Колумнист Харун Сидоров рассуждает о том, какими могут быть последствия путинской войны для русской идентичности после возможного коллапса России и "русского мира". Он считает, что русские, например, могут найти для себя новые идентичности, которые ныне существуют как субэтнические группы.
Когда Владимир Путин устраивал в 2020 году обнуление своих президентских сроков, немногие могли предположить, как далеко оно зайдет.
Дойдет ли оно до обнуления мировой цивилизации и миллионов жизней в ядерной войне — пока открытый вопрос. Что, однако, можно сказать точно, так это то, что он обнулил как моральные, так и правовые основания существования российского государства, именем и интересами которых он обосновывает свои действия. Ведь беспрецедентное для послевоенной Европы отрицание международно признанных границ одной из ее стран и попытка их перекройки военным путем юридически аннулируют границы самой России, признанные международным правом. А военные преступления и ядерный шантаж, которыми эта перекройка границ сопровождается, дают основания для принятия серьезными игроками решения о нейтрализации военно-политического источника этой угрозы.
Еще одно уже бесспорное последствие правления Путина, называвшего себя самым эффективным русским националистом, это обнуление осевого русского самосознания. Русские, еще недавно ощущавшие себя осевым народом постсоветского пространства, уже не говоря о современной РФ, упали ниже плинтуса собственных представлений. Теперь им приходится униженно выстраиваться в очереди на границах тех стран Кавказа и Средней Азии, выходцев из которых они еще недавно воспринимали нежелательными мигрантами в своей стране. А внутри их страны с пресловутыми 80% русских оказалось, что основное усердие как в войне за Путина, так и в сопротивлении ему оказывают представители других народов, в то время как сами русские предпочитают бежать и прятаться от мобилизации.
Исключения, бесспорно, есть. Например, имя Руслана Зинина наверняка войдет в историю сопротивления преступной политике, а его поступок был высоко оценен и в тех регионах, в которых привыкли к героизму. Но факт остается фактом — в то время как оболваненные жители башкирской и якутской глубинки массово идут в военкоматы, а тюрки и горцы Дагестана отчаянно сопротивляются "могилизации", русские в основном бегут.
Таким образом, русские перестают быть осевым народом не только "исторической России", то есть бывшего СССР, но и собственно России. С какой стороны ни посмотри, оказывается, что и "русский мир" уже не особо русский, потому что воевать за него отправляют все больше нерусских, и сопротивляются ему по-настоящему тоже непропорционально много нерусских. В Украине же и вовсе происходит обрушение его центрального исторического мифа, ведь на полях сражений украинцы демонстрируют, что Киевская Русь — это они, а не сборная солянка согнанных на войну выходцев из совсем других народов и регионов.
Сейчас уже со значительной вероятностью можно предположить, что последствия политики путинизма после его краха для русской этнопсихологии станут такими, какими оказались последствия краха гитлеризма для немцев. Но есть существенный нюанс — в отличие от Германского рейха Российская Федерация является полиэтническим государством и номинально даже многонациональным.
Одним из последствий этого наверняка станет то, что после ее коллапса те регионы, которые этнически не связаны с остальным ее пространством и имеют внешние границы, покинут "русский мир" почти сразу.
Сложнее ситуация будет в таком регионе как Поволжье, которое с географической, демографической и логистической точек зрения является "Центральной Россией" в куда большей степени, чем та западная окраина РФ, что называется так только по инерции. То переплетение разноэтнических и разноконфессиональных территорий, что оно собой представляет, сейчас находится внутри российского "русского мира" не столько из-за серьезного присутствия в нем этнических русских, сколько в силу "русской культурной доминанты", которую Кремль в последние годы пытался утвердить и закрепить.
Коллапс "русского мира" неизбежно приведет не только к эмансипации от него нерусских коренных народов региона, которые в любом случае начнут возвращать себе суверенитет (вопрос только в том, в какой форме), но и к изменению характера межэтнических и межконфессиональных отношений. Перестав быть скрепляющим фактором многонародного "русского мира", прекратившего существование, те, кто считают себя русскими, окажутся перед необходимостью переосмыслить основания своей идентичности. И маршруты этого переосмысления очевидно будут разными.
Для "русских путинского призыва", каковыми можно считать представителей других народов, начавших считать себя русскими в силу причастности к "русскому миру", этим маршрутом очевидно станет возвращение к своим этническим идентичностям. Те, кто не имеют идентичности одного из устоявшихся народов, а находятся на их стыке, вполне возможно сумеют создать какие-то новые гибридные формы.
А вот перед людьми, действительно укорененными в русской этничности, встанет серьезный вопрос о ее социальном и политическом проявлении в изменившихся реалиях. Ведь постольку, поскольку она будет ассоциироваться с "Россией", ее носители и сами будут воспринимать себя, и будут восприниматься в ресуверенизированных национальных республиках как потенциально реваншистский, "ирредентистский" элемент. Такие люди едва ли будут приветствоваться в общественной жизни этих республик, и тем из них, кому критически важно в общественной жизни участвовать, видимо, будет комфортнее переселиться из этих республик в "чисто русские" регионы вроде той же Нижегородской области. Другая альтернатива — развитие идентичности русских старожилов в этих республиках, чья судьба уже больше связана с ними, чем с "Россией", как это имеет место у русских старообрядцев в Латвии.
Наконец, еще один возможный маршрут — выделение из русской идентичности отдельных субэтнических групп, которые были зацементированы в ней, но в целом сохранили свою субстанциональность. Некоторые идеологи "русского мира" активно пытались выделить таким образом из общетатарской идентичности кряшен, мишар, сибирле и т.д. Но те же процессы могут происходить и внутри русских, о чем свидетельствуют проекты вроде "Мерянии", стремящейся ревитализировать идентичность в значительной степени именно волжских русских.
Так или иначе, очевидно, что мы присутствуем при обнулении не только "исторической России", но и "русского мира", на руинах которых уцелевшим придется заново выстраивать отношения между собой, а многим и самих себя.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
