В главном татарском театре мира Азгар Шафикович Шакиров работает с 1961 года, его пригласили в труппу сразу по окончании Высшего театрального училища имени Михаила Щепкина. Тогда еще никто не мог сказать наверняка, что как минимум полвека театральной истории татарского народа будет неразрывно связано с его именем. И не предвидел тогда никто, что на исторических гастролях Камаловского театра в Лондоне в 2006 году британские критики назовут Азгара Шакирова "гениальным актером" и "крупнейшим художником современного театра".
Азгар Шакиров сыграл более 150 ролей в спектаклях по произведениям татарской, русской и зарубежной классики, в современных пьесах. Снимался в татарском кино. Актер и сейчас довольно плотно занят в репертуаре Камаловского театра. Играет старика в "Миркае и Айсылу" Наки Исанбета, художника Исмая Акчурина в ток-шоу "Мой белый калфак" по пьесе Ильдара Юзеева, доктора в "Банкроте" Галиаскара Камала, царя Тимура в "Принцессе Турандот" Гоцци и даже самого себя — известного татарского актера Азгара Шакирова — в спектакле-путешествии Рузаля Мухаметшина "Дәрсе гыйбрәттер театр..."/"Будить сердца людей". 26 февраля в Камаловском театре состоялся юбилейный вечер ведущего актера труппы. Накануне в интервью "Idel.Реалии" Азгар Шакиров рассказал о жизни артиста "тогда" и "сейчас".
***
— Не устаю удивляться истории про меня и актрису нашего театра Нажибу Ихсанову. Мы ведь с ней из одного села: официально оно называлось Новый Ташлыяр, а в народе — Буклы (на русский язык это переводится "Дерьмовая"). Оно такое малюсенькое было, наше село: всего двадцать домов! Никакого театра там не было. Да там у нас даже радио не было! И вот представляете, два человека из этого села, одноклассники к тому же, стали известными актерами главного татарского театра!
Мне было очень стыдно, что я учусь в Москве на артиста
Мы закончили среднюю школу в деревне Чалпы — каждый день ходили до нее пешком 20 километров! И мечтали отправиться в Казань — учиться дальше. Для этого нужно было взять в колхозе справку о том, что тебе разрешается поехать на учебу. Без справки и в институт не возьмут, и паспорт не выдадут: такие были тогда правила. Никогда не забуду, как мы с Нажибой бегали по полю за председателем колхоза Канагатом-абый. Умоляли его напечатать нам справки, чуть не плакали. А он все хмурился и спрашивал: "Кто же в колхозе нашем работать будет, если я вас отпущу? Скажите же, кто?". Но потом все-таки выдал нам справки, очень хороший был человек!
Мне было неважно, куда поступать. Это сообразительная Нажиба разузнала, что Московское театральное училище имени Щепкина набирает студентов, чтобы готовить артистов для татарского театра. Мы вместе стали готовиться к приемным экзаменам…
***
Я долго не признавался родителям, что учусь в Москве на артиста. Мне было очень стыдно. Одно дело — если бы я собирался стать учителем. Или врачом. Или на агронома бы учился! А тут — какой-то бесполезный артист… Но я напрасно переживал. И мама, и папа ни разу в жизни не упрекнули меня. Они в меня верили, гордились мной. Моя им благодарность безгранична.
Когда я появился на свет, отцу было 53 года, а матери — 43. За всю свою долгую жизнь я ни разу не встретил человека с такой же особенностью, как у моего отца: когда в жаркий летний день он, работая, потел, правая сторона его тела была насквозь мокрая, а левая — совершенно сухая. Он будто был поделен строго пополам! Знаете, почему так было? Он пожарным работал, и однажды, когда деревня горела, в разгоряченном состоянии наполнял ледяной водой из родника бочки. Сильно простудил легкие. Месяца два его даже рвало кровью, потом одно легкое он потерял…
Он всей душой жаждал дать мне образование. Очень хотел, чтобы я жил лучше их с матерью, и все для этого делал. Кормил меня, поил, одевал, руку на меня никогда не поднимал, — только чтобы я мог все силы отдавать учебе. Трудно вспоминать о нем без слез благодарности.
Зрители всегда верили, что я — старый человек
О маме тоже говорить непросто. Она у меня — человек исключительно трагической судьбы: рано стала сиротой, быстро овдовела… Мой отец был ее вторым мужем. Причем, брал он ее в жены не по любви, а из сострадания и с непростым условием: молодая жена должна ухаживать за первой женой отца, у которой не было ног, за двумя их малолетними детьми и за его слепой матерью-старушкой. И моя удивительная мама, чтобы не пропасть с голоду, согласилась. Это уму не постижимо — взвалить на себя такую ношу! Ухаживать за тяжело больными женщинами, воспитывать детей, делать всю работу по дому, заниматься огородом. Все это она делала безропотно, безотказно, не отдыхая ни минутки. Слезы на глаза наворачиваются.
