гуляли протестанты, кришнаиты и все цвета постсоветского религиозного возрождения.
Году в 95 или 96-м, после того как Минтимер Шаймиев решил возрождать в Казанском Кремле сразу и мечеть Кул Шариф, и Благовещенский собор, был первый крестный ход к главному православному храму Казани. Процессия верующих заполнила всю улицу Кремлевскую и всю улицу Шейнкмана в Кремле. Пока мы молились под открытым небом, у стен закрытого Благовещенского собора стояли активисты татарского национального движения с плакатами. Им возрождение православного храма в историческом сердце Татарстана виделось категорически неприемлемым. Должно быть, они в тот самый момент чувствовали, что с крестами и хоругвями надвигается что-то чужое, страшное и беспощадное. Так же, как это чувствовал я несколькими годами раньше.
ВСЁ ПРОПАЛО. ТАТАРЫ АССИМИЛИРУЮТСЯ, А РОССИЯ РАСПАДЁТСЯ
Долгое соседство двух разных общин притупляет присущий всему человечеству страх чужого, но совершенно искоренить его не представляется возможным.
Для татарской национальной памяти взятие Казани в октябре 1552 года — это трагедия, а защитники города — герои
Когда погружаешься в эту проблематику, начинаешь понимать, какой набор страхов есть у каждой из сторон. Эти страхи лежат где-то на жестком диске и периодически включаются. "Всё пропало! Нас предали! Нам конец!" — почти с одинаковой частотой это слышно, что в русской, что в татарской среде. Россия распадается, русские вырождаются и всюду проигрывают хитрым инородцам. Татары ассимилируются и превращаются в манкуртов, так что скоро ни единого не останется. Есть определенные ключевые слова, имена или даты, назвав которые вы гарантированно получите требуемую реакцию.
С наступлением октября вы гарантированно получите панику в русских националистических пабликах и Telegram-каналах, что в Казани "уже" славят тех, кто воевал с Россией в 1552 году (а значит скоро России конец).
В татарских новых медиа в это время хорошо идут заявления русских деятелей об Иване Грозном и ожидается скорая установка памятника ему в Казани. Другая часть татарских рассуждений на тему "Как нам обустроить Хәтер көне" подозрительно совпадает с ежегодными рассуждениями московских русских националистов на тему "Почему Русский марш стал таким днищем". Дождитесь 4 ноября, и вы убедитесь, что это так.
СТАДИЯ ПРИНЯТИЯ
Когда ты перерастаешь свои детские страхи, ежегодно "по звонку" включаться в этот сезонный церемониал становится утомительно. Остается понимание простого факта: для татарской национальной памяти взятие Казани в октябре 1552 года — это трагедия, а защитники города — герои. Можно этот факт отрицать, но он от этого не перестанет быть важным для большого числа татар.
Трагичность 1552 года не смогли искоренить десятилетия советской политики памяти, когда историю татар сводили только к Волжской Булгарии, а Иван IV "спасал" татар от поглощения империалистической Турцией и ее крымскими марионетками
Трагичность 1552 года не смогли искоренить десятилетия советской политики памяти, когда историю татар сводили только к Волжской Булгарии, а Иван IV "спасал" татар от поглощения империалистической Турцией и ее крымскими марионетками.
Трагичность "Казанского взятья" невозможно разбавить разговорами о том, что поведение восставших казанцев в 1552 году было нерациональным и самоубийственным. Или обратным утверждениям, что последний хан Ядыгар-Мухаммад много лет провёл на русской службе, а значит, казанцы не спешили сжигать все мосты. Всё это частности, за которыми последовала резня в городе, жестокая война по всей стране, а потом несколько столетий религиозной дискриминации мусульман.
И если татарское общество хочет почтить своих героев — это дело татарского общества.
ДВЕ ИСТОРИИ ОДНОГО ГОРОДА
Самое простое, что требуется для более-менее продолжительного мира между разными общинами — это время от времени закрывать глаза на проявление чужих национальных и религиозных чувств. Не смаковать и навязывать некое натужное многообразие, а уметь держать дистанцию и игнорировать.
