4 ноября 2020 года Удмуртская Республика отмечает своё столетие. Несмотря на небольшую численность (в республике, согласно переписи 2010 года проживало лишь 28% удмуртов) и проблемы с распространением удмуртского языка, этот финно-угорский народ бережно хранит свою самобытную культуру, в обрядах которой могут самым необычным образом сочетаться языческие верования и христианские традиции.
Корреспондент "Idel.Реалии" оказался свидетелем уникального обряда поклонения священной ели летом 2019 года — когда побывал в этнокомплексе "Живица" Кезского района республики. Формально главным блюдом программы, расписанной на несколько дней, был языковой лагерь — однако наиболее яркие впечатления у меня вызвал как раз дохристианский обряд подношения даров дереву.
"СЕГОДНЯ МЫ ПОЙДЁМ К ЁЛКЕ..."
Подготовка к обряду начинается с раннего утра.
— Сегодня мы пойдем к ёлке, делать поклонение нашим ушедшим предкам, — говорит хозяйка этнокомплекса "Живица" Екатерина Лекомцева, пока руки её удаляют с утиной тушки остатки перьев. — Каждая удмуртская семья готовила жертвенную птицу — утку, гуся... Совсем-совсем бедняки могли позволить себе курочку.
Утка — предпочтительнее, потому что эта птица — проводник между разными мирами, объясняет мне женщина:
— Она ведь может и в воздухе летать, и по земле бегать, и по воде плавать. Не все птицы такое могут, так ведь?.. Даже легенда есть такая, что именно уточка нырнула на дно мирового океана и принесла оттуда в клювике землю… Поднялся высоко-высоко холм земли — и поселились туда удмурты.
Крепкие пальцы женщины продолжают ощипывать тушку. Совсем мелкие перья, комментирует она, удмурты называют — "детская шерсть". От них тушку тоже лучше избавить, но это требует большого терпения: "Уточка молодая, она всё ещё держит в себе". В конце концов, цивилизация приходит на помощь. Екатерина Лекомцева зовёт мужа с газовой горелкой — он опаливает утку в два счёта.
Женщина объясняет, что отходов от жертвенной утки лучше не оставлять. Перья предки обычно сжигали — так, чтобы вместе с дымом костра они возносились "далеко-далеко в небо". Кровь обычно тоже сливали в ямку, ямку закапывали. Кости… До них мы ещё дойдём, позже.
Не менее щепетильно подходили удмурты и к тому, кому какая часть утки достанется:
— Шею всегда ела хозяйка, ножки — сыновья, крылья — девочки, которые улетят из дома родительского. То место, в которое забивалась птица, съедал обязательно тот, кто забивал. У каждого — свой определенный кусок.
А вот домашние обязанности распределялись уже в зависимости от того, кто в семье главный:
— Ощипыванием занимались женщины в основном — варить ходили уже мужики. Но если в семье такая властная женщина была, позволялось готовить ей. Даже молитвы читать тоже ей же позволялось.
Готовить будет хозяйка. Муж, Пётр Лекомцев, уже приволок железную печь к малиннику. Екатерина моет птичью тушку и обтирает её полотенцем. Теперь утку можно варить. Позже к ней добавится каша.
Лекомцева рассказывает: удмурты, для которых окружающий лес — как родной дом, очень часто готовили утку и прочую мелкую лесную дичь, запекая в костре. Ощипанные тушки обкладывали перьями, а сверху обмазывали глиной. После запекания глиняная корка разбивалась, блюдо получалось — пальчики оближешь. Сама она запекала так чирков в студенчестве, а вообще обычай берёт начало с Железного века и до сих пор пользуется успехом у рестораторов, продвигающих национальную кухню.
— Значит, в нашей-то генетической памяти всё сидит — с того, Железного века, — рассуждает Екатерина Лекомцева. — Так обряды наши сохраняются. Вот сегодня молодежь посмотрит — и тоже также повторит. Может, через сорок лет. Может, через два года. Это уж кто как захочет сохранить свою древность, свою народность, свою самобытность…
ЖЁЛТЫЙ БЛИН ДЛЯ ХОЗЯИНА ЛЕСА
Пока в котле варятся утка с кашей, время печь особые — жёлтые — блины. Ингредиентов немного — мука и яйцо. Тесто получается крутым и ярко жёлтым. Самих блинов тоже будет немного. Пары вполне достаточно, уверяет хозяйка:
— Когда мы идем в лес, к священной ёлке, мы обязательно несем ей угощение. Хозяин леса принимает одно-единственно угощение — жёлтый блин… На него мука идёт и яйцо… Ни соль, ни масло, ни молоко уже не ложатся.
Даже обжаривается такой блин в сковороде без масла.
