Локальным движением удастся добиться успеха только в случае институализации, полагает доктор политических наук, заведующий кафедрой социальной и политической конфликтологии КНИТУ Сергей Сергеев. Пока же речь идет о всплеске социального недовольства и попытке ультиматума с "негодными средствами". Что дальше?
— После отзыва лицензий у Татфондбанка и Интехбанка активность пострадавших вкладчиков резко усилилась. Как Вы думаете, субботний штурм Кабмина – поворотная точка в истории гражданской активности в Татарстане или разовый всплеск?
— Называть события 4 марта "штурмом Кабмина" – это, по-моему, слишком сильно сказано. Это был не штурм, это были не массовые беспорядки – к счастью, ни один человек не пострадал, битья стёкол, бросания камней тоже не было. Даже проявлением "гражданской активности" я бы это не назвал. Был стихийный, довольно массовый, по казанским меркам, всплеск социального недовольства, социального протеста. Всплеск никем специально не подготовленный, а вызванный сильными эмоциями. Несмотря на этот эмоциональный накал, пострадавшие вкладчики вели себя вполне цивилизованно; власти тоже, я думаю, прекрасно понимали, что никто не собирается тут устраивать Будапешт октября 1956 года или Москву октября 1993 года, но эмоциям людей нужен немедленный выход, и закрыли глаза на то, что можно было бы счесть нарушением общественного порядка. Это был, я думаю, правильный ход. Всё закончилось спокойно, все разошлись, а на митинг в парке Петрова 7 марта собралось уже менее двухсот человек.
— Вы думаете, сейчас движение быстро пойдет на спад?
— Нет, я так не думаю, это было бы слишком просто. Можно вспомнить движение обманутых дольщиков или владельцев киосков, устраивавших марши несогласных предпринимателей. Это же всё было в Казани, на наших глазах. Эти протестные движения действовали достаточно долгое время, несколько лет, проводили массовые мероприятия, собиравшие до нескольких сот человек (примерно от ста до двух – трех сотен). Примерно так же будут, скорее всего, развиваться события и в нашем случае: после всплеска в начале марта уровень протеста снизится, достигнув определенного "плато", и в таком виде будет пребывать достаточно долго, если не произойдёт что-то экстраординарное.
— К пострадавшим клиентам присоединяются другие группы – обманутые дольщики, противники строительства мусоросжигательного завода, владельцы домов, могущих пойти под снос из-за рядом пролегающего газопровода…
— Защитники Волги, активисты-экологи…
— Какие последствия это может иметь для пострадавших клиентов банков, не произойдет ли размывания протеста?
— Все эти движения роднит то, что причины их возникновения – это совершенно конкретные, частные причины, имеющие значимость в одних случаях для нескольких десятков людей, в других – для нескольких сот или нескольких тысяч. Назовем их локальными причинами, а социальные движения, являющиеся реакцией на них – локальными движениями. Скольким домовладельцам в Осиново угрожает снос домов? Сколько у нас обманутых дольщиков? Сколько пострадавших вкладчиков? Эти локальные причины недовольства не могут стать причинами недовольства миллионов. Поэтому участники локальных движений, хотя они крепко сплочены общей бедой (и этой сплоченностью объясняется устойчивость подобных движений, которые могут действовать годами), обречены оставаться в своего рода "социальном гетто". Расширить круг протестующих они не могут; вернее, могут, но для этого они должны изменить протестную повестку дня, включив в нее вопросы, значимые не для сотен и даже не для тысяч, а для миллионов людей. А что касается объединения сил локальных движений – так из тысячи мышей не слепить одного слона.
— А могут ли эти локальные движения добиваться успеха?
— Да, но для этого они должны создать организацию – институционализироваться, или же за ними должна стоять организация. Яркий пример – движение рыболовов-любителей, выступивших шесть лет назад против планов введения платной рыбалки. Их поддерживали организации ветеранов войны, чернобыльцев, общество охотников и рыболовов, федерация рыболовного спорта… Они провели серию митингов по всей России, в том числе в Казани они собрали три или даже четыре тысячи человек, и власти отступили. Успех в этом случае предопределило и то, что митинги рыбаков проходили в условиях ожидания перемен и общественного подъема, характерных для 2011 года.
