Из Пылковки, небольшой деревушки в Саратовской области, на войну — по повестке и добровольцами — ушли девять человек. 24-летний Василий Рябчиков, как полагает его мать, стал десятым — его забрали из колонии. В апреле этого года семья Рябчиковых потеряла связь с сыном. Ему оставалось всего полгода до условно-досрочного освобождения.
— Шестого апреля мне позвонил мальчишка, который с Васькой вместе сидел — Ванька. Сказал: "Тёть Тань, не беспокойтесь, Васька вам пока звонить не будет. Он контракт подписал. Его забрали на войну, — рассказывает Татьяна Рябчикова. — С тех пор я не знаю, где мой сын, что с ним, как он…
В Пылковке, по данным переписи 2020 года, живет чуть больше трехсот человек. Несмотря на малую численность населения, в селе сохраняется детский сад, школа-девятилетка, клуб и почтовое отделение, два магазина и медпункт. Тут работают женщины. Мужчины в основном трудятся на местных фермеров. Или уезжают на заработки в город. До Балакова — довольно крупного города, районного центра — от Пылковки 43 километра, автобус туда ходит два раза в неделю.
Закончив девять классов в родном селе, Василий Рябчиков не стал продолжать учёбу. Первое время он работал у фермера. А потом уехал.
— Сначала его в армию забрали, как 18 исполнилось, — рассказывает его мама Татьяна Рябчикова, крутя в руках военный билет сына. — В Хабаровск отправили, а потом на Сахалин. Вот, выучился там на водителя, права получил.
— А нам не сказал, — вторит матери старшая сестра Василия 25-летняя Светлана, сама уже мать троих детей. — Всё, что мы от него знали, что он в армии канцелярией занимался, да плац мёл. Но он всегда был такой… весь в себе.
Мы сидим в тесной кухне старого деревенского дома — Татьяна и её дети, старшая Света и младший Максим. Чуть позже на низкую табуретку в уголке присаживается худой небритый мужчина — отец троих детей Татьяны и её бывший муж Николай.
Обеденный стол от коридора отделяет старая дровяная печь. Зимой она здорово выручала семью: газовые трубы нуждаются в замене, поэтому и грелись ею, и корм свиньям и собакам на ней готовили. Для семьи Татьяна готовит на газовой плите — пользуется баллоном. Чайник кипятит на электроплитке. Дровяная печь помогла сэкономить газ — за зиму семья истратила всего один баллон.
Унитаз в доме появился в этом году: наконец провели воду и сделали слив. Раньше вся семья ходила по нужде в деревянный домик на улицу. Мылись в холодное время в бане, а летом — в летнем душе.
У Татьяны были на это лето большие планы: сделать в доме ремонт, поклеить новые обои. Но теперь, по собственному признанию, она больше ничего не хочет — как старший сын пропал, опустились руки.
— Васька мой — спокойный парень. Никогда не озоровал, не хулиганил, — говорит про него мама. — Драки, склоки не любил. Петь любил. На Новый год Дедом Морозом одевался. На все праздники его звали, на дни рождения: Васька, спой! На день села выступал, даже в Балаково на день города от нашего клуба ездил.
Деревенская жизнь Василия не привлекала. Он хотел быть артистом. Возиться в пыли и машинном масле, трудиться на полях у фермера — не для него. Вначале он попытал счастья в Балакове, но работа в салоне связи оказалась скучной. В конце 2020 года друг сманил его в Саратов. На большие, как надеялся Василий, деньги.
Семье Рябчиков сказал, что в Саратове он отлично устроился, снял комнату, нашёл работу. Что за работа — не говорил. А после Нового года вернулся в Пылковку — подавленный и тихий.
— Он сразу сказал: "Мама, я попался, меня посадят", — рассказывает Татьяна.
— Оказывается, он закладчиком пошёл, лёгких денег захотел, — объясняет Светлана. — Только и заработать ничего не успел — его взяли на первой же закладке.