Уважить хозяина леса нужно обязательно. Екатерина Лекомцева добродушно распекает девочек, отправившихся в лес по ягоды и не прихвативших с собой туда никакого гостинца:
— Надо было хотя бы конфетку унести в лес. Забыли взять конфетку? Хоть монетку. Но не под любое дерево, а под серьёзное. Либо под сосну, либо под елку, либо под березу, а под осину там, под ольху, под иву такое не ложится. Считается, что в мелких лесах другие духи живут — дух ветра, например...
Удмуртский ритуал поклонения священной ели
Лес у удмуртов имеет множество названий. Есть тэль (мелкий подлесок, там и кустарник может попадаться), нюлэс, яг (сосновый лес)…
После блинов начинают готовить перепечи — это такие корзинки из теста с самой разнообразной начинкой: творог, грибы. Их готовят уже для себя — чтобы помянуть всех усопших родственников.
Наконец, готовы и утка с кашей, и перепечи, и блины. Все участники обряда грузятся по машинам. Несмотря на то, что "Живицу" окружает лес, культовое дерево находится в значительной удаленности от этнокомплекса. Громадную ель на опушке леса невозможно обхватить и втроём.
"МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИДЁМ ЕЩЁ..."
Машина остаётся в поле — за сотню метров от священного места. Дальше, объясняет Екатерина Лекомцева, можно идти, лишь придерживаясь строгих правил. Сначала не возбраняются звук бубна и разговоры — но по мере приближения к ели все должны замолкнуть:
— Несколько сакральных кругов имеет эта ёлка. Где можно говорить, там я говорю: да, можно говорить. К ёлке подошли — тоже: я вам говорю об этой ёлке, потом подношения пошли. Когда подношение идёт — тишина. Бабушки тоже помолются. По христиански молитесь вы? — обращается к двум пожилым женщинам в национальных костюмах Екатерина. — Как можете, так и молитесь. Как вы поминаете ушедших — тоже так же. А я подношения делаю хозяину леса.
Вот так, под бубен, мы и начинаем неспешный путь к ели.
В бубен ритмично бьёт Евгения Лекомцева — дочь Екатерины. В какой-то момент бубен в руках Евгении сменяется варганом. К нему добавляются звуки колокольчика в руках удмуртского активиста Андрея Перевозчикова.
Наша компания весьма разношерстна — помимо Лекомцевых, к ели приехали участники языкового лагеря и местные жители в национальных костюмах.
Мы останавливается в нескольких десятках метров от широких ветвей. Пётр обращается к ели по-удмуртски. Затем — уже по-русски — с деревом заводит беседу Екатерина. Впрочем, большая часть этого рассказа адресована, скорее, нам — гостям.
— Давным-давно росла мудрая ель, — говорит Лекомцева. — Она подпирала своими ветвями само небо, упиралась высоко-высоко в голубую синь. На её ветвях отдыхал сам великий Инмар, из-под её корней корней нарождался робкий родник, чтобы потом превратиться в могучую Каму. Прошло много веков, утекло много воды — всё поменялось. От той ели народилось много-много ёлочек. И одна из них стоит сейчас перед нами…
Пётр первым приближается к ели и насаживает на высоко торчащий сучок жёлтый блин. Другой блин вешает на ёлку Николай — улыбчивый житель уже исчезнувшей с карт деревни, располагавшейся неподалеку от священной ели.
Люди "здороваются" с елью, прислоняясь к массивному стволу.
— Хозяину леса мы поклонились, мать леса накормили… А сейчас пойдёмте вспоминать наших предков ушедших, — приглашает Екатерина. — Удмурты всегда сочетали эти обычаи: если пошли, надо всё совместить…
Мы отходим от ели на соседнюю опушку, где каждый из присутствующих получает по своему куску утки.
После трапезы пожилые женщины читают "Отче наш", а затем начинают распевать: "Благодатная Мария, Господь с тобою..."
Тарелка с утиными костями вручается мужчинам. Именно мужчины должны произвести обряд погребения. Женщины должны молча ждать.
Мы отходим к лесу, где Пётр Лекомцев на скорую руку выкапывает ямку:
— Всё, нормально, глубоко не надо…
— Всего вам хорошего! Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь! — мужчина в клетчатой рубахе опускает тарелку с костями на дно.
Андрей Перевозчиков предлагает ему забрать тарелку из одноразового пластика. Мужчина не сразу понимает, зачем. Раньше, говорит он, кости чаще всего закапывали вместе с посудой.
Пётр Лекомцев утрамбовывает ямку:
— Захоронить надо так, чтобы нашли. Кому надо, зверьё, чтобы нашло.
Мы возвращаемся к женщинам и начинаем собираться. С елью прощаются как с родной. Евгения Лекомцева надолго припадает щекой к шершавому стволу и шепчет, оторвавшись:
— Спасибо тебе! Мы обязательно придём ещё…
