В Татарстане начались съемки многосерийного фильма по роману-бестселлеру Гузели Яхиной "Зулейха открывает глаза" с Чулпан Хаматовой в главной роли. Судя по декорациям, авторы готовы сделать худшее и самое стыдное из возможного: сделать этот фильм как реалистическое повествование о трагедии раскулачивания и "переселенческой" волны ГУЛАГа.
"Зулейха…" — первый роман Гузели Яхиной, этим объясняли множество его несообразностей, начиная с формальных. Скажем, автор пытается видеть происходящее глазами своей героини, и вначале еще помнит, что Зулейха не может знать, например, верблюда… Но вскоре оказывается, что эта неграмотная, отродясь не выезжавшая из глухой дореволюционной деревни женщина свободно отличает фронтон от карниза, узнает "папки, портфели, тубусы, ридикюли, торты", ей знакомы транспарант, трамвай, кондуктор, она различает "ноты" на листках, быстро пронесенных мимо ветром… Впервые въезжая в Казань, она называет по имени церковь Святой Варвары, Казанский университет, "бывший дом генерал-губернатора" (и даже в курсе, что в нем "ныне разместился туберкулезный госпиталь")…
Зато она же отмечает, что мужик ведет корову "на поводке", как никогда не скажет деревенский житель… да и внимательный к слову описатель.
Очень скоро автору становится не по силам им же избранный прием
Словом, очень скоро автору становится не по силам им же избранный прием: видеть все окружающее глазами слабо ориентирующейся в описываемой реальности Зулейхи. Но этого качества хватает и в самой писательнице Яхиной, считающей, например, будто в конце 1928 года еще была Казанская губерния, в реальности прекратившая свое существование восемью годами раньше…
Зато, скажем так, "литературности" в этом романе довольно много, и это, возможно, будет еще заметнее при экранизации, учитывая, что многие россияне серьезных книг не читают, но по телевизору с их содержанием часто знакомы. Так, доктор у нее обладает уникальным даром, которым ранее наделила своего героя Людмила Улицкая в романе "Казус Кукоцкого". А сцена в поезде, везущем переселенцев в Сибирь (завхоз просит у начальника разрешения распечатать мясной запас, а то бойцы за кормление одной кашей грозятся съесть его самого, а начальник возражает, что неизвестно, когда удастся пополнить припасы: "Вы можете мне сказать, сколько мы еще будем ехать?"), едва не текстуально совпадает с аналогичной сценой из романа Веры Пановой "Спутники" — и одноименного фильма…
Что роман про Зулейху — типичная робинзонада — отмечали уже многие
Что роман про Зулейху — типичная робинзонада — отмечали уже многие. Вначале — ужас крушения (не только буквально корабле-крушения, но и это тоже!) и тяжелые неустройства существования на необитаемом "острове"; затем — одно за другим доказательства, что и непригодное для жизни место можно преобразовать в довольно уютное и даже родное и милое, надо лишь трудиться. Всякий ведь помнит, как славно и вкусно было в детстве читать, как Робинзон впервые ест лепешку из собственного урожая, выращенного из нескольких случайных зерен!
Зачем после ужасов сталинского насильственного выселения "кулаков", уже описанных очевидцами и современниками, описывать концлагерь как приключение?
Российская тенденция последнего времени, ведущая к полной реабилитации не только лично Сталина, но и гостеррора — многих пугает. Гузель Яхина нашла эффективный способ бороться. Не с этой тенденцией, а с этим страхом.
Зачем после ужасов сталинского насильственного выселения "кулаков", уже описанных очевидцами и современниками, описывать концлагерь как приключение?
Автор строит довольно уютный ГУЛАГ. Показывает: там, конечно, тяжело (тяжесть положения представлена в виде сражения Робинзона с суровой природой), но невольники прибывают туда не ограбленными ни охраной, ни уголовниками (Зулейхе достался "от кого-то из ушедших в иной мир новеньких" — как Робинзону с потерпевшего крушение корабля — теплый серый в крупную светлую клетку двубортный пиджак на бирюзовой подкладке и голубыми пуговицами с надписью Lucien Lelong, Paris). Пища — "с простым, но достойным вкусом", овсяная каша — "кажется, даже на мясном бульоне, с жирком". В лагере имеются "свежесрубленная школа", лазарет с "дожелта выскобленными полами" и "прохладными белыми простынями", столовая, клуб, изба-читальня, магазин; для жилья вначале — теплые бараки, потом — большой "частный сектор", а в нем "дышат ветром свежие занавески, палисадники белеют жасмином, пахнет дымом, баней, свежеоструганным деревом, молоком, блинами, где-то хрипло и нежно воркует патефон" ну и т.п.
Словом, неудивительно, что такой роман о ГУЛАГе, безотносительно к его литературным достоинствам, взялся экранизировать государственный телеканал "Россия-1".
Тут и комендант лагеря оказывается заботливым, великодушным и даже романтическим героем. "В сущности, наш комендант — неплохой человек. Он по-своему нравственен. У него есть несомненная тяга к справедливости", — рассуждает один заключенный. "Хороший человек, — поправляет другой. — Только мучается сильно"…
Нехорошие, жестокие тоже бывают, конечно, — но именно что бывают: иногда прибывают "из центра" (из местных такой единственный — уголовник). Но герой успешно противостоит провокациям "центра" и спасает контингент от новых репрессий.
