16 декабря 2019 года силовики ликвидировали палаточный лагерь Диоксиново. У поля, где сейчас строится МСЗ, почти две недели несли круглосуточную вахту жители села Осиново и экоактивисты, выступающие против появления под Казанью такого завода. Палаточный городок вырос на пути строительной техники, которая должна была проложить подъездные пути к предприятию. На тот момент у строителей явно не было всего пакета разрешительной документации — тем не менее, силовики в итоге заняли их сторону. Отмашку им, понятное дело, дали на самом верху.
В момент силовой ликвидации Диоксиново в палаточном городке оказалось лишь немногим более двух десятков человек, часть из которых — местные жители — подтянулись к месту финального противостояния из села.
В их числе оказались Николай и Татьяна Воробьёвы, переехавшие в Осиново в 2017 году из Нижнекамска. Они думали, что воздух под Казанью будет чище, чем там…
"ПОМОЙКА В РЕСПУБЛИКЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ОДНА"
От Осиново к полю, где строится МСЗ, ведёт дорога, которая сейчас перекрыта шлагбаумом. Но и год назад супруги, живущие на окраине села — примерно в километре от места, где сейчас кипит стройка — не смогли доехать до самого лагеря. Подъездные пути уже перекрывали полиция с росгвардейцами.
Татьяна Воробьева, недавно перенесшая операцию, ковыляла за мужем с палочкой — двигаться приходилось очень быстро, почти бегом. Из лагеря сообщили, что на поле съезжается строительная техника.
— Когда мы подошли, и я подняла глаза, у меня был такой ужас!.. У меня сразу возникли ассоциации с военными фильмами, когда фашисты окружали людей. Там были люди в форме, собаки, а внутри, где лагерь стоял, там была такая гробовая тишина…
Позже полиция будет утверждать, что задержаниям предшествовало предупреждение с требованием разойтись добровольно — однако формальное предупреждение прозвучало намного раньше, когда к лагерю ещё только стягивались осиновские жители. Рассвет в палаточном лагере, встречали, не считая корреспондента "Idel.Реалии", всего лишь семь человек.
Николаю Воробьеву при задержании зачем-то заломили руки.
— Мужчина шёл сам, самостоятельно — нет, какой-то шибздик начал ему руки заламывать! Я начала кричать: "Ты что делаешь?!" — вспоминает Татьяна Воробьёва. — О каком сопротивлении речь? Там не было речи о сопротивлении! Но всё равно наш суд доблестный принял сторону милиционеров, которые сподличали, переписали протоколы и дали ложные показания, что они нас предупреждали, что они нам что-то говорили… Мы вообще не поняли, что там происходит, понимаете?!
Некоторым из соседей при ликвидации лагеря повезло больше. Фаизкабир Гимадиев, которого многие запомнили просто как бабая, на протяжении двух недель следившего за костром и самоваром в лагере, в какой-то момент отошёл в сторону, к рабочим — и его не повязали вместе с остальными.
Фаизкабир Абдуллович оделся в спецовку и успел оттащить в сторону Фаягол Сунгатову, которой стало плохо, когда она стояла в одной цепи вместе со своими соседями и активистами на пути бульдозера. Гимадиев тоже раздобыл для Сунгатовой спецовку — в результате омоновцы, грузившие в автобус других диоксиновцев, упустили их из виду.
Результат спецоперации, в которой были задействованы более 500 силовиков, — 19 задержанных. Большинству суд назначил штрафы, в том числе — за неповиновение полиции, двое были приговорены к арестам.
— Я часто вспоминаю эти моменты… Кроме стыда за своё… — Татьяна Воробьёва долго подбирает нужное слово, — правительство, кроме вот этой обиды на них у меня в голове ничего не возникает. Минниханов до сих пор не удосужился выйти — хотя были и пикеты одиночные, и приглашали его… Он скрывается от людей, убегает от нас. Чем мы заслужили такое неуважение его, непонятно. Мы — что для него, пыль, что ли, земная?
Активисты из Диоксиново: год спустя
Когда Воробьёвы только перебрались в Осиново из Нижнекамска, они радовались соседству с совхозом Майский и не могли надышаться здешним воздухом.
— Мы всю жизнь проработали на Нефтехиме в Нижнекамске, о котором Шаймиев в своё время сказал: помойка в республике должна быть одна. Вот на этой помойке мы прожили всю свою жизнь — с детства до пенсии. Мы приехали сюда: под окнами "Майский", красота…
Радость оказалась скоротечной.
