С начала января в Казани действует подготовительный класс для детей с аутизмом. Его по собственной инициативе и на собственные страх и риск открыл директор школы №1 Денис Князев. Корреспонденты “Idel.Реалии” съездили в эту школу и убедились, что дела там идут хорошо. Беда в том, что такая школа на всю Казань одна.
“Я БУДУ ВАС ПУТАТЬ”
— Здравствуйте! Все встаем! Поиграем в игру. На внимание, — приветствует класс высокая женщина с короткой стрижкой.
К доске выходит мальчик Самат.
— Руки вверх! Руки в стороны! Руки вниз! Руки вперед! Руки за голову!
Самат и педагог синхронно выполняют команды.
— А теперь внимательно, я буду вас путать. Руки вверх! (педагог разводит руки в стороны).
Я, затаив дыхание, слежу за Саматом. Он почти нигде не сбивается.
Это субботний урок в казанской общеобразовательной школе №1. В классе мальчики и девочки разного возраста. И мамы с папами. Все ученики — дети с расстройством аутического спектра (РАС).
Высокая женщина с короткой стрижкой — Ольга Галанина, старший преподаватель кафедры социальной и политической конфликтологии КНИТУ (КХТИ). Галанина занимается с детьми-аутистами с 1995 года, а несколько месяцев назад её пригласил сюда директор школы Денис Князев.
Умеющие и — главное — готовые заниматься с детьми с РАС педагоги в Казани на вес золота. Может быть, Ольга Галанина такая одна. И школа №1 — такая одна.
1 сентября 2016 года вступили в силу новые федеральные образовательные стандарты для детей с ограниченными возможностями. Отдельная глава посвящена детям с РАС. В перечень ресурсных школ Казани, где с 1 сентября 2017 года должны открыться ориентированные на детей с РАС классы, вошли четыре учебных заведения. В школе №1 решили не дожидаться 1 сентября и начали подготовительные занятия в январе. Уроки самые разные, как в обычном начальном классе: от математики до физкультуры. В классе 12 человек. Самому старшему девять лет. Младшему - шесть.
“ЗАЧЕМ ЕМУ ЧТО-ТО МЕНЯТЬ В СВОЕЙ ЖИЗНИ?”
Первый ученик Ольги Галаниной не хотел идти в школу, разговаривать, его не понимали все, даже родители.
У него просто определенный круг интересов и друзей. Но он может себя прокормить.
— Типичный спектр аутизма, — вспоминает Ольга Николаевна. — Но в то время об аутистах ничего не было. Я искала литературу, пробовала разные методики, он научился читать, писать, окончил обыкновенную школу, институт, социализировался, стал достаточно взрослым, полноценным гражданином. У него просто определенный круг интересов и друзей. Но он может себя прокормить. Это очень важно.
Ольга Галанина уверена: ребенка с РАС мало научить читать и писать. Необходимо научить его рисовать, заниматься физкультурой, музыкой. И приучать к самообслуживанию. Аутизм проявляется по-разному, разные уроки, возможно, позволят детям найти себя.
Есть мальчик, у которого нет трудностей с обучением. Но он может встать, пойти, куда ему хочется, засмеяться, взять и отобрать у другого ребенка ручку. Учителя считают, что он агрессивен, а у него, может быть, свои мысли, приводит пример Ольга Николаевна.
Задача учителя в школе обучить коммуникации. Но в обычной школе это сложно. В большом классе из 25-30 человек такой ребенок поневоле “выпадает” из контекста. Поэтому таких детей либо переводят на домашнее обучение, либо отправляют в коррекционную школу. А там детьми с РАС не занимаются.
— У нас нет коррекционных школ для детей-аутистов – школ 7-го вида. Есть только 8-го вида, для умственно отсталых. От детей умственно отсталых они отличаются по определенным характеристикам. Поэтому преподаватели коррекционных школ не могут с ними работать. Но еще и не хотят, — констатирует педагог.
У нас нет коррекционных школ для детей-аутистов – школ 7-го вида. Есть только 8-го вида, для умственно отсталых.
Школа №1 — муниципальная общеобразовательная школа. Но от других казанских школ отличается с первого взгляда. Она находится в самом центре города, на Булаке, рядом с "Пирамидой". Изначально школа была рассчитана на 800 человек, но после того, как трущобы и коммуналки в центре Казани расселили, детей здесь осталось очень мало. Для инклюзивного образования самое то.
Директор школы Денис Князев не без гордости рассказывает, что его команда всегда берется участвовать в экспериментах. Пока всё хорошо.
— Головокружения от успехов не испытываем, но прогресс налицо. Мы наблюдаем взаимодействие детей друг с другом, с родителями, — радуется он.
После урока — “живая” переменка. Денис Алексеевич выносит в коридор маленький проигрыватель. Предлагает обязательно остаться на физкультуру. Ее ведет школьный физрук, молодой парень, выпускник КФУ. Но он уже разработал свои комплексы. Это особенная гордость.
— Никто не хочет выходить из зоны комфорта. Ребенок не хочет, потому что не может. Взрослый не может, потому что не хочет. Учитель может, потому что наделен методикой преподавания, но у него есть опыт, есть регалии, зачем ему что-то менять в своей жизни? — объясняет Галанина, уточняя, что учителю необходимо работать не только с ребенком. Но и с семьей. Поначалу родители боятся своих детей с РАС. Ребенок считывает “страх” и еще больше начинает бояться этого мира.
