IT-специалист Ильдар Киньябулатов — автор башкирской клавиатуры и компьютерных программ на башкирском языке. Оставив хорошую работу в Москве, он вернулся в родную Уфу и занялся общественной деятельностью. В интервью Радио Азатлык Ильдар Киньябулатов поделился своим прогнозом развития башкирского языка, а также мнением, что для башкир представляет большую опасность — русификация или татаризация.
— Ильдар, вы вернулись в Уфу, начали работать во Всемирном курултае башкир, через полгода ушли с этой работы. Что случилось?
— Курултай прошел, это было большое событие. Я же простой "айтишник", далек от реальности. Я привык работать спокойно. Никогда не участвовал в политике и сейчас желания нет. Но Курултай политизировали. В памяти останется не его работа, а скандал. В памяти останутся ошибки. Больше мне в такой атмосфере не захотелось работать, я ушел. Я действительно вернулся из Москвы в Уфу для реализации различных проектов по башкирскому языку, там проектов много. Мы что-то начали делать, но честно скажу, было неэффективно. Я — максималист, хочу сразу видеть прогресс работы. Я думал, у Курултая будет больше возможностей, на некоторые проекты мы запросили государственные гранты. Но не получилось, я недоволен. Сейчас, думаю, мы продолжим некоторые проекты своими силами. По крайней мере, буду продолжать работу над башкирским в цифровом формате.
— На какие проекты вы не получили государственных грантов?
— У нашей команды было несколько проектов, например, книги. В интернете почти нет книг на башкирском. Нет возможности читать и слушать. Часть богатого литературного наследия уже отсканирована, осталось ее разместить. Мы хотели от имени Курултая попросить систему перевода. Считаю, что важно иметь башкирский в функции перевода в Яндекс, Google. Но все это не прошло конкурс.
Мы получили грант на создание единого портала для размещения всех детских проектов на башкирском языке. Это 3 млн 400 тыс рублей. Это грант главы республики.
Я никого не виню. Мы получили грант на хороший проект, который надо сделать. В Башкортостане в первый раз была принята программа развития языков. Жаль, но мне, айтишнику, ни один проект там не понравился. В Татарстане есть институт семиотики (Институт прикладной семиотики АН РТ — ред.), а у нас в Институте истории и литературы работает только одна лаборатория. В программе говорится о цифровых технологиях, но мало. К тому же у этой лаборатории возможности очень ограничены, специалистов мало. Я внес свои предложения, но они не были учтены. До сих пор все деньги, если они были, использовались на сабантуи, танцы и праздники. Я надеюсь, что мышление изменится. Желаю, чтобы больше думали о финансировании полезных проектов.
Еще раз скажу, меня из Курултая никто не гнал, наоборот, просили остаться. Сейчас есть опасение, что начатая нами работа может приостановиться. Но я хочу сам развиваться, я не хочу остаться в стороне от мировых технологий.
— Вы говорите, Курултай политизировался. Но эта организация всегда была такой. Вы этого не знали, когда пришли туда работать?
— Отвращение вызвал скандал, на самом деле. Главная функция Курултая — общественно-политическая работа. Я сам к этому не готов. Скандалы делу не помогают, молодым это совсем ни к чему. Это — мое решение. В России языки политизируют, считаю, что не всегда надо языки рассматривать в политической плоскости.
— Что вы думаете о задержании Фаиля Алсынова, Эльмира Мухаметьянова?
— Я даже не понял, почему так получилось. Это было очень некрасиво, слов нет. Активисты тоже создали напряженность. Но считаю несправедливым, что им не дали слово. Зачем надо было задерживать? Я это все узнал позже, посмотрев видео. Пообещали дать выступить, а вместо этого вывернули руки и забрали. В конечном итоге многие с Курултая запомнили только это, а сколько важных проблем, которые надо было обсудить, остались незамеченными. В резолюции были отмечены настолько важные пункты. Кто-нибудь с ними ознакомился?
В рамках Курултая собралась группа молодых людей, которые хотят работать. Этого точно никто не заметил.
— В соцсетях писали о возможной причастности работника аппарата главы республики Азата Бадранова к задержаниям делегатов, а также к тому факту, что некоторые видные башкирские деятели, проживающие за рубежом, не были приглашены на Курултай. У вас есть подробности?
— Я давно знаю Азата, мы с ним вместе провели молодежный форум, где поднимались проблемы образования. Я его считаю продвинутым общественным деятелем, он очень помогает молодежи в Москве. Сейчас он — чиновник. Во время Курултая были неприятные моменты, активисты тоже немного лишнего сделали. Такое ощущение, что все друг с другом конкурируют. Башкиры — народ горячий, но соревнование друг с другом пользы не принесет.
— Вы говорите, языковой вопрос политизируется. Но политизация идет не со стороны общественности, а со стороны федерального центра. Государственные языки республик теперь можно учить только по письменному согласию родителей, часы родного языка сократились, учителя башкирского стали преподавателями русского или географии.
— Есть такое, не отрицаю. По-моему, языком должны заниматься семья и министерство образования. Нет согласия между властями и народом. Власти сделали ошибки, а народ все это политизировал. С одной стороны, общественность беспокоится, считает, что башкирский должен преподаваться в обязательном порядке. Они ведь могут выйти на улицы и потребовать этого. Считаю, что власти должны это принять. Изменения нужны были, надо было разделись государственный и родной языки. Но тот факт, что теперь все по заявлениям, злит не меньше. Это был неверный формат, люди это не приняли. Государство должно услышать народ, а народ должен найти общий язык с государством.
