Самарский историк Андрей Демидов поделился с читателями "Idel.Реалии" воспоминаниями восьмидесятых. Что происходило в умах жителей Куйбышева-Самары, когда вдруг они начали открыто говорить о том, что было запрещено долгие годы. Что люди чувствовали, когда их разонял ОМОН. Почему их это тогда не остановило. Часть 2.
На Ленинградской после очередного стихийного концерта я познакомился с молодыми историками Владимиром Ненашевым и Андреем Ереминым. Они пригласили меня на празднование Дня комсомола в филармонию в конце октября 1988 года и сказали, что будет очень интересно. Я пришел и оказался свидетелем небывалого. Во время торжественного традиционного заседания микрофон взял простой комсомолец Андрей Еремин и вместо бравурной речи обрушился с уничтожающей критикой в отношении членов обкома ВЛКСМ и непосредственно в адрес самого первого секретаря товарища Манакова.
Еремин говорил блестяще и искренне, образно и умно. Каждое слово становилось снайперским выстрелом, поражавшим прямо в сердце юных аппаратчиков. Таких выступлений в своей жизни я еще не видел. Оратор сначала ошеломил зал, потом покорил слушателей, а затем вызвал настоящий шок. Посрамленные работники обкома ВЛКСМ краснели, бледнели и готовы были провалиться сквозь землю. Каждое слово пригвождало их к позорному столбу. Помню такие слова: посмотрите на любого комсюка, это обычно маленький никчемный человечек, который думает, что он может вершить судьбы российской молодежи. Подобный человечек знает лишь дорогу в обкомовский буфет с черной икрой и мечтает об аппаратных благах, о финском унитазе и итальянских обоях. Еремин усиливал свои фразы , взмахивая рукой в сторону главного аппаратчика, вжимавшегося в кресло. После этого триумфа Ненашев предложил мне создать объединение "Гласность" из профессиональных историков и всем вместе начать трясти номенклатуру, пробуждая в ней стыд и ответственность за страну и судьбы миллионов людей.
Владимир Ненашев уже успел поработать в структурах областной советской власти под руководством аппаратчицы Сухобоковой. Однако Владимир Петрович не сошелся характером со своей начальницей и оказался выброшенным за борт. Однако он, как человек деятельный, руки не опустил и создал неформальную дискуссионную организацию. В нее вошли пять историков с разными общественно-политическими взглядами. Сам Владимир Ненашев никогда отрицательно не высказывался о большевистских вождях, об октябрьском перевороте и социализме, он ненавидел аппаратчиков и чекистов, считая, что они извращают великие идеи создания бесклассового общества. Володя восхищался древним Римом, его стройной политической системой, отлаженным управлением и идеальным юридическим правом. Он отмечал, что любой император был бессилен перед частной собственностью всякого гражданина, даже своего кота он назвал Кассий.
Примерно те же взгляды имел в то время его друг Еремин, считавший, правда, что в стране правит охлократия и комплексанты. В команду вошел Володя Воронов, полагавший, что номенклатура не просто коррумпирована, но и завязана с международными преступными синдикатами. Я же в то время писал научную работу о том, что социализм — полная государственная монополия на средства производства, т.е. наивысшая фаза монополизма. Номенклатура в таком случае является коллективным собственником средств производства, а значит коллективным эксплуататором трудового народа. Отсюда я делал вывод, что социализм — такое же эксплуататорское общество, как и капитализм, только с отсутствием конкуренции, а значит всегда идущим по пути стагнации. При таком положении вещей аппаратчики не будут ни добрыми, ни злыми, они могут быть только хищными, алчными и циничными до мозга костей. Социализм я воспринимал, как тупиковое ответвление от столбовой дороги человечества. Вернемся к нашей деятельности.
