25 марта Головинский районный суд Москвы продлил арест аспиранту мехмата МГУ Азату Мифтахову на полгода до четвертого сентября. Его и ещё двух человек судят за "хулиганство, совершённое по предварительному сговору по мотивам политической ненависти". Им грозит до семи лет лишения свободы. По версии следствия, Азат Мифтахов, Андрей Ейкин и Елена Горбань разбили стекло в офисе "Единая Россия" и кинули в помещение дымовую шашку. Ранее среди обвиняемых был анархист Святослав Речкалов. Однако из окончательной редакции заключения его имя убрали.
Хотите сообщить новость или связаться нами?
Пишите или посылайте нам голосовые сообщения в WhatsApp.
Андрей Ейкин признал вину и заключил сделку со следствием. Елена Горбань находится под подпиской о невыезде.
При этом все доказательства основываются на воспоминаниях анонимного свидетеля годичной давности, а сам Мифтахов заявлял о пытках. Свою вину он не признает и считает, что его судят за анархистские взгляды. Правозащитный центр "Мемориал" признал его политзаключенным.
Ранее среди обвиняемых был анархист Святослав Речкалов. Однако из окончательной редакции заключения его имя убрали. Речкалов, как и Мифтахов, заявлял о пытках. В феврале Речкалов получил политическое убежище во Франции. В интервью "Idel.Реалии" Речкалов рассказал о своем отношении к процессу над математиком Азатом Мифтаховым.
— Меня задерживали по этому делу, и обвиняли в причастности к нападению на офис "Единой России", но это был скорее предлог. После задержания меня расспрашивали совсем о других вещах, об анархистском движении, его участниках и способах координации. Сейчас, насколько я знаю, обвинение в нападении на офис "Единой России" с меня сняли.
Я думаю, что сам процесс используется в качестве предлога для расправы с активными анархистами
Я думаю, что сам процесс используется в качестве предлога для расправы с активными анархистами. Не будь нападения на офис "Единой России", нашли бы любой другой предлог. Так это происходит, например, в Челябинске, где против местных анархистов возбудили под десяток различных дел по разным акциям. Когда одно дело разваливается, возбуждают новое.
— Как вы думаете, к чему приведет принятие новых поправок к Конституции? Что думаете об обнулении президентских сроков Путина?
— Я не думаю, что имеет значение, что будет написано в Конституции. Старая Конституция обещала нам много прав и свобод, но они не соблюдались.
В нашем обществе все происходит так, как происходит, не потому, что так написано в законах
В нашем обществе все происходит так, как происходит, не потому, что так написано в законах. А потому, что одни люди (государство) достаточно организованы для того, чтобы подавить всех прочих. Пока сохраняется такое положение дел, пока простой народ недостаточно организован для борьбы за свои интересы, все будет так, как захотят в правительстве, что бы ни было написано в законах и Конституциях. Им не нужно было, например, легализовывать пытки, чтобы пытать меня или Азата. Пытки против нас были остановлены не законом, но общественным резонансом.
Так что, быть может, оно и к лучшему, что принимают новую Конституцию, так у людей не останется иллюзий. Лучше иметь дела с явной диктатурой, чем с диктатурой, обманывающей людей демократическими декорациями.
Касаемо Путина, мне кажется, никто уже давно не сомневается в его намерениях. И он или его приближенные остались бы у власти в любом случае.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Русский мир" Путина и "национальное государство" Ходорковского: есть ли разница?— Недавно вы получили политическое убежище во Франции. Расскажите, как вам там живется? Какая ситуация в связи с пандемией коронавируса?
— Было очень тяжело психологически первое время. Будучи нелегальным мигрантом, а потом беженцем, ты оказываешься в крайне уязвимом и маргинальном положении, это всё накладывается на переживания крушения прошлой жизни, какие-то личные моменты, посттравматическое стрессовое расстройство после пыток, проблему отсутствия жилья и тд. Со временем справляешься с этим.
В экономическом плане тоже непросто — жилья не хватает для большинства беженцев, и многим жить приходится на улице. Первоначально жить приходилось на различных сквотах — неделю здесь, неделю там. На одном сквоте удалось пожить полгода. Снимать жильё дорого, и беженское пособие в 400 евро, чаще всего, не позволяет этого. Мы с товарищами, что находились в аналогичной ситуации, пытались открыть свой сквот, но его взяла штурмом полиция и нас выгнали оттуда. В конце концов, открыть собственный сквот удалось, и появилась крыша над головой, дом в хорошем районе Парижа. Но и это временно — идут суды, и нас, в конце концов, отсюда выселят.
Когда я получил политическое убежище, я перестал получать пособие, а оформить документы, необходимые для работы и всего остального, я не успел — начался карантин, и всё закрылось
Когда я получил политическое убежище, я перестал получать пособие, а оформить документы, необходимые для работы и всего остального, я не успел — начался карантин, и всё закрылось. Но в целом всегда можно что-то придумать, всё-равно живу здесь довольно неплохо и в плане потребления мне не на что жаловаться.