Суда он ждал дома. Приговор Рябчикову вынесли в марте 2021 года.
— Тогда был коронавирус, суды все были закрытые, — объясняет Татьяна. — Я хотела на суд, я собиралась. А он мне не велел ехать: тебя даже на порог не пустят, хоть ты и мать родная! Два года уже не вижу сына. Сейчас думаю — увижу я его вообще или нет.
— Она тут все глаза выплакала, пока его судили, — говорит Светлана.
Василию дали пять лет и отправили в исправительную колонию строгого режима №10 в Саратове. За это время семье — из-за пандемии коронавируса — ни разу не дали с ним свидания. Но сын сначала регулярно писал матери письма с зоны, а потом разжился телефоном и стал родным звонить.
"Сиди в тюрьме, никуда не ходи!"
В сентябре 2022 года, когда президент России Владимир Путин объявил в стране "частичную" мобилизацию, на имя Рябчикова в сельсовет пришла повестка.
— Всего повесток было три, — говорит Татьяна. — Среди них и Васина.
Поскольку парень в это время сидел, его повестку глава сельсовета вернула в военкомат. Остальные двое были мобилизованы.
— Он тогда позвонил, а я ему рассказываю: тебе повестка на войну приходила! — вспоминает мать. — Он мне отвечает: "Я ничего не знаю". А потом говорит: "Я подпишу добровольно". Рассказывал, что к ним этот, который главный "Вагнеров", прилетал на самолёте, предлагал служить шесть месяцев, а потом домой — срок, мол, погашается. Зарплату обещали — 190 тысяч! Я ему сразу сказала: "Сиди в тюрьме, никуда не ходи! Ты за всю армию ружьё два раза видел. Тебя там сразу прибьют". А он мне в ответ: "Мне терять нечего! У меня ни жены, ни детей". А я ему говорю: "У тебя мать есть! И сестра! И брат!" Тогда много мальчишек ушло, а Васька всё-таки остался.
Татьяна надеялась, что Васю скоро отпустят по УДО. Сын часто говорил, что у него нет никаких штрафов, что поведение примерное. И надо бы попросить перевод в колонию-поселение. А в январе 2023-го признался, что подписал "отложенный" контракт.
Шестого апреля Рябчикова узнала от сокамерника сына, что Васю увезли на войну. Сам он ей так и не позвонил.
— Как же он контракт-то подписывал, — обречённо спрашивает мать, — если даже его военник тут, у нас, дома остался.
Три месяца Василий Рябчиков не выходит с родными на связь. Такого длительного перерыва в общении между ним и его семьёй никогда не было. Но о плохом мать Васи старается не думать.
— У Силицких сын служит, так он по месяцу не звонит, — успокаивает свою мать Светлана. — Связи нет.
— Я тоже думаю, что он не звонит, потому что вышек телефонных нет рядом, — вдруг встревает прежде молчаливый младший брат Василия Максим.
Он в этом году закончил девять классов. У его друга и одноклассника в феврале на войне с Украиной погиб отец.
— Родственникам тогда позвонил сослуживец погибшего, — вспоминает Светлана. — Военные его гибель не подтверждали. А его брат ездил туда, искал его. Но тебя, мам, обязательно бы оповестили, если бы что-то плохое случилось.
— Я наревелась. И слез уже нет, — говорит Татьяна. — Срок-то был неожиданностью. Я тут с ума сходила. А теперь это… Почему мне никто не позвонил из колонии? Хоть бы бумажку какую прислали, что он убыл. Ведь есть же письмо, что он к ним прибыл. Или начальник должен был позвонить, рассказать, куда Васю отправили, в какую часть, чтобы я хоть знала, где его искать можно.
Сама Рябчикова в колонию тоже не звонила — обращаться в УФСИН отговорил кто-то из родственников: "Тебе там всё равно ничего не скажут".