Андрей Демидов
Самарский историк, родился в 1959 году. Учился в политехническом, закончил истфак Куйбышевского университета, стажировался как ученый в Узбекистане, преподавал в куйбышевских вузах. Внук знаменитого куйбышевского историка, почетного гражданина Куйбышева Кузьмы Яковлевича Наякшина. В восьмидесятых годах Андрей Демидов активно участвовал в неформальном и диссидентском движении: выступал на "квартирниках", выпускал самиздат. Был одним из участников кампании по возвращению городу Самаре исторического имени. Вместе со своей супругой Ириной написал книги "Мелодии старой Самары", "Ах, Самара — городок", "Ее величество Самара", "Теплые руки самарских улиц" и другие.
Первым делом было решено после удачного выступления Андрея Еремина на праздновании юбилея комсомола провести общегородской диспут под общей темой: соответствует ли Ленинский союз молодежи требованиям времени? Ненашев получил в свое распоряжение зал экономического института. В назначенный день там собрались представители комсомола и свободные граждане. Молодые аппаратчики пытались противостоять потокам хлынувшей на них критики под общим лозунгом "Как волны Волги разбиваются о мол, так все реформы о комсомол". Победа над заскорузлостью оказалась оглушительной. Ненашев давил противника своими навыками аппаратной борьбы, Еремин душил красноречием, Владимир Воронов неожиданно жесткими высказываниями, а я исполнял политические песни под гитару. Комсомольцы были повергнуты и раздавлены силой народного возмущения.
Дальше мы стали готовить большой митинг во Дворце спорта на тему "Кто мешает перестройке?" В феврале 1989 года многотысячный зал был полон. Митинг вели Ненашев и Василий Лайкин, представлявший Народный фронт. В эту страшную для властей организацию входило всего три человека: Марк Солонин, Юрий Никишин и сам Василий Лайкин. Они считали себя настоящими революционерами и вместе ходили по проектным и научно-исследовательским институтам, доказывая советской интеллигенции, что ускорение надо применять к самой перестройке. Солонин написал даже какой-то манифест с экономическими выкладками, с которыми ездил в Москву к Андрею Дмитриевичу Сахарову.
Однако вернемся к митингу. Сначала представителям партийной номенклатуры вроде бы удалось перетянуть одеяло на себя, почти убедив собравшихся граждан, что нельзя потакать смутьянам и ускорять события. Тут к микрофону вышел человек в форме, представитель милиции. Все подумали, что он то заклеймит экстремистов, вбивающих клин между партией и народом. Однако оратор неожиданно обрушился на правоохранительную систему, не оставив от нее камня на камне. Это был Владимир Клименко, который ударил нашим противникам в тыл, ну прямо как засадный полк на Куликовом поле. После такого острого выступления, аппаратчиков стали захлопывать, а представителей неформалитета встречать как родных. На этом митинге я тоже спел несколько своих политических песен, например:
"В Самаре-городе"
В Самаре городе есть тысяча реликвий:
Голубой к примеру, скажем, сквер,
Иль Паниковский с гусем - шедевр великий,
На них равняется советский пионер.
В Самаре городе все девушки красивы.
В Азербайджане это каждый подтвердит.
В глазах горят такие перспективы,
И КВД на Венцека манит.
В Самаре городе на каждом шаге лозунг,
Но все живут здесь сами по себе,
И только Куйбышев чугунный, вставший позу.
Нам из тридцатых шлет пламенный привет.
У нас в Самаре все улицы разрыты,
И во дворах собаки воют от тоски.
Весной она похожа на корыто,
Где Бог стирает свои грязные носки.
Газетной ложью на ногу наступят,
Пустым прилавком в рожу наплюют.
И только Энгельс с Марксом, бровь насупив,
К нам коммунизма призрака зовут.
Борцов с царем сюда ссылали сдуру.
С тех пор прошла такая уйма лет:
От декабристской искорки окурок
Зажечь старается самарский диссидент.
Мне снится сон- в самарский порт вошла Аврора,
И на подмогу толпы с кольями бегут.
По Безымянке всюду ходят разговоры-
Мол, победим, и сахар сразу раздадут.
