На этой неделе татарстанский и российский академик, член Национального совета Всемирного конгресса татар Роберт Нигматуллин дал интервью порталу "Интертат". Интервью, казалось бы, с оптимистичным для татар названием "Хоть язык и исчезает, татары все равно не исчезнут". Однако едва ли этот оптимизм сохранится после прочтения и осмысления главных тезисов Нигматуллина, считает эксперт по федеративным отношениям Харун (Вадим) Сидоров.
Сразу хочу зафиксировать свою позицию — я оцениваю тезисы Нигматуллина как человек, изучающий этнические процессы и концепции. Поэтому они представляют для меня интерес в контексте этнических перспектив как татар, так и других автохтонных народов Северной Евразии.
Беседуя с журналистом о том, грозит ли татарам исчезновение в связи с исчезновением татарского языка, Нигматуллин говорит: "Татары все равно не исчезнут. Хотя язык и исчезает, сам народ никуда не уйдет". Журналист уточняет у него его: "Но в каком виде они сохранятся? Русскоязычный народ, сохранивший свою татарскую идентичность? Как, например, в Латинской Америке перуанцы, говорящие на испанском языке…" Нигматуллин отвечает на это: "Да, так…"
В принципе, ни физик-математик и океанолог Нигматуллин, ни интервьюирующий его журналист не обязаны предметно знать все случаи этнических идентичностей, в том числе и перуанский. Но коли уж татар решили ориентировать на последний, стоит пояснить, о чем идет речь.
Перуанцы — это скорее политическая нация, чем этническая, аналог скорее россиян, чем татар. В этнокультурном отношении они состоят из нескольких сообществ, хотя по большому счету из двух: потомков европейцев и их метисов с коренными перуанцами и из собственно коренных перуанцев — представителей этнических групп кечуа, аймара, сельва и т.д. Так вот, испаноязычными являются именно креолы и метисы, тогда как коренные перуанцы — "индейцы", как их было принято называть в русскоязычном пространстве (но в Перу этот термин запрещен как оскорбительный) говорят либо на своих языках, либо на их фактической смеси с испанским ("суржиках").
Поэтому возникает вопрос, каким видят этническое будущее татар собеседники — как у первых или как у вторых? И дальнейшие размышления Нигматуллина четко показывают, что он видит этническое будущее татар не как у коренных перуанцев (ибо они как раз сохраняют свои этнические языки, культуры и в целом границы), а именно как у испаноязычных креоло-индейских метисов. Не буду голословным, приведу его цитаты на этот счет:
"Татары все равно не исчезнут. Хотя язык и исчезает, сам народ никуда не уйдет. ...ведь остаются фамилии, имена… Во время празднования тысячелетия Казани в Москве был большой концерт. Туда пригласили тех, кто наполовину является татарами. Была и Алина Кабаева. Она сказала, что гордится своими татарскими корнями. Но сама она не знает татарский. Все равно у нее есть фамилия, возможно, осознание того, что они татары, хоть немного останется и в ее детях…"
Что ж, привлечение к этническому сообществу людей, которые не знают его язык, а просто имеют его корни — это совершенно нормальный подход, особенно, когда оно ослаблено ассимиляцией. И возможно намерения Нигматуллина и предоставившего ему трибуну "Интертата" заключается как раз в этом. Однако надо понимать, что этот подход может работать по-разному в зависимости от контекста.
Так, например, израильское агентство "Сохнут" тоже привлекает на свои курсы вне Израиля людей, попадающих под израильский закон о репатриации, то есть, имеющих предков-евреев во втором и третьем поколениях и их близких родственников (супругов). Однако привлекаются они именно с целью абсорбировать их в еврейскую этническую общность и жизнь, начиная с изучения иврита и еврейской культуры, заканчивая получением израильского гражданства и переселением в Израиль или по крайней мере регулярным посещением его.
При таком подходе (а он существует у многих народов, я просто использовал наиболее известный пример) люди, не знающие языка этнической общности, с которой их связывают только корни, действительно могут ощущать с ней связь и притягиваться к ней. Но работает он лишь в том случае, если ядро этой общности составляют люди, являющиеся носителями ее целостной этнокультурной идентичности, благодаря чему она может восстановиться и у тех, кто ее утратил. Возможно, Нигматуллин и его собеседник имеют в голове именно такую картину этнического мира татар. Однако в складывающихся в России этнополитических и этнокультурных реалиях из их слов может следовать и совсем иной вывод.
Прежде всего, в отличие от евреев, у которых есть свое национальное государство, у татар такового нет. Да, не будем лукавить, Татарстан не является таковым даже "в составе России", как это иногда пытаются преподнести. Как не является он даже аналогом полноценной национальной автономии вроде Каталонии или Квебека. Во всех перечисленных случаях их национальность выражена именно (в том числе) в том, что в них обеспечено доминирование языка соответствующих этнических групп, что и гарантирует им сохранение ядра носителей их целостной идентичности. Именно поэтому и те, кто перестал быть таковыми (например, проживая за рубежом), могут к ним присоединиться. А могут и не присоединяться, в том числе причисляя себя к этим этническим сообществам — это уже будут их личный выбор и их личные проблемы, не затрагивающие этнических перспектив данного сообщества.
