Колумнист Харун Сидоров подводит итоги уходящей недели, а именно перебирает события, которые не так заметны каждому, но ведут к изменениям в России.
Многие обозреватели считают Александра Дугина одним из неформальных идеологов существующего в России режима. Это будет не так очевидно, если иметь в виду гибридный и постмодернистский характер этого режима, позволяющий ему каждый раз надевать новую маску, обращаясь к той или иной аудитории.
Это может быть маска противников коммунизма или поборников советского наследия, борцов с исламизацией Европы или друзей Ислама, хранителей духовных скреп или защитников светскости. Но правда в том, что евразийство дугинского извода может быть одной из таких масок этого гибридного режима, и что после 24 февраля в определенных аудиториях она прикладывается им к своему лицу все чаще.
Так, первые лица путинской России, начиная с самого "национального лидера", регулярно апеллируют к принципу многополярности и борьбе самобытных народов против колониализма. Разворот на Восток и союз России со странами "третьего мира" представляются как альтернатива западной гегемонии, а внутри нее самой продолжается мобилизация разных народов на войну, которую их "духовные лидеры" пытаются преподнести им как священную. Все это соответствует постулатам дугинского евразийства, однако когда эта маска отстраняется — и обнажается истинное лицо, оно отличается от нее разительно. Причем зачастую эта разница проявляется в одном и том же лице и на кратчайшей временной дистанции, приобретая характер идеологической шизофрении.
УКРАДЕННАЯ ПОБЕДА?
Так, еще один деятель, который наряду с Дугиным считается теневым идеологом нынешнего режима, — Константин Малофеев — по итогам встречи Путина, Эрдогана и Раиси разразился памфлетом. В нем эта встреча была представлена как почин стратегического союза России, Турции и Ирана — ни больше, ни меньше "Ось Добра", противостоящая "Ядерному Содому" (?). Все бы ничего, но несколькими днями ранее он же писал об организованном им на Урале Крестном ходе: "…многие тысячи русских православных людей, прибывших в Екатеринбург на Царские дни, прямо сейчас соборно молятся Царственным страстотерпцам о Русской Победе, украденной у нас в 1917 году, когда Российская Империя уже готовилась к Босфорской операции и освобождению Константинополя — Царьграда". Интересно, в курсе ли руководство включенной в "Ось Добра" Турции, что ее "союзники" вынашивают планы отнять у нее Стамбул, называемый Константинополем?
Не менее разительно контраст маски и истинного лица выглядит в декларативном и реальном отношении и путинского режима, и обслуживающего его дугинского евразийства к тем самым народам, которые на языке Дугина образуют самобытную евразийскую цивилизацию, а на языке режима — многонародную российскую нацию. При отстранении маски выяснится, что никакой субъектности у всех этих народов в России нет: в политическом отношении они лишены ее с запретом национальных партий и ликвидацией в стране реального федерализма, в культурном — с исчезновением системы образования на республиканских языках, существовавшей даже в СССР. И окажется, что подлинная роль, уготованная народам "самобытной евразийской цивилизации" — быть безмолвным пушечным мясом с этническим колоритом.
Кардинально от этого отличаются политические процессы, идущие сейчас на том самом Западе, с гегемонизмом и колониализмом которого Кремль и его ручные евразийцы призывают бороться во имя самобытности народов. Так, на политических площадках, получивших там возможность функционировать, собираются представители самых что ни на есть коренных народов Северной Евразии, голосов которых не слышно в России — если только их специально не попросят высказаться.
Татары, башкиры, эрзя, коми, калмыки, буряты, тувинцы, чеченцы, ногайцы, черкесы и даже представители претендующих на самобытность регионов вроде Ингерманландии и Казакии, низведенных сегодня до заурядных "областей", собираются на этих площадках вместе с поддерживающими их чаяния украинцами, белорусами, литовцами, поляками. По идее, именно так должна была выглядеть дугинская Евразия самобытных народов. Но почему-то Россия, которая объявлена ее воплощением, скорее, напоминает их политическое кладбище, в то время как их политическая жизнь переносится за ее пределы.