— Поднимая языковой вопрос на Курултае, Радий Хабиров несколько раз упомянул семью и призвал сделать башкирский "модным". Не хочет ли он снять с государства ответственность за сохранение и развитие башкирского языка?
— Согласен со многими его тезисами. Любовь к языку воспитывается в семье. Пытаюсь учить этому двухлетнего сына Идельхана. Духовные и культурные ценности могут быть привиты только в детстве. Башкирский, татарский, чувашский, марийский — такие же языки, как английский, русский, французский. Эти языки должны развиваться в областях медицины, IT-технологий, строительства, бизнеса, спорта и других. Если этого не будет, то человек сразу поймет, что язык бесполезен. Если нет в планшете игр на этом языке, заинтересовать ребенка очень трудно. Хотим мы этого или нет, но живем мы в пору технологий, они все в нашей жизни есть.
— Какое отношение к башкирскому среди молодежи? Какие выводы вы сделали, вернувшись в Уфу?
— Понятно, что старшее поколение говорит по-башкирски лучше. Что касается молодежи, кто-то говорит по-башкирски, кто-то нет. Последних больше. В Уфе еще меньше стало башкирских детских садов. Но у людей есть интерес и желание выучить язык. Я сам до 2013 года не говорил по-башкирски. Учился в школе в Стерлитамаке на русском, с друзьями говорил по-русски. Однажды папа подарил брату планшет, но тот проверил и сразу с сожалением сказал, что на башкирском невозможно переписываться. Это настолько меня задело, что через несколько дней я создал башкирскую клавиатуру. После этого мне написали несколько журналистов, попросили по-башкирски прокомментировать, что я сделал. А мне стало стыдно, что я не могу. Поставил себе цель — создать для себя языковую среду и выучить башкирский. Получилось.
Молодежь очень разная. В последние годы ощущается, что на башкирском больше говорят в городах. В селах нет работы, целыми семьями люди переезжают в города. Приезжают в Уфу — а там нет башкирского. В городе много татар и башкир. Если их посчитать вместе, то нас больше русского населения. Но на улице все говорят по-русски. Почему так — не знаю. Нет культуры общения на родном языке. В городах поменьше, например в Ишимбае не так. Там башкиры говорят на башкирском, татары на татарском.
Если сравнить с татарским, то мы отстаем. Например, у нас нет компьютерного перевода, нет ресурсов изучения башкирского самостоятельно. Нужны новые методики преподавания. На башкирском языке мало сайтов, ресурсов, их качество не очень. В социальных сетях есть какое-никакое общение на башкирском. Википедия на башкирском неплохая. Хочу видеть современные СМИ на башкирском, башкирская музыка хромает. Башкирский надо развивать в интернете. Хотелось бы видеть больше башкирских блогеров.
— Расскажите о молодежном крыле Курултая. Не опасаетесь, что с вашим уходом они тоже уйдут? Нет желания сотрудничать с Всемирным форумом татарской молодежи?
— У Курултая сменилось начальство, нужно будет некоторое время, чтобы наладить работу. Верю, что молодежь продолжит начатые проекты, они очень нужны. Мне нравится формат работы татарского форума, я наблюдаю за их деятельностью, общаюсь с некоторыми. Молодое поколение должно общаться, у нас есть цель и интересы. Мы все стремимся к единству. Что уж скрывать — между башкирами и татарами есть обида, о которой нельзя громко говорить. Этот конфликт мы получили "в наследство". Это для нас ненужная ноша. Но молодежь быстро находит общий язык, особенно выросшие в городе. Резкое отношение к татарам можно встретить у молодых людей, выросших в глубинке (башкирской — ред.). Но объяснив и поговорив, они тоже соглашаются. В городе, где я вырос (Стерлитамак — ред.) людей не делят на татар и башкир. Я не понимал разницу между татарами и башкирами.
Времена сейчас совсем другие. Глобализация грозит и нам, и татарам. Тяжело сохранить культуру. Часть общества может со мной не согласиться, но если мы выбираем путь развиваться дальше, то надо это делать вместе.
— Последствия чего для башкир будут более опасными: татаризации или русификации?
— Самое опасное — это невежество, потом экономическая отсталость. На самом деле люди живут бедно. В этой ситуации искать противоречия и обвинять друг-друга — это ненужное дело. В Башкортостане есть отсталые районы. Вместо того, чтобы постоянно поднимать татаро-башкирский вопрос, надо спросить, почему в селах нет дорог, почему закрылись больницы, почему зарплаты низкие, куда уходят налоги. Наш народ сам отказывается от своих духовных ценностей. Люди забывают о своих корнях, потому что все башкирское им кажется не перспективным. Необходимо наращивать человеческий капитал и улучшать условия жизни.
— Не сожалеете, что вернулись в Уфу?
– Не сожалею. Конечно, в Москве я зарабатывал много. Что получаю здесь, даже говорить не буду. Курултай — общественная организация, я знал, на что иду. Супруга и мои родители не хотели, чтобы мы возвращались, но сейчас они — моя основная поддержка. Моя жена Рузиля тоже работает над несколькими башкирскими проектами.
Что я получил? Опыт работы в общественной организации. Я увидел бюрократию изнутри, увидел, как надо общаться с властями. Радуюсь, что смог работать в коллективе, где все 100% — башкиры, мне было хорошо. Люди в Уфе мне очень близки, родная среда. Бабушка с дедушкой рядом с сыном, это тоже важно.
"Idel.Реалии" рассказывали истории тех, кто решился на переезд в Москву, но не обратно. В этой рубрике мы пишем, почему люди покидают свои родные города, как обустраиваются в Москве и все ли их надежды, связанные с переездом, оправдываются.
Бойтесь равнодушия — оно убивает. Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