Татарстан, который только и мог бы быть своим "Израилем" для татар, сегодня является русскоязычным регионом, в коем татарский язык не доминирует, не является обязательным в официальном делопроизводстве и не является обязательным к изучению в государственных учебных заведениях. Любое национальное движение, в том числе татарское, представителем которого ex officio (в силу должности) является Роберт Нигматуллин (член Национального совета Всемирного конгресса татар) по идее должно бороться за противоположное, то есть хотя бы за национальную автономию своего народа на своей земле. При том, что по конституциям как России, так и Татарстана последний номинально остается государством в составе первой, в котором татарский язык номинально является государственным и равноправным по отношению к русскому. Однако вместо этого представитель Всемирного конгресса татар транслирует идеи, видимо призванные рационализировать нежелание этой организации бороться за будущее своего народа. В духе того, как человек, смирившийся со своей смертью от неизлечимой болезни, не считая уже нужным бороться с ней, утешает себя тем, что он останется жить в потомках, в виде своих генов.
Вот и получается, что этническое будущее татар в России, по Нигматуллину, действительно выглядит как у "испаноязычных перуанцев". Но только не коренных — тех, которые кечуа, аймара, сельва и так далее, и которые как раз сохраняют свои этнические языки, культуры и границы. И очевидно не тех, которые просто потомки испанцев и иных европейских переселенцев. А скорее как у испаноязычных метисов от браков (и внебрачных отношений) европейцев и "индейцев", которые помнят о своих "индейских" корнях, но уже давно ассимилированы с креолами.
Очевидно, что популяризация в России нарративов о том, что "народ не умирает с языком" одновременно с внушением всем россиянам того, что их родным языком является русский, в конечном счете направлено на то, чтобы все ее нерусские народы превратить именно в таких "креолизированных метисов".
Интересен в этом смысле и пример, к которому обращается сам Нигматуллин, рассуждая о многоэтничности России. Так, он говорит:
"Русская культура, русская наука, все вокруг развивается и живет на русском языке. Но я считаю, что без татар, евреев, кавказских народов, остальных народов — Россию поднять невозможно. Моноэтническая страна развиваться не может. Китай называют моноэтнической страной. Но там тоже несколько языков. Шанхайский, пекинский — это не один и тот же язык. Там только письменность единая, иероглифы одни и те же, но разговорная речь в разных регионах разная".
Занимательно, что даже в контексте разговора об этнических перспективах своего народа, Нигматуллин думает не о том, как сохранить татар, а о том, как "поднять" Россию... Показательно и то, что о "многонациональности" России речи уже не идет — речь уже о том, быть ли ей моноэтничной...
Представляет интерес и сравнение с Китаем. Там на самом деле тоже проводится политика, сродни российской — под вывеской официальной многонациональности (позаимствованной у СССР) фактически осуществляется ханизация, в таких регионах как Синьцзян-Уйгурский автономный район и Тибет в особо брутальной форме. Однако там она упирается в объективное препятствие — у тех, кого называют "ханьцами", действительно нет единого языка в привычном нам смысле ( то есть, как набора звуков, выражающих смысл), на что верно указал Нигматуллин. Хотя тем же тюркам-уйгурам от этого легче не становится.
Россия конкретно в этом отношении ближе к Перу, в котором у креолов и креолизированных метисов язык один. А многоэтничность (и пожалуй, даже фактическая многонациональность) страны обеспечивается как раз наличием национальных движений коренных народов — вроде того, что представляет Нигматуллин, но только настоящих, таких, которые борются за их интересы. Такими являются движения некреольских народов, которые борются за автохтонные идентичности и культуры, достигая в этом немалых успехов — политики и партии, выражающие их интересы, имеют постоянное представительство в парламенте, а в 2011 году один из них и вовсе стал президентом. При этом в языковом отношении эта борьба проявляется в двух аспектах — во-первых, в нормализации автохтонной лексики (прежде всего кечуа), которой пользуются говорящие на испанском "индейцы", во-вторых, в ревитализации собственно их языков.
Так, в 1975 году кечуа получил в Перу статус официального языка, в стране, особенно в соответствующих локациях создаются двуязычные классы, программы вещания на этом языке, поощряются академические исследования на нем. В 2019 году в Перу впервые была защищена докторская диссертация на языке кечуа. А в 2021 году на кечуа было зачитано президентское послание.
Так что, даже если ориентироваться на Перу, сравнение с ним этнических положения и перспектив татар явно окажется не в пользу последних. При этом остается вопрос — почему на модель коренных народов Америки или их креолизированных метисов должны ориентироваться народы России, которые в XX веке уже были ей признаны как нации, обладающие своими национально-территориальными автономиями? И почему их статусные национальные организации вместо того, чтобы бороться за соответствующие права, подводят их к мысли, что превратиться в аналог перуанских креолизированных метисов для них не так уж и плохо?
Харун (Вадим) Сидоров, кандидат юридических наук, докторант этнологии Карлова Университета (Чехия), эксперт по национальным движениям народов России в целом и Волго-Уральского региона в частности.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