В традиционных обществах взаимное игнорирование обеспечивалось раздельным проживанием, но в Казани, установленная Иваном Грозным сегрегация, фактически выдохлась уже к концу XIX столетия. После притока нового сельского населения в советскую эпоху, русские и татары, мусульмане и православные сосуществуют на одних улицах, в одних подъездах и семьях.
Модель поведения "Казань брал!" и архетип завоевателя Ивана Грозного если кому и свойственны, то приезжим, а никак не местным полутора миллионам русских в Татарстане
Хорошо, что не совпадают пиковые даты для национальной и религиозной мобилизации. И если кого-то из русских беспокоит шествие татар в октябре, он может быть совершенно уверен, что некоторых татар точно также беспокоят наши крестные ходы на празднование Казанской иконы в июле и ноябре. Наша летняя Казанская похожа на американский День благодарения, своим напоминанием об истории трудного выживания первопоселенцев. Осенняя Казанская — память об участии Казани в общем деле русских земских миров во время Смуты. Почти как День независимости.
Октябрьская Покровская родительская суббота, которую проводят в Поволжье и связывают с поминовением павших при взятии Казани, давно уже стала обычным днем поминовения своих родственников. Если кто-то из "профессиональных русских" хочет её политизировать, то только из желания обзавестись собственным Хәтер көне "по образу и подобию" татарского. В отличие от праздника Казанской иконы, Покровская родительская не воспринимается как день мобилизации ни воцерковленными, ни, тем более, светскими русскими.
НУЖНО ЛИ РУССКИМ ЧТО-ТО ОТМЕЧАТЬ В ОКТЯБРЕ
А может "профессиональные русские" всё-таки правы, и русским Татарстана нужен свой церемониал в память о событиях 1552 года? Увы, сама постановка этого вопроса показывает насколько "профессионально-русский" дискурс в Татарстане не укоренен в местной проблематике и зависим от московских вкусов. Потому что модель поведения "Казань брал!" и архетип завоевателя Ивана Грозного если кому и свойственны, то приезжим, а никак не местным полутора миллионам русских в Татарстане.
Почти за полтысячелетия русские привыкли считать себя местным населением
Почти за полтысячелетия русские привыкли считать себя местным населением. Русские появились в Казанской земле раньше, чем из междуречья Суры и Оки пришли татары-мишари. И даже раньше, чем русским городом стал 100% русский Тамбов. Бесспорно, что тот русский посад, который был окончательно сожжен Пугачевым в 1774 году, зародился вследствие успешной военной кампании Ивана IV. Но история русской общины в Казани несомненна и до 1552 года. Кто-то из этих русских в ханской столице спрятал на глубине двух аршин икону, явленную в 1579 году девочке Матрёне.
Наконец, в письменной традиции сохранилось и имя первого русского казанца, жившего в XIII веке. Это князь Фёдор Ростиславич, который провел на службе в Орде около 10 лет и был женат на дочери хана Менгу-Тимура. От этого брака у него было два сына Давид и Константин, имевший характерное прозвище Улемец. Согласно "Степенной книге" князь Фёдор получил от своего тестя 36 городов, в числе которых Болгары, Казань и "Ареск".
Похороненные в Ярославле князья Фёдор, Давид и Константин почитаются в православии под общим именем Ярославских чудотворцев. В Казани было целых два храма в их честь. До конца XVIII века казанская церковь Ярославских чудотворцев располагалась примерно там, где сейчас летающая тарелка цирка, а затем одноименный храм возник на Арском кладбище. Это та самая церковь, где богослужение в ХХ веке никогда не прекращалось, где хранится Спас Нерукотворный со Спасской башни Казанского Кремля и множество других реликвий.
Память князя Фёдора и его сыновей приходится как раз на 2 октября по новому стилю. По включенности в местный контекст, они куда ближе большинству русских Татарстана, чем Иван IV, пробывший в завоёванном городе всего-то 10 дней. Значение Ярославских чудотворцев в сакральной географии Казани — выдающееся. Если русским в Татарстане нужна особая дата на октябрь, то вот она. Если нужен адекватный миф основания русской общине Татарстана, то вот он. Всего-то надо любить историю родного края и уметь игнорировать ненужную конфликтную повестку, кем бы она ни навязывалась.
Марк Шишкин,
историк
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.
Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.