Самое тяжелое — это проблема адаптации во Франции. Оказавшись в мире чужого языка и культуры, есть большой соблазн замкнуться в русской языковой среде, создать здесь что-то вроде небольшой диаспоры из русских анархистов-беженцев — тем более, что с каждым годом нас становится всё больше. Это помогает психологически, но мешает адаптации и изучению языка. Я на французском говорю довольно плохо, и не уверен, смогу ли найти общий язык с французами. Даже если у меня будет идеальный французский — у них совершенно иная культура, иные проблемы, какой-то совершенно буржуазный мирок. Мне сложно себя с ними ассоциировать. Гораздо проще с разнообразными мигрантами, их проблемы мне гораздо ближе и понятнее.
— Что вы планируете делать после получения статуса политического беженца? При каких условиях возможно ваше возвращение в Россию?
— Что касается планов на жизнь — пережить карантин, оформить все необходимые документы, выучить язык, найти что-то, что будет мне интересным здесь, в Европе.
Возвращения в Россию я очень жду, но сейчас оно будет означать для меня пытки и длительный тюремный срок
Возвращения в Россию я очень жду, но сейчас оно будет означать для меня пытки и длительный тюремный срок. Думаю, что смогу вернуться теперь только уже после падения режима.
Во Франции карантин. Города заблокированы, нет возможности доехать из одного города в другой. Почти все заведения закрыты, из дома запрещено выходить без документов и пояснительной записки — куда и зачем ты направляешься. Случаи, в которых позволено выходить из дома, строго обговорены. Можно выходить в магазин, аптеку, на работу, к врачу. Можно выходить на пробежку в радиусе одного километра от дома.
Люди на улицах есть, но очень мало. Это очень красиво — редкая возможность увидеть пустой Париж, не кишащий ордами туристов. Полицейские патрулируют улицы, штрафуют тех, у кого не окажется пояснительной записки. В магазинах, напротив, всегда большие очереди и пустые полки.
Несколько моих товарищей с симптомами, похожими на коронавирус, обращались к врачам, но ответ был один и тот же — посоветовали пить парацетамол и обращаться к медикам только в случае, если "не смогут дышать". У медиков нет ресурсов для того, чтобы помочь или хотя бы проверить всех больных. Думаю, что большинство случаев никак не фиксируется и реальное количество зараженных в разы больше официальных цифр.
— Святослав, вы родились и выросли в Орске. Что из себя представляет город, как там живут люди? Есть ли у них работа?
— Я уехал из Орска подростком, и мои воспоминания с Орском связаны в основном с подростковыми годами. Либо с тем, что я читал об Орске, какая-то статистика. Я могу многое, конечно, рассказать об этом городе, но это будет, по большому счёту, лирика, и я не уверен, насколько это отличается от российской провинции в целом. Крупный город, один из самых больших в России по площади. Рекордсмен по России по проценту зараженных ВИЧ. Не знаю, как сейчас, но в девяностые там шёл канал наркотиков из Средней Азии, было очень много наркоманов, за гаражами и в школьных дворах всюду шприцы валялись горой. Много насилия на улицах, высокий уровень преступности. Помню, в детстве слышали стрельбу под окнами, было стрёмно так. До сих пор иногда читаю новости из Орска, там постоянно какой-то ад с расчлененкой, убийствами и расстрелами у подъездов. В девяностые и начале нулевых этого было больше, конечно. Очень много полицейского беспредела, в детстве ОВД ассоциировалось с местом, где пытают. Было много историй и новостей об этом.
До сих пор иногда читаю новости из Орска, там постоянно какой-то ад с расчлененкой, убийствами и расстрелами у подъездов
В целом очень серый, страшный промышленный город, с низким уровнем жизни и плохой экологической обстановкой. Самое яркое воспоминание, наверное — это расположенные вокруг города холмы и степи, сливающиеся на горизонте с небосклоном, зрелище как из вестернов. Весной-летом трава выгорает за пару недель, и начинают гореть степи или даже холмы, огонь будто сбегает с холмов сверху вниз. Зимой, наоборот, морозы, много снега. Весной город часто затопляет, реки выходят из берегов, и улицы погружаются под воду.
Я рос в довольно состоятельной семье, меня бедность девяностых не коснулась так, как большинство сверстников. Много читал. В подростковые годы у нас была неформальная компания, слушали рок, читали фентэзи всякое, одевались соответственно, как неформалы. Поэтому часто были конфликты на улице, там такое не очень понимали, в нашем городе на рок-концерты с арматурами бывало нападали. Ну мы тоже такие, маргинальные были. Думаю, в девяностые и начале нулевых так везде в провинции было.
Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.