Когда же требуется взглянуть на эту почти идиллию в более широком контексте, автор отделывается казенными фразами, словно взятыми из газеты НКВД
Когда же требуется взглянуть на эту почти идиллию в более широком контексте, автор отделывается казенными фразами, словно взятыми из газеты НКВД, а не написанными талантливым и умелым создателем первой части романа — той, где Зулейха еще дома, в деревне. Например, так:
"Игнатов узнает, что с тысяча девятьсот тридцать первого года все трудовые поселки, созданные для обитания и трудового перевоспитания раскулаченных, отданы под ведомство ОГПУ и вошли в созданную всего полгода назад, но уже успевшую эффективно себя зарекомендовать систему ГУЛАГа. На молодое и успешное управление была теперь возложена ответственность за надзор, устройство, хозяйственно-бытовое обслуживание и трудоиспользование переселенцев" и т.д.
…Роман "Зулейха открывает глаза", едва выйдя в свет в 2015-м, стал бестселлером, а профессионалы отметили его престижной премией "Большая книга" (присуждение этой премии за литературный дебют — событие уникальное). Лишь на родине самой Зулейхи — в Татарстане — писатели осудили автора за то, что она "не чувствует татарской жизни", да еще и допустила, что все неувязки в ее романе "евреи специально подстроили". А политологи осудили саму Зулейху как космополитку и предательницу татарского народа.
Не будем говорить о возможной банальной зависти одних творцов к успеху другого — поговорим о времени, в котором начала жить эта книга и которое стало временем постепенной сдачи уникальных позиций Татарстана.
В ее романе можно запросто увидеть и аллюзию на современные отношения России и Татарстана
До Гузели Яхиной, давно живущей в Москве, страсти последних лет по утрате остатков суверенитета республики, вероятно, дошли в облегченном варианте… Но ведь и в ее романе, если уж ему в Татарстане придают такое надлитературное значение, можно запросто увидеть и аллюзию на современные отношения России и Татарстана. (Такая фантазия не будет совсем уж недопустимой, учитывая, как склонна сама романист Яхина к внедрению в "историческое" повествование явно фантазийных сюжетов: это видно уже в "Зулейхе", а второй ее роман "Дети мои" представляет историю о поволжском немце 1-й половины ХХ века — драматичнейший для этого народа период, — и вовсе в дымке едва ли не эльфийской сказки).
С позапрошлого века в русской философии стало уже практически общим местом мнение о женственной сущности России. Но если взглянуть на отношения России (уже в смысле Российской Федерации) и Татарстана в современной истории с гендерной точки зрения, то ролевая политическая функция как раз России (по признакам доминирования, "жесткости" и т.п.) соответствует традиционалистской "мужской" роли. Кстати, и более частое ее название в политическом региональном лексиконе — мужского рода: федеральный центр.
И наоборот: Республика Татарстан в данной политической конструкции играет "женскую" в традиционалистском понимании роль. Просто-напросто она в этой модели отношений — Зулейха.
Но в романе не так все просто в этой ролевой игре… Там мы видим скромную и жертвенную, но выносливую телом и сильную духом Зулейху — и угнетателя Игнатова, который крепко привязан к ней и сильнейшей любовной зависимостью, и глубоким уважением. Подчинилась, но завладела помыслами навек, как писали в романах задолго до Гузели Яхиной.
Эта аллегория выглядит достаточно прозрачной, да к тому же и весьма утешительной для тех, кто воспринимает потерю былого татарстанского суверенитета как катастрофу. Кстати, учитывая литературоцентричность творчества Яхиной, в основе этой конструкции можно увидеть и известное высказывание Иосифа Бродского: "Сюзан Зонтаг как-то в разговоре сказала, что первая реакция человека перед лицом катастрофы примерно следующая: где произошла ошибка? Что следует предпринять, чтоб ситуацию под контроль взять?.. Но есть, говорит она, и другой вариант поведения: дать трагедии полный ход на себя, дать ей себя раздавить. Как говорят поляки, "подложиться". И ежели ты сможешь после этого встать на ноги — то встанешь уже другим человеком. То есть принцип Феникса, если угодно".
Если бы некоторые татарстанские критики из числа озабоченных утратой суверенитета, принявшие роман о Зулейхе в штыки, внимательнее его читали, они, пожалуй, могли бы увидеть в нем приятное пророчество и порадоваться ему
Ровно это в романе и происходит. Фениксом оказывается сын/наследник Зулейхи/Татарии, причем по воле все того же героя-энкаведешника, в нашей ассоциации — "федерального центра". В финале последний избавляет юного татарина от статуса субъекта, пораженного в правах, оформив на него метрику как на своего единственного сына — и уж не новый ли договор между федеральным центром и Татарстаном пророчит тут автор?.. Юноша оказывается всесторонне образованным, одаренным художником-авангардистом (что в нынешних категориях удачливости соответствует одаренному айтишнику) и отправляется в лодке по Ангаре то ли в Ленинград, то ли уж прямиком в Париж — к мировому признанию.
Словом, если бы некоторые татарстанские критики как раз из числа озабоченных утратой суверенитета, принявшие роман о Зулейхе в штыки, внимательнее его читали, они, пожалуй, могли бы увидеть в нем приятное пророчество и порадоваться ему…
Разумеется, взгляд на роман как на характеристику политической ситуации и политический прогноз не может быть иначе как шуточным. Но есть современная реальность, которую "Зулейха…" действительно характеризует — это возрождающийся в России страх перед выглядящим все менее нереальным возвратом массовых госрепрессий. Гузель Яхина нашла рецепт справиться с таким страхом — она обуютила сам ГУЛАГ. Там не без трудностей, конечно, но если идти в подлинный ГУЛАГ Солженицына-Шаламова никому не захочется, то в этот — как в квест "Робинзон"…
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике "Мнения", может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Говорим о том, о чем другие вынуждены молчать.