***
Из-за моей впечатлительности у меня довольно рано появилось прозвище в театре: "артист-плакса". А еще так вышло, что я с молодости играл стариков. Шаукат-абый Биктимиров, Ринат Тазетдинов, Равиль Шарафиев — все они старше меня, но играли в спектаклях моих детей и даже внуков! Мне было не по себе от этого возрастного несоответствия, но вот что удивительно: зрители всегда верили, что я — старый человек. Почему-то само собой получалось, что я заставлял зрителей жалеть своих стареньких персонажей. И это тоже работало на мой имидж "артиста-плаксы".
***
Театр — как цветок: то расцветает, то увядает. Когда наш курс вернулся из Москвы, где мы пять лет учились, когда мы начали работать в Казани, театр наш Камаловский напоминал мне увядающий цветок. Новый расцвет цветка и, я бы даже сказал, порыв свежего ветра начал здесь ощущаться с нашим приездом. И особенно мощным ощущение свежести стало, как только главным режиссером труппы назначили Марселя Салимжанова.
В нашей обрусевшей Казани свою национальную принадлежность татары могут ощутить только в театре
Марсель — режиссер-легенда. Поднял Камаловский театр на небывалую высоту. За сорок лет нашей совместной работы между нами бывало всякое. Сейчас я даже благодарность к нему чувствую — за то, что ставил меня в своих спектаклях во второй состав. Это, конечно, было ужасно обидно, но это научило меня работать по-настоящему и ценить профессию. Обычно же как? Все репетиции режиссер проводит с артистами из первого состава, премьеры играют тоже они. Артистам из второго состава приходится месяцами сидеть и смотреть репетиции, это такой "запасной состав", производственная необходимость.
Любопытно: за пределами театра, в обычной "человеческой" жизни у нас с Салимжановым были прекрасные отношения, очень уважительные. А на работе я чувствовал, что, как актер, не интересен режиссеру.
Вот еще какой случай помню. Мне собирались присвоить звание народного артиста РСФСР. Я заполнил все анкеты, как и положено. И вдруг Салимжанов говорит: "Завтра проведем в театре собрание. Пусть коллектив решит, давать тебе звание или не давать".
Я всю ночь не спал. Ни разу в жизни таких собраний в театре не проводили! Чем я не угодил?
И вот на следующий день Салимжанов открывает собрание: "Товарищи! Шакирова представляют к получению звания народного артиста РСФСР. Сейчас у нас время демократии и гласности. Так что давайте открыто решайте, достоин Шакиров звания или нет. Не стесняемся, высказываемся!".
Все артисты стали высказываться в мою пользу. Все до единого! Марсель Хакимович, может быть, не ожидал такого единодушия. Я был очень благодарен коллегам, но все же покинул собрание в ужасном самочувствии. До дома не дошел: не выдержал, вернулся в театр. Нашел Марселя и все ему высказал. Был ли эффект? Ну, с тех пор таких унизительных голосований в театре не проводили.
***
Сейчас главный режиссер нашего театра — Фарид Бикчантаев. Очень талантливый! Мастер! Мне, и как артисту, и как человеку, с ним очень интересно. Помню, я приглянулся ему еще в конце восьмидесятых, когда он ставил свой дипломный спектакль по пьесе Мансура Гилязова "Бичура"/"Домовой". Фарид дал мне одну из основных ролей — роль Хромого.
Я когда прочел пьесу, содрогнулся от изображенной в ней судьбы татарского народа. Мне захотелось приложить все силы, чтобы сыграть Хромого "по-человечески". Я был очень счастлив от этой роли.
Я всю сознательную жизнь сравниваю русских артистов с татарскими
Понимаете, мне очень понятны и знакомы события, происходящие в пьесе "Бичура". Моя родная деревня исчезла точно так же, как это написано в драме Гилязова. Татарские деревни исчезают, а с ними вместе исчезает и сам народ. Если так пойдет и дальше, у татарской нации нет будущего.
***
Я всю сознательную жизнь сравниваю русских артистов с татарскими. Русский артист может работать не только в Казани. В любом российском городе он может работать — русских театров очень много в нашей стране. А у татарского артиста всего один академический театр — казанский Камаловский. Вот если бы такого уровня татарских театров было два или три, это пошло бы всем нам на пользу.
Я не раз говорил и писал: лицо нации определяет театр. В нашей обрусевшей Казани свою национальную принадлежность татары могут ощутить только в театре. Пробуждение национального самосознания, объединение национальных сил — все это лучше и легче всего тоже происходит именно в театре. Я глубоко уверен, что хотя бы ради этого нужно сохранять татарский театр. Можете спорить со мной — не переспорите: самые талантливые представители татарского народа так или иначе связаны с театром, всегда так было.
***
За свою долгую жизнь я вот что заметил: настоящий артист — неважно, какой национальности, — всю жизнь находится в борьбе с властью, с правительством. У меня нет доверия артистам, которые любят современное правительство. Настоящий артист не может любить власть, а тем более преклоняться перед ней. За что сегодня я особенно не люблю нашу власть? За имперское мышление. За насаждаемую народу точку зрения, что у России "кругом враги". Это неправда! Никто не хочет ни с кем враждовать, воевать. Все хотят мира и справедливости. Имперским мышлением не победить социальное неравенство, не сократить разрыв между богатыми и бедными, сегодня в нашей стране этот разрыв — гигантский.
***
Вы можете посмотреть также видео интервью с Азгаром Шакировым на татарском языке.
Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.