Не менее интересно присмотреться и к тому, куда именно она переносится. Кремлевские евразийцы пугают народы России духовным упадком народов "старого Запада", судьбу которых они могут повторить. Однако площадки активности народов России возникают в пространстве, которое можно охарактеризовать как "новый Запад". Польша, Чехия, Литва, Эстония, Украина — все они принадлежат пространству, которое в последнее время принято называть Интермариумом, Междуморьем или Троеморьем — в силу того, что оно находится между Балтийским, Черным и Адриатическим морями.
В отличие от "старого Запада" оно характеризуется национальной ориентированностью соответствующих государств и определенным культурным консерватизмом их обществ. Их никак не обвинишь в колониализме — ни исторически, ни сейчас, ведь всю свою новейшую историю они, напротив, противостояли тем или иным империям, в свете чего поддержка ими аналогичных устремлений народов России выглядит и последовательно, и логично.
КУДА СМЕЩАЕТСЯ ЦЕНТР ПРИТЯЖЕНИЯ
Интересен и еще один аспект, если говорить о многополярности как об одном из постулатов кремлевского евразийства. Исходя из него, Евразия должна быть одним из таких полюсов. Но почему одним, а не пространством взаимодействия нескольких? А их контуры сегодня все явственнее прослеживаются в условиях, когда Москва перестает устраивать народы Северной Евразии как центр их притяжения.
Так, если говорить о национальной активности представителей монгольских и/или буддистских народов России, то для них привлекательным примером вполне может стать Монголия, сочетающая этнический колорит и приверженность традиционным для нее духовным ценностям с современной динамичной политической системой и жизнью.
Если Монголия только имеет потенциал стать центром притяжения такого пространства, то Турция уже стала им для многих представителей тюрко-мусульманских народов. На территории нынешней России отнюдь не все тюркские народы — мусульманские; и отнюдь не все мусульманские — тюркские, хотя значительная часть совмещает обе эти идентичности. При этом активность Турции на соответствующих направлениях позволяет вовлекать во взаимодействие тех, кто обладает хотя бы одной из них. Сейчас Москва пресекает эту активность на территории России, но не приходится сомневаться, что если по тем или иным причинам это прекратится, возникнет и соответствующее пространство, и его притяжение к очевидному центру. Разумеется, речь не идет об объединении в единое государство; этого вряд ли захотят монгольские и буддистские народы — скорее, можно говорить о новых "сферах", которые, кстати, в ряде случаев могут мирно пересекаться друг с другом.
Наконец, на формирующийся Интермариум можно посмотреть не только как на союзника антиимперских сил в нынешней России, но и как на центр притяжения части ее народов в условиях несостоятельности российского имперского центра. Для финно-угорских народов он очевиден — это Финляндия и Эстония, омываемые Балтийским морем. Однако не исключено, что коллапс русского проекта в его нынешнем формате создаст запрос на переосмысление теми, кто сегодня считает себя этническими русскими, своих корней. Как субстратных угрофинских, чем сегодня занимается проект Меряния, так и внешних, учитывая то, что славяне переселялись на дальний восток Европы как раз из ее центра — с Дуная и Полесья. В таком случае может быть востребован и своеобразный панславизм — в таком же сетевом формате, как и пантюркизм. Но только с центром не в Москве, а в средоточии и зоне взаимодействия большинства славянских народов — Центрально-Восточной Европе. А если вспомнить, что у древней государственности Руси, предположительно, скандинавские корни, а такие русские регионалистские проекты, как Ингерманландия или Смаландия, ориентированы на балто-скандинавский регион, эта переориентация на новый центр в условиях коллапса существующего приобретет завершенный вид.
Конечно, пока все это в лучшем случае визионерство, в худшем — фантазии. К тому же нельзя исключать и того, что в случае запуска трансформации Северной Евразии в ней возникнет новый центр — сгруппировавшегося вокруг него пространства. Все это пока сфера предположений, сценарий с открытым концом. Но есть и факт — новым этно-региональным проектам и силам Северной Евразии уже не нужна Москва как центр притяжения и площадка взаимодействия. И это наглядный показатель заката москвоцентричного евразийства.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", не отражает позицию редакции.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