На следующий день в газете "Волжская коммуна" появилась угрожающая статья, что на митинге были допущены доморощенным певцом грубейшие нарушения, подпадающие под недавно введенную статью одиннадцать (Демидов оскорбил президента СССР М.С.Горбачев, нарушив статью 11.1. УК РСФСР "Оскорбление или дискредитация государственных органов и общественных организаций").
В конце зимы 1989 года вечером ко мне зашли Юрий Александрович Никишин, Марк Солонин и представитель московского неформалитета Олег Румянцев. Гость из столицы хотел послушать политические песни и руководители Народного фронта решили предоставить ему эту возможность. Врач Никишин тогда работал в центре по забору крови, а поэтому принес медицинский спирт, мы весело провели время. Солонин предупредил, что нельзя подходить к окну, так как чекисты считывают наш разговор с помощью лазера. Я осторожно подошел сбоку к окну и из-за занавески посмотрел на ночную зимнюю улицу. Там внизу, действительно, стояла машина, из которой в наше окно был направлен тонкий красный луч. Стало не по себе, но общение продолжилось.
Объединение "Гласность" весной 1989 года только усиливало свою инициативу, готовя новые диспуты. Пришла пора взяться за серьезное. Речь пошла о святая святых — о 6-ой статье Конституции и руководящей роли КПСС. Помню это мероприятие проходило в Доме политпросвещения. Свободных мест, как всегда, не было. Выступал Анатолий Черкасов, старый антисоветчик, который занимался ликбезом, мол партия — это пати, т.е. часть, а часть никогда не может захватывать все целое, это противоестественно, как пить через нос. Владимир Сураев, социал-демократ зачитывал протокол Нюрнбергского трибунала, где по пунктам предъявлялись обвинения национал социалистической партии Германии, а потом он доказывал, что эти пункты одинаково применимы к КПСС. Оригинально выступил эколог из "Альтернативы" Андрей Жеглов. Он заметил, что пока партия называлась РСДРП было прилично, цивильно и по-европейски, но когда прибавилась маленькая буковка "б" , все пошло наперекосяк, ведь известно, кого в народе называют на букву "б".
От диспута к диспуту наша активность и энтузиазм только росли. Еремин делал трафарет плакатов, потом распечатывал большие ватмановские листы с информацией о новом собрании. Эти объявления мы сами развешивали по городу, иногда пользуясь складной лестницей.
Объединению нужны были средства. Я, как и раньше, пел на Ленинградской, собирая вокруг десятки слушателей.
Песни вызывали восторг, и я срывал аплодисменты. После выступления Еремин собирал пожертвования в специальный ящичек. Эти деньги шли на закупку бумаги, краски, на поездки, так как приходилось отправляться в Новокуйбышевск, Тольятти, где мы участвовали в митингах и дискуссиях. Лучшим оратором всегда оставался Андрей Еремин, который вызывал своими речами овации. Помню в Чапаевске многотысячный митинг рабочих химического завода. Ереминым слушатели восторгались так, что готовы были его нести на руках до железнодорожного вокзала, словно Троцкого в 1918 году. Рабочие кричали: "Что нам делать, скажи?" Еремин в ответ скандировал: "Объединение и еще раз объединение. Самоорганизация и еще раз самоорганизация! Долой партократию, долой привилегии!" Юрист Александр Соловых председатель Народного фронта содействия перестройки — 2 кричал, мол, главное, чтобы нас как в Тянь ань мене не перебили или как в Тбилиси саперными лопатками по голове.
ВСЕ КРУЧЕ И КРУЧЕ
Апофеозом деятельности объединения "Гласность" стало большое собрание в зале Пушкинского народного дома на тему "КГБ за перестройку или против?" С этой организацией у нас уже сложились специфические отношения. На всех собраниях Ненашев делал фотографии присутствующих, а потом внимательно изучал их, обводя в кружочек незнакомые новые лица. Не сексоты ли это? Нужно проверять и проверять, выявлять и выявлять. Все фотографии, а также документы о деятельности "Гласности " он складывал в отдельную папку с надписью "Неформалитет". Владимир Петрович, когда уходил из квартиры, протягивал в коридоре тоненькие ниточки, а потом выяснял - порваны они или нет, лазиличужие или нет? Такие предосторожности не были излишни. В это время и мне, и Ненашеву кто-то вечером регулярно звонил по телефону и зловеще заявлял:" Мы будем убивать тебя". Мне в больнице отказались лечить зуб, мол пусть с тобой возятся твои друзья ЦРУушники...