— Минобороны, "Солдатским матерям" — наша глава мне телефон давала, в "Яблоко", — рассказывает Рябчикова. — Мальчик-"яблочник" мне перезвонил через три дня, сказал, что везде, где мог, позвонил, а ему везде сказали, что это закрытая информация. Мы даже Володину (спикеру Госдумы РФ Вячеславу Володину) через электронную приемную написали. Но ответа нет. Может быть, хоть вы мне поможете.
"Гроб был лёгкий, закрытый"
Не так давно Татьяна Рябчикова и её нынешний муж ездили на похороны в Новобурасский район Саратовской области. Под Бахмутом погиб пасынок мужа родом из деревни Красная Речка (в саратовских СМИ упоминался один погибший из Красной Речки — 27-летний Игорь Пастухов).
— Они с Васькой были примерно ровесники, — рассказывает Татьяна. — Только тот за убийство сел. А мой за наркотики. Он сидел тоже в Саратове. У него 16 лет был срок. Года не отсидел в тюрьме, ушёл добровольно осенью. После Нового года попал в госпиталь, и ему бы после госпиталя домой ехать, а он домой не поехал, а поехал на войну. Убили мальчишку. Погиб в Бахмуте, он в "Вагнере" служил. Когда его хоронили, гроб был лёгкий, закрытый. Потому что хоронили только куски.
В это время с работы возвращается нынешний муж Татьяны. Включает в большой комнате телевизор. Тот работает на полную громкость. Идут новости.
— Вот и я всё время телевизор смотрю и не могу поверить, как в том Артёмовске воевали и убивали, — говорит Татьяна. — Мне в память врезалось: Бахмут захватили, показывали, сколько погибло солдат наших — целая куча жетонов лежит. Это же кошмар. Сказали, будут по ДНК искать, что за солдаты и откуда они были.
— Мой друг по работе смотрел в интернете, сказал, что в "Вагнере" только 20 тысяч убитых в разных местах, — подаёт голос из угла отец Василия Николай Рябчиков. — А мы не знаем, где наш сын.
Родители верят, что рано или поздно Василий отыщется, найдёт связь, позвонит домой — номера телефонов мамы и папы он знает наизусть. По их словам, из села на войну ушло девять человек, по мобилизации — только двое, остальные — добровольцами. Погиб — официально — пока только один. Татьяна считает, что мужчины уходят добровольцами ради денег. В деревне много не заработаешь, да и работы почти нет. Её зарплата уборщицы в детском саду и клубе — 10 тысяч рублей, её дочь трудится техничкой в школе за 16 тысяч. Школу, правда, могут закрыть — и детей мало, и директорша увольняется. Если замены не найдут — школы не будет.
— Сейчас хозяйство тяжело держать, — объясняет она. — Я в этом году цыплят взяла, так они все передохли. Поросят купила, эти вроде ничего. А то бывают рахиты, и не выкормишь. Если хорошо кормить, поросёнка за год можно килограмм до ста выкормить. Только корма нынче стоят — не укупишь.
Дети здесь помогают семье с малых лет. Максим лет с 11 колымит по соседям: кому двор обкосить, кому забор поправить.
— Я механиком быть хочу, — говорит он.
— На сварщика пойдёшь! — перебивает его мать.
— Да я вообще в речное хотел! — взрывается Максим, который, по собственному признанию, учиться не любит. — Или вообще пойду к фермеру работать, а потом в армию.
— Воевать-то не пойдёшь? — спрашиваю его осторожно.
— Нет, воевать не хочу, — мотает он головой. — Воевать плохо. В армии отслужить — это по-мужски.
— Нечего на войне делать, — вдруг говорит мать. — Надо брата найти. И тебя на учёбу отправить. А на войну никому идти не надо. И даже начинать войну не надо было. Никого бы я туда не пустила. Ни одного ребенка.
Оригинал публикации: Радио Свобода
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
