"Сообщества должны иметь свой голос в реформе образования, в том числе татароязычные"

Верховный комиссар по делам национальных меньшинств Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) Ламберто Заньер на прошлой неделе посетил Казань. Он встретился с председателем Госсовета Татарстана Фаридом Мухаметшиным и общественниками, среди которых был директор школы "СОлНЦе" Павел Шмаков. По итогам визита в Казань Заньер дал интервью "Idel.Реалии", в котором рассказал о своем видении языкового конфликта, а также ответил на вопрос, ущемляются ли, на его взгляд, права татар в республике.

— В ходе предыдущего интервью нашему изданию вы заявили, что миссия вашего офиса заключается в предотвращении межэтнической напряженности и войн. Означает ли ваш приезд в Казань, что вы рассматриваете языковой конфликт в Татарстане именно в этом ключе?

— Конечно, ничего подобного это не означает. Я не считаю, что здесь есть какая-то внутренняя скрытая нависшая угроза, которая может как-то реализоваться и повлечь за собой конфликт — абсолютно нет.

Меня интересуют два типа вещей. Первый — это изучать, каким образом происходит интеграция в обществах, в которых исходно заложено разнообразие; изучать то, как обеспечивается стабильность в тех случаях, когда это хорошо работает и получается, на чем она держится. Мне всегда очень хочется увидеть примеры такой социальной стабильности в обществах, в которых есть обширное разнообразие.

То, что я вижу здесь, — это очень разношерстное и разнообразное общество, оно по-своему уникально, потому что мы имеем дело с пересечением европейской и азиатской культуры. Соответственно, меня интересуют вопросы, которые возникают в связи с эволюцией — в частности, эволюцией взаимоотношений между государством и автономией. Здесь мы можем говорить об эволюции отношений между регионом и федеральным центром. И, соответственно, меня интересуют последствия и то, что это может значить для конкретных регионов, где есть такое сильное этническое разнообразие. И для меня особо важно сделать акцент на образовании, на том, как проходит реформа в этой сфере. Это одно.

А второй набор вещей, который меня интересует, — изучение функционирующих моделей. То есть [для меня важно] посмотреть, что работает, как оно работает, какие уроки из этого можно вынести и какие позитивные модели для этого можно взять для других регионов. Также меня интересует, какими путями может обеспечиваться эта позитивная интеграция, которая будет основана на включении самых разнообразных партнеров и на стратегическом участии жителей для создания более социально сплоченного общества. Мне интересно, как эта интеграция может реализоваться в самых разных направлениях: общественной жизни, культуре, политике, экономике. И как это может стимулировать развитие региона и государства в целом.

— В рамках своего визита в Россию вы посетили Москву и Казань. Почему был выбран именно Татарстан? Связано ли это с языковым конфликтом?

— Почему Татарстан? Потому что это один из крупнейших по численности народ в России. Если не крупнейший — после русского. Поэтому мне было очень интересно увидеть, как живет и функционирует такое огромное национально-этническое и языковое сообщество. Кроме того, в состав этого народа входят не только люди, проживающие в Татарстане — эта этническая семья значительно больше, она включает в себя огромную диаспору за пределами республики и России. Наконец, меня очень интересует реформа, происходящая в связи с законом об образовании — я слышал некоторые беспокойства, которые звучали в связи с его реализацией. Вопрос сводится к тому, насколько возможно и необходимо вкладывать больше усилий для защиты культурного и языкового наследия татар. И насколько опасна эта реформа для будущего сохранения этого наследия.

Поскольку эти вопросы я слышал, мне хотелось приехать и увидеть ситуацию на месте более пристально. Также прекрасно понятно, что сохранение культуры, этнической целостности, национального богатства, языка, культуры и литературы — это то, что требует огромных инвестиций. Это, безусловно, и должно являться задачей всех нас на будущее. В то же время мы сами продвигаем и включение, и инклюзию — в связи с этим, конечно, изучение русского языка и русской культуры должно быть таким объединяющим фактором для столь многонациональной страны, которая включает в себя и носителей русского языка и культуры, и не только.

В связи с этими двумя положениями (о сохранении национальной культуры и общеобъединяющей культуры другого языка) мне было очень важно увидеть и понять, какие инвестиции, силы, внимание уделяются и тому, и другому направлению, потому что оба кажутся мне одинаково важными.

Есть еще, пожалуй, два аспекта, которые лично для меня делают эту тему особенно интересной. В Татарстане проживают 170 или 190 (мы слышали разные данные) различных этнических групп. Мне хотелось посмотреть на проблематику, которая возникает у столь огромного объединения разного по этническому составу населения. Кроме того, здесь находится один из старейших университетов, в котором нам посчастливилось провести очень интересное обсуждение. Мы как организация всегда заинтересованы в поисках новых возможностей для взаимодействия с научным академическим миром.

— Вы сказали, что вам было известно о тех опасениях, которые высказывались в связи с языковой реформой. Из той информации, которой вы обладаете, и по результатам вашего визита у вас сложилось мнение, насколько тем людям, которые хотят изучать татарский язык, предоставлена такая возможность?

— Безусловно, огромный объем работы уделяется тому, чтобы продвигать татарский язык и обучать ему. Мы, например, были в школе (татарская гимназия №2 — "Idel.Реалии"), которая полностью ведет преподавание всех предметов на татарском языке. Это очень здорово и тщательно сделано.