Целых полгода секретный агент вербовал одного из членов нашей группы, который взял у меня миниатюрный кассетный магнитофон Панасоник с высокочувствительным микрофоном и записал одну из таких интимных встреч. Вечером мы собрались во дворе за политехом на Галактионовской и слушали потрясающую запись. Собеседник заговорщическим голосом объяснял, что перестройка организована ЦРУ и Моссад. Самарский сионистский цент возглавляют три лидера. Далее перечислялись известные к тому времени на весь город фамилии: историк Гинзбкрг, эколог и кооператор Бронский и авиационный инженер Солонин. Мы знали этих людей. Ничего враждебного от них никогда не слышали. Один занимался изучением социал-демократии, другой боролся за экологию, а третий выступал с публичными лекциями в институтах по проблемам Второй мировой войны, в частности говорил о пакте Молотова и Риббентропа и об исторических путях социалистической идеи.Далее представитель спецслужбы рассказывал о четвертом страшном диссиденте Анатолие Черкасове, который проживал со мной в одном доме. Вербуемый товарищ закричал: так он же не еврей! Ответ был суров, мол он хуже, чем еврей, страшнее, чем сионист. Анатолий, оказывается, несколько лет назад якобы на надувной лодке пытался бежать в Турцию и вез с собой государственные секреты среднего машиностроения. Сотрудник призывал приятеля грудью встать на защиту социалистического отчества
Если курс партии изменится и вам прикажут душить перестройщиков, будете ли вы это делать?
К назначенному часу приехало телевидение, радио. Собрались журналисты всех местных и ряда центральных газет. В зале, как обычно, негде было яблоку упасть. На сцене нам противостояло руководство областной госбезопасности. С яркой речью выступил Володя Воронов, который все время спрашивал: готовы ли нынешние чекисты смыть с себя грехи Дзержинского, главного организатора красного террора в 1918 году? Представители органов слабо сопротивлялись жесткому натиску историков, пытаясь обвинить демократов в пособничестве Западу, который хочет погубить Советский Союз. Никаких конкретных фактов они привести не могли.
На Самарской площади, которая тогда называлась площадью Устинова, стояло огромное сталинское здание института Гидропроект, на фасаде которого огромными красными светящимися буквами было написано: "Наша цель — коммунизм".
Помню Володя Воронов на этом собрании жестко подъедал чекистов, мол, если курс партии изменится и вам прикажут душить перестройщиков, будете ли вы это делать? Володя Ненашев в своем амплуа спрашивал у офицеров — сколько они заслали своих агентов в демократическое движение? Кроме того, наш лидер утверждал, что его телефон прослушивается, почта люстрируется, конверты вскрыватся... Вероятно, это была правда. Как-то за несколько дней до диспута я позвонил члену Народного фронта Никишину и сказал, что в 6 часов вечера на Ленинградской угол Молодогвардейской будет серьезная акция. В назначенный час это место кишело милицией и строгими ребятами в костюмах. Шуток они не понимали.