— С пятницы по воскресенье тут такие чёрные дымы идут!.. "Оргсинтез" нам даёт, — перечисляет Воробьёва. — Там "Пестречинка" пованивает, очень сильно — тоже в выходные или вечерами. И ни до кого не дозвонишься, никому не пожалуешься — сходит всем с рук... Мы хотим одного — спокойно жить без завода, который нас вообще добьёт.
— Мы все против! Народ осиновский — тоже весь против! Но они просто не выходят и не говорят, — заверяет меня Фаягол Сунгатова.
— Они, знаешь, думают, что без толку, — объясняет ей соседка Фирая Касимова. — Потому что всё равно государство… Что они захотят, то и сделают. Вот они говорят: "Разве это можно остановить? Уже всё куплено, всё сделано. Уже всё в плане. Невозможно это остановить. Зачем вы ходите?"
"ДИОКСИНОВАЯ" АТМОСФЕРА
Фирая рассказывает, что подобное чувство — абсолютной беспомощности перед государственной машиной — она испытала как раз в Диоксиново в день силовой ликвидации лагеря:
— Когда ты там, то чувствуешь, что ты — пылинка какая-то, что тебя могут, если захотят, уничтожить на корню.
Смесь страха и равнодушия — похоже, и есть та самая атмосфера, в которой любой гражданский протест остаётся уделом одиночек.
Ирина Никифорова, активистка движения "Против МСЗ в Казани. За РСО", пытается поначалу спорить. О Диоксиново, говорит она, узнали за пределами Татарстана — и перечисляет города, гости из которых успели перебывать в палаточном городке за две недели. Затем добавляет, что многие хотели побывать — просто доехать не успели. Но всё же соглашается: около тысячи человек за две недели — это очень мало. А если учесть, что из Осиново, где проживают, согласно самым свежим данным, 15 тысяч человек, в лагерь как на работу ходили одни и те же люди, большинство из которых, собственно, и было задержано в день силового разгона…
Где были остальные? Что им помешало?
— Страх, — уверенно отвечает Ирина. — Страх того, что могут забрать, могут посадить — или еще какие-либо действия предпримут к ним силовые структуры. Я считаю, что это так. И многие не хотят брать ответственность. Надо же что-то делать, а делать никому неохота.
Саму Никифорову задержали в тот момент, когда она пыталась вести прямую трансляцию для "Рупора Москвы". Ирина записывала на камеру разговор с командиром ОМОНа:
— Вы сейчас будете паковать женщин?
— Да, — скорбно мотнул головой командир, словно отмахиваясь.
— А за что?
— За нарушение общественного порядка.
— Какое нарушение?
— Пройдите в машину, — устало сказал командир, и миниатюрную Ирину обхватили за плечи два высоких сотрудника ОМОНа…
Она даже не успела дойти до цепочки, в которую уже выстроились остальные активисты. Зато административное дело мало чем отличалось от остальных, словно писаных под копирку. Ирину признали участницей публичной акции (вокруг лагеря на тот момент, напомню, было лишь поле) и неповиновении полицейским.
Но Никифорова уверяет, что даже в автобусе успела провести время с пользой:
— Когда меня уже посадили в автобус, когда мы поехали в Зеленодольск, я не растерялась и вещала всю дорогу о вреде мусоросжигательного завода… Там сидели сотрудники ОМОНа, "Рыси" — и они, надо сказать, очень внимательно слушали о вреде мусоросжигания, об альтернативах, задавали вопросы… Я времени зря не теряла.
С самого начала палаточного лагеря противники мусоросжигания добивались диалога с президентом Татарстана. Они уверены: им есть что предложить республике. Отказ от неперерабатываемой упаковки и раздельный сбор, уверены они, поможет существенно сократить количество отходов — а значит и в строительстве мусоросжигательных заводов может отпасть необходимость. Однако Рустам Минниханов с самого начала уклонялся от встречи по разным предлогам — что не мешало ему, впрочем, говорить с высоких трибун о необходимости диалога.
После очередного такого заявления Ирина организовала серию одиночных пикетов у Кабмина РТ, призывая президента перейти от слов к делу. И дело — очередное административное — не заставило себя ждать. Никифорова была признана организатором массовых одиночных пикетов и получила 60 часов обязательных работ.
Складывается ощущение, что весь минувший год государство вообще отрабатывало на активистах из Диоксиново передовые репрессивные методики.
Активистка движения Елена Изотова "Против МСЗ в Казани. За РСО" в день ликвидации палаточного лагеря находилась в Москве, где обсуждала с другими российскими общественниками вопросы экологии.