С другой стороны, мы видим, что все экзамены, включая ЕГЭ, в России сдают на русском языке. Соответственно, у тех, кто, может быть, хотел бы учить татарский язык или сдавать экзамены на татарском, возникает беспокойство, смогут ли они хорошо сдать экзамены на русском языке. Также возникает вопрос и в связи с преподаванием русского языка в татарских школах. Понятно, что это делается на очень высоком уровне, потому что мы видим, что экзамены сдают очень хорошо. Но, как мне кажется, у не татарского населения, которое хотело бы изучать татарский язык и культуру, есть сложности в доступе к этой возможности — при том, что татарский является государственным языком [в республике].

Может быть, здесь потребовался бы какой-то пересмотр политики — чтобы у людей, которые хотели бы учить татарский, но татарами не являются, не было этих препятствий. Понятно, что это не может быть насильственно навязано — это должна быть возможность, предоставленная по выбору.

— Знаете ли вы, что подобных школ в Татарстане очень мало?

— Я знаю, что таких школ немного.

— Как вы думаете, есть ли значительная разница в видении языкового конфликта у Москвы и Казани?

— Мы встречались в Министерстве образования [и науки Татарстана] и слышали, что диалог между федеральными и региональными властями в связи с этим новым законодательством, действительно, происходит. Да, высказываются беспокойства, и я очень приветствую саму идею взаимодействия власти на местном и федеральном уровнях. В прошлом году я встречался с заместителем министра образования России, чтобы обсудить эту ситуацию. Если необходимо, я буду рад снова вернуться, чтобы еще раз расширить это обсуждение и те тезисы, которые я тогда озвучивал.

— Изменения в закон об образовании в части языковой политики являются нарушением прав татарского народа, на ваш взгляд? Ущемляет ли он их права?

— Мне достаточно трудно ответить на этот вопрос, потому что я был здесь всего два дня и видел одну локальную школу. С другой стороны, я встречался с председателем Государственного Совета, с органами власти — я вижу огромные инвестиции, которые вкладываются в изучение национальных языков, в частности, татарского. Огромные силы вкладываются, чтобы в этом преподавании выполнить требования, которые есть у населения, и требования, которые есть в законе. Поэтому я с очень большой аккуратностью могу выносить какие-либо суждения, потому что у меня все-таки пока недостаточно данных.

С другой стороны, на основании тех элементов, информации, которую я получил, я вижу, что возможности получения доступа к изучению своей языковой культуры у одного этноса остаются достаточно ограниченными. При том, что татарский язык является государственным, можно было бы обеспечить достаточно более широкие возможности для его изучения и гораздо сильнее укрепить роль его преподавания, учитывая численность народа. Поэтому, как кажется, само предоставление этих возможностей — безусловно, очень хороший положительный шаг вперед, но можно было бы постараться их расширить.

— Может ли по итогам визита в Казань и вашего личного ознакомления с ситуацией введена процедура постоянного контроля этнонациональной и языковой ситуации в Татарстане?

— Проведение мониторинга для меня было бы изначально невозможно, поскольку я, в принципе, не обладаю инструментами, которые могли бы дать возможность это делать. Мой образ действия совершенно другой — я работаю с органами власти, с моими собеседниками, которых я стараюсь найти для того, чтобы получить более широкую картину. Я стараюсь установить те прямые контакты, которые будут полезны для получения информации. Если возникают какие-то беспокойства, то вот это и есть те самые каналы, по которым эта информация могла бы ко мне приходить.

Но мы везде придерживаемся одних и тех же принципов относительно того, что законодательство в области языка и образования (особенно, когда это законодательство требует какой-то реформы, или она проходит в данный момент) должно реализовываться или создаваться с привлечением сообщества, которое непосредственно представляет эти интересы. Они должны иметь свой голос в связи с реформой и в контексте этой реформы. Я не знаю, насколько полно к этому было привлечено татароговорящее сообщество. Необходимо опираться на стимулы, чтобы распространялось более положительное отношение к изменению в законодательстве.

— Будет ли ваш аппарат готовить отчет по итогам визита в Казань, чтобы страны-члены ОБСЕ могли ознакомиться с тем, что происходит в России в части языковой политики?

— Мой мандат не предполагает написание докладов и отчетов, поскольку я занимаюсь тем, что называется "тихая дипломатия". Но, безусловно, пока я встречаюсь с разными собеседниками, я прихожу к некоторым выводам, обнаруживаю какие-то вещи, которые ложатся в более широкую картину. Потом я это обсуждаю на встречах с представителями российской власти.

Безусловно, я подготовлю вариант доклада, который представлю в постоянный совет в ОБСЕ, но это ни в коем случае не будет подробный анализ моего визита в Казань. Но какие-то основные тезисы, которые я воспринял здесь, станут частью моей дальнейшей работы. Хотелось бы добавить, что не все мои предшественники в финале своего визита давали интервью.

— Удалось ли вам в ходе визита встретиться с людьми, которые не были в списках, рекомендованных властями? Не было ли каких-либо запретов?

— У нас нет такой уж большой выборки людей — здесь мы недостаточно знаем специалистов, которых могли бы повстречать. Но мы встретились с достаточно широкой выборкой людей, чтобы составить довольно обширное мнение. Встречались и с представителями того школьного сектора, о котором вы говорили, и с представителями другого школьного сектора тоже.

Бойтесь равнодушия — оно убивает. Подписывайтесь на наш канал в Telegram.