Мы же шутки любили и устраивали их по любому поводу. Так историки объединения "Гласность" иногда собирались по вечерам, чтобы просто поболтать и оторваться. Особым шиком считалось чекнуться с телевизором, по которому выступал Михал Сергеич Горбачев или кто-то из его ближайших сподвижников типа Рыжкова или Шеварднадзе. Помню наши веселые встречи у Николая с Чапаевской, который сочувствовал либеральному движению и говорил, что Америку мы будем делать на Волге, здесь. Он шутливо составлял секретные списки тайного правительства, которое в перспективе возьмет власть в городе. Николай одевался франтом и в белых брюках посещал демократические собрания на стадионе "Динамо". У него на квартире мы ставили спектакли о Вертинском, Бертольда Брехта, по произведению Евтушенко "Фуку" и другие. Там играл на гитаре, создавая особую творческую атмосферу, талантливый джазовый музыкант Борис Гордеев. Выступления проходили при свечах, а потом все пили престижный чай из ЮАР. В мае 1989 года мы изредка ездили ко мне на дачу, что находилась в районе 8-ой просеки. Там веселые ребята устраивали настоящий спектакль. На втором этаже дома находился небольшой балкон, с которого каждый произносил заветную речь будто перед многотысячной толпой. Ненашев изображал Сталина, угрожавшего ласковым голосом покрыть всю страну домнами и ГУЛАГом, Воронов - пламенного Фиделя Кастро, обещавшего утопить Америку в наркотиках, а Еремин — Керенского, пугавшего большевиков адским будущим. У ораторов харизмы было не занимать. Зрители катались со смеху.
Набравшись сил на дачном массиве, мы еще с большим рвением брались за дело растрясания города. Диспуты шли один за другим. Ненашев как факир умудрялся получать самые престижные залы для дискуссий.
Помню интересное собрание на тему "Польза или вред шахтерских забастовок в процессе реформирования страны"
Одну из своих песен я написал по просьбе Григория Исаева, лидера пролетарской партии. Гриша был известный диссидент, отсидевший несколько лет в тюрьме за связь с антисоветским лидером Алексеем Борисовичем Разлацким. Пролетаристы не понимали, что их время ушло безвозвратно и Марксов манифест с призраком коммунизма давно сдан в исторический архив.
ПОБЕДЫ И ПОРАЖЕНИЯ
Летом 1989 года обострилась ситуация вокруг Чапаевска. Власти решили строить там завод по уничтожению химического оружия. Население города пришло в ужас и взбунтовалось. Они и так жили как на пороховой бочке, потому что огромные массы ядов долгие годы производились именно там, и все склады были забиты смертоносным зельем. Жители этого места страдали различными болезнями. Молодежь теряла зубы из-за экологии. В Чапаевске начались акции протеста. Возле военного полигона возник лагерь мирного сопротивления.
Валерий Карлов, организатор первого антимуравьевского митинга предложил объединению "Гласность" подключиться к этому мероприятию. Помню степь с оврагами, палатки и шлагбаум, охранявшийся солдатами в камуфляже. Мы хотели пойти погулять, но руководство лагеря предупредило, что овраги искусственные и тамвероятно захороненыбоевые отравляющие вещества, можно погибнуть. К нам приходили местные жители, приносили продукты, рассказывали страшные истории про то, как люизит во время войны разливали в снаряды из чайников.
В лагере находилось несколько общественных организаций: Народные фронты, экологическая "Альтернатива" и партия зеленых, активисты которой покрасили шлагбаум в зеленый цвет и кричали солдатам, что те по цвету формы их братья. Марк Солонин собирал вокруг себя общественность и читал лекции об истории социалистических идей в мире. Запомнилась такая сцена: Марк, сидя на пеньке, что-то вдохновенно говорил. Сзади к нему на лошади подъехала Татьяна Поправко, представлявшая комитет солдатских матерей. Лошадь начала губами захватывать кудрявые волосы оратора. Марк поначалу отмахивался, а потом глянул и ахнул.
Юрий Александрович Никишин из Народного фронта, крепкий мужчина, предлагал всем спарринговаться. В Куйбышеве он работал врачом по забору крови. При встрече его спрашивали: "Почем нынче кровушка?" Никишин отличался веселым нравом и любил рассказывать еврейские анекдоты. Юрий Александрович нашел себе достойного противника по вольной борьбе в лице лидера "Альтернативы" Карташова.
В отдельной палатке жил представитель обкома КПСС товарищ Бубнов. Как-то он подошел ко мне и сказал, что я похож на Че Гевару, но тот плохо кончил, его ведь предали соратники. В то время у меня были длинные волосы и темно-синий берет.