Вернувшись в Казань Елена решила провести пикет перед зданием МВД по РТ:
— То, что на такое количество людей — бабушек, женщин — нагнали пятьсот человек омоновцев с собаками, это конечно было такое вопиющее зло, я считаю. В тот момент я приняла решение, что я должна выйти в одиночный пикет к зданию МВД с надписью "Министра МВД Хохорина в отставку"— за что я потом поплатилась. Меня посадили на пять суток за организацию массового пикета. С моего пикета как раз началась практика эта печальная. Всех активистов начали арестовывать и назначать штрафы, кого-то сажать — за организацию именно "массовых пикетов".
Ещё раз подчеркнём: это был конец 2019 года, 26 декабря. Осенью этого года Госдума рассматривает уже законопроект о новых ужесточениях порядка одиночных пикетов. В частности, массовым мероприятием — а следовательно и несанкционированным митингом теперь могут признать и очередь на пикет, не говоря уже о "совокупности" одиночных пикетов.
"ОСИНОВО МЁРТВОЕ УЖЕ"
Но даже когда не выходит подогнать действия активистов под ту или иную статью, власть не теряется. Елена делится со мной задумкой годичной давности — установить в поле близ строящегося МСЗ вагончик с оборудованием для забора проб атмосферного воздуха. Вагончик год назад пригнали из Москвы и хотя его поставили не на частной территории, эту передвижную лабораторию изъяла полиция. Причины изъятия до сих пор остаются загадкой — ничего конкретного экоактивистам так за него так и не предъявили — но сам вагончик продержали почти год и вернули активистам обратно лишь в минувшем ноябре.
Изотова не отказалась от мысли использовать это оборудование, но публично делиться своими планами по понятным причинам уже не хочет.
Пассивность большинства Изотову удивляет не меньше, чем остальных.
— Я думаю, что всё зависит конкретно от людей, которые живут здесь у нас — в Казани, в Татарстане. Почему-то не понимают до конца всей опасности данного предприятия. Люди трусят, — считает Елена. — Боятся чего-то. Боятся потерять, наверное, свои кредиты, в которых они завязаны по горло.
Марат Мунасипов, ещё один экоактивист, задержанный 16 декабря 2019 года, тоже получил за минувший год богатый опыт общения с силовиками. В этом году Марат участвовал в муниципальных выборах, сотрудничал с "Объединенными демократами", чьи штаб-квартиры в Казани и Набережных Челнах полицейским рейдам. Причины всякий раз оказывались надуманными: то оппозиционеров ни с того ни с сего заставляли пройти освидетельствование на наркотики, тот просто якобы отрабатывали жалобы соседей на шум или присутствие в помещении, арендуемом "Объединенными демократами" каких-то посторонних… Рейды эти всякий раз оканчивались отсутствием претензий полицейских к задержанным. Хотя в одном случае речь шла якобы даже о заведомо ложном сообщении о теракте.
— Власть привыкла, что всё должно быть так, как хочет именно она, — объясняет логику своих оппонентов Марат. — Влево, вправо — она в принципе не рассматривает такие варианты.
Поэтому, считает Мунасипов, "большинство людей просто потеряло веру в выборы и возможность какого-либо диалога с властью".
— И что, это большинство готово оставить всё, как есть? — интересуюсь я.
Марат вздыхает и задумывается.
— В стране есть сейчас прецеденты, которые показывают, что такой протест актуален и в принципе может достигать своих целей, — отвечает наконец он и перечисляет: Шиес, Куштау, борьба за сквер в Екатеринбурге.
Но меня интересует всё же, почему этот протест не достиг своих целей в Осиново — ведь не зря же сами активисты даже называли свой лагерь поначалу Шиес-2.
Мы стоим напротив дома Фаягол Сунгатовой в Осиново. Одна из соседок с любопытством наблюдает за нами в окно — не не выходит. Таковых, сетует Сунгатова, в посёлке большинство.
— Опять скажут — кучка недовольных людей, — комментирует это её сестра, Гульфлюр Усманова. — Народ спит как всегда. Осиново мёртвое уже.
— Как бараны! — вскипает Фаягол. — Пускай простят они меня, конечно, но у нас в Осиново люди как бараны!
— В Шиес, конечно, со всей России съезжались… У нас ситуация наверное в том, что народ ещё не почувствовал. Мы же тоже до поры до времени просто работали, соглашались со всем, нас всё это устраивало — а потом, когда коснулось нас конкретно, и мы нигде на нашли, чтобы нас услышали… Мы же не просто так туда побежали от нечего делать, мы побежали от безысходности. Мы думали, к нам приедут, с нами обсудят это… Но случилось как случилось, — разводит руками Татьяна Воробьёва.
— Мы верили, что мы победим. И мы до сих пор верим, что мы победим, —убеждённо говорит Фаягол Сунгатова. — Всех будем угощать, если победим. Надежда есть, надежда всегда последней умирает...
Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.