“ОНА КРИЧАЛА НА НАС: “ОН ЖЕ У ВАС ДЕБИЛ!”
Маму ученицы Сюзанны зовут Людмила Лескова. Не похоже, что она чего-то (или кого-то) боится.
Поначалу родители боятся своих детей с РАС. Ребенок считывает “страх” и еще больше начинает бояться этого мира.
— Моему ребенку будет семь в августе. За год-полтора задумывалась, куда она пойдет. Есть дети старше нас. Их родители точно так же задумывались в свое время, но не получали ничего, — рассказывает Людмила Лескова. — Проблема в том, что Денис Алексеевич хочет, чтобы его школа была инклюзивной. В другую школу приходишь, от тебя просто открещиваются.
Образовательный стандарт предусматривает создание в школах, где будут учиться дети с РАС, специальных зон для отдыха, комнат сенсорной разгрузки, наличие тьюторов.
Фактически понимание того, что такое инклюзия, сводится к наличию в школе пандуса, констатирует Лескова.
— У тебя два варианта: сидеть дома и идти в коррекционную школу. В коррекционной школе ребенок получает свидетельство, а не аттестат. Программа там настолько упрощена, что первые три класса проходят девять лет. Почему за рубежом могут из 100 процентов таких детей реабилитировать 70%, а у нас 15%? Почему у нас, если ребенок не усваивает программу, это ребенок умственно отсталый, а не учитель не так преподает? Нас несколько сотен, тех, кто по возрасту должны 1 сентября пойти в первый класс. Каждый год это число будет расти. Почему никто не обращает на это внимание?
Официальная статистика по детям с РАС в Татарстане очень скупая. Есть данные за 2015 год. Согласно им, в республике было 323 ребенка с этим диагнозом. В эту статистику попадают люди с официальным диагнозом и те, кто получил инвалидность из-за РАС.
Почему у нас, если ребенок не усваивает программу, это ребенок умственно отсталый, а не учитель не так преподает?
Чтобы получить инвалидность, Людмиле и Сюзанне надо лечь в больницу.
— Но наши дети не могут лежать в больнице. Аутисту нет места в психиатрической больнице. Подавляющему количеству детей вообще нет места в психиатрической больнице.
Но даже чтобы добиться постановки официального диагноза РАС, родителям надо пройти семь кругов ада.
Людмила Лескова с ужасом рассказывает о ПМПК (психо-медико-педагогическая комиссия). Ей и Сюзанне прохождение этой комиссии еще предстоит, но ее подруга, чтобы записать ребенка в инклюзивный класс, была на ПМПК семь раз.
— Это такое порождение совка. Сидят тети, то ли медики, то ли педагоги, скучающие, которые за 15-30 минут решают судьбу ребенка. Они его видят первый и последний раз. Они вообще ничего не хотят. Он может не захотеть разговаривать с этой тетей. Испугаться ее белых сбитых волос, банально устать в очереди за два часа. “Я же вижу глубокую умственную отсталость”. Он по-русски, по-английски понимает, он пишет, он считает! На данный момент родители гораздо больше профессиональны в области аутизма, чем большинство специалистов.
ПМПК — комиссия по отсеву детей тех родителей, которые не обладают какими-то боевыми качествами, формулирует Лескова, добавляя, что денег, выделяемых на нее, хватило бы на обучение всех тьюторов (тьютор, специально обученный “сталкер” в школьном мире, полагается каждому ребенку с РАС в инклюзивном классе).
Людмила Лескова поставила диагноз своей дочери сама. В 4 года. Девочка родилась абсолютно здоровой, рано и бойко заговорила, но потом мама стала замечать, что дочь не реагирует на ее слова, как будто не слышит. Заподозрила глухоту. А пока 2,5 месяца стояла в очереди к сурдологу, самостоятельно, с помощью форумов родителей детей с РАС, поставила диагноз.
ПМПК — комиссия по отсеву детей тех родителей, которые не обладают какими-то боевыми качествами
Лескова вспоминает, как невропатолог выписала таблетки, от которых у Сюзанны потекли слюни, а психиатр, заслуженный врач Татарстана, накричала на них с мужем.
— Мы столкнулись с агрессией и глубоким непониманием. Она просто кричала на нас, родителей. "Да вы же видите, он же у вас дебил, он же у вас всю жизнь в штаны делать будет? Вы еще молодые, хотите (по-доброму так) я вам дам адрес хорошего психоневрологического интерната и помогу оформить бумаги?”
Врачи-психиатры, с которыми приходится иметь дело родителям детей с РАС, — люди в возрасте. Которые когда-то давно учились по книгам, написанным еще раньше. И уверены, что диагноза РАС нет, это всё на западе придумали. Детям, которым родители самостоятельно поставили диагноз РАС, врачи ставят детскую шизофрению, умственную отсталость и психическое расстройство неизвестного происхождения.
Детям, которым родители самостоятельно поставили диагноз РАС, врачи ставят детскую шизофрению
Кстати, на западе, наоборот, считается, что детской шизофрении нет, так как первый раз шизофрения проявляется в подростковом возрасте, уточняет Людмила Лескова.
Единственной, кто поставил диагноз РАС, оказалась врач-психиатр в платной клинике. Правда, с точки зрения государства эта запись ничего не значит.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram и первыми узнавайте главные новости.