Строительство завода по утилизации ОВ общими усилиями неформалов приостановили, а мы вернулись домой победителями.
28-29 октября 1989 года в Челябинске проходила международная ассоциация демократических организаций или сокращенно МАДО. От "Гласности" туда поехал я вместе с Вороновым. Заинтересованность в освещении этого события проявила "Волжская заря". Журналист Анна Сохрина предложила нам роль внештатных корреспондентов. Вместе с нами поехали Георгий Евдокимов, представляя независимый журнал "Самара", а также Владимир Белоусов как член общественной организации "Перспектива" города Куйбышева.
Помню, с Белоусовым возникла дискуссия о том, как проводить приватизацию государственной собственности СССР. Я считал, что надо идти по пути НЭПа и не трогать промышленность группы А. Владимир Ильич возражал, считая, что приватизировать надо абсолютно все, включая АЭС, военную и космическую промышленность, так как рынок сам решит все вопросы. На этой же позиции стоял его друг и идеолог Марк Солонин. Они полагали, что только тотальная приватизация может позволить разрушить власть партийно-хозяйственной номенклатуры. Теоретики-либералы считали, что НЭП погиб именно от того, что в руках коммунистов оставалась вся мощь экономики.
На МАДО также поднимались экономические вопросы, но больше уделялось внимание самоуправлению и выборам. Председательствовал на форуме ректор историко-архивного института Афанасьев, которому мы с Вороновым на пресс-конференции задали вопросы. Меня в частности интересовала, кого он видит в качестве союзного и демократического лидера и не опасается ли уважаемый ректор с одной стороны коммунистического переворота, а с другой номенклатурных замашек Бориса Ельцина? Из ответов я понял, что Афанасьев не видит опасности, а сам не готов возглавлять демократическое движение. Наши вопросы почему то вызвали большое возмущение у соратника по движению Владимира Ильича Белоусова.
Домой мы вернулись в тревожном настроении, понимая, что демократическое движение крайне слабо, в нем сложился конгломерат отдельных индивидуумов чаще стремящихся к личному авторитету и значимости, диалог отсутствовал, повсюду бегали генералы без армий. Очевидным становилось, что партаппарат с трудом терпит гласность, перестройку и может все эти новшества прихлопнуть одним щелчком мизинца. Тяжелое впечатление произвела поездка на заброшенные уральские рудники, где шахты были забиты костями расстрелянных жертв ГУЛАГа.
Вернувшись в Куйбышев, мы рассказали о своих впечатлениях всем членам объединения "Гласность", а также Валерию Карлову. Тот сказал, что сам опасается переворота, тогда придется прятаться в Жигулевских горах и продолжать вести политическую борьбу. Ненашев был против радикализма. Он считал, что через выборы можно перетянуть власть на свою сторону. Владимир Петрович, благодаря активной деятельности объединения "Гласность" стал авторитетной фигурой в городе. В это время началась обширная подготовка к выборам во все советские законодательные органы. Ненашев стал готовить список прогрессивных политиков, достойных занять свое место в структурах. Кусочек его славы достался и мне. Я неожиданно начал встречать на улицах некоторых одноклассников, одногруппников, которые обнимались, выказывали высшую дружбу, а потом просили познакомить с Ненашевым. Я никому не отказывал. А вот сам Ненашев стал вести себя неожиданно.
Осенью 1989 года он вдруг заявил, что мои песни носят экстремистский характер и чуть было не привели к уголовному делу, которое только он Ненашев своим авторитетом смог остановить. Он разорвал все отношения, перестал здороваться и оказался в дальнейшем депутатом горсовета и получил особый политический вес. Еремин тоже прошел в депутаты. При встрече некоторое время он еще здоровался, но предупреждал, что ест финский сервелат и прочие деликатесы, а потому он мне больше не пара. Так неожиданно развалилось наше объединение "Гласность".
Продолжение следует.
Бойтесь равнодушия — оно убивает. Хотите сообщить новость или связаться нами? Пишите нам в WhatsApp. А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.