— А как вы оцениваете встречу клиентов пострадавших банков с Навальным? Почему они решили встретиться с главой "Фонда по борьбе с коррупцией" и могут ли они на что-то рассчитывать?
— Навальный – это другой сюжет, чем локальные социальные движения. Навальный пытается создать и возглавить массовое протестное движение в условиях ослабления или дискредитации существующих оппозиционных партий, и создать его, обращаясь к максимально широкому социальному адресату, выдвинув лозунги, понятные и близкие именно для широкого социального адресата: честные выборы и борьба с коррупцией. Большая социальная сеть, проектируемая Навальным, в какой-то момент пересеклась с малыми социальными сетями протестных движений в Казани и в Татарстане (и, думаю, ещё не раз пересечётся с другими подобными сетями в других регионах, если деятельность Навального продолжится). Что сделал Навальный? Он как раз и предложил обманутым вкладчикам включаться в более широкую сеть, став его волонтёрами, и работать уже в соответствии с более широкой повесткой дня – тогда, может быть, им со временем удастся решить и свой частный вопрос.
Что происходило в первые часы после объявления об отзыве лицензии у некогда одного из крупнейших банков Татарстана – здесь
— Клиенты Татфондбанка и Интехбанка предъявили республиканским властям ультиматум. Как Вы оцениваете этот документ, насколько он грамотно составлен был и насколько эффективен?
— Ультиматумы можно предъявлять, если вы располагаете каким-то сопоставимым ресурсом. Скорее всего, это попытка с негодными средствами. Важный ресурс в подобных конфликтах, кстати, не только деньги, не только общее количество сторонников, но и количество людей, готовых идти до конца. Наличие подобных людей отчасти уравновешивает силы слабейшей стороны. Но таких людей среди "погорельцев" банков я не вижу, хотя, быть может, я ошибаюсь. И, думаю, что этот ультиматум, скорее всего, не будет воспринят республиканскими властями серьёзно, тем более что не вполне серьёзно он воспринимается и самими протестующими, по крайней мере, частью из них: они распространяют ультимативный документ с требованием отставки президента и тут же пишут обращение к нему.
— Вероятно, в рядах пострадавших клиентов банков нет единства? Мы видим, что они постоянно спорят друг с другом о планах дальнейших действий.
— А откуда взяться единству? Среди "погорельцев" несколько групп с различными, может быть, даже противоположными интересами: с одной стороны, малые и средние предприниматели, у которых зависли деньги на счетах, с другой – "превышенцы" и "дробильщики", с третьей – владельцы облигаций "ТФБ-Финанс". По политическим взглядам это тоже люди совершенно различные. Поэтому расколоть протестующих, в общем-то, несложно, пообещав удовлетворить требования одной или двух групп (если они будут себя "хорошо вести").
— Так, может быть, власти и пойдут по этому пути, и от протеста останутся лишь круги на воде?
— Не знаю. Не исключено, что возможностью раскола протестующих, чтобы ослабить протест и свести его со временем на нет, власти пока не занимались, рассчитывая на санацию банка, что дало бы возможность разом успокоить всех рассерженных вкладчиков. Теперь займутся, возможно. А, возможно, просто скажут: "Денег нет…".
— Как вы оцениваете идею "Европейского Татарстана" о создании фонда будущих поколений за счет ключевых компаний Татарстана и выплат с его доходов денег по обязательствам перед клиентами банков?
— Скорее отрицательно. В целом идея создания республиканского фонда будущих поколений за счет сверхприбылей от продажи углеводородных ресурсов – это неплохая идея, но ей нужно было заняться лет десять тому назад, когда и нефть была дороже, и доля НДПИ оставалась в распоряжении республики. А создавать этот фонд сейчас, в условиях сокращения республиканских доходов, и создавать конкретно для выплаты компенсаций пострадавшим клиентам банков – это идея, мягко говоря, не самая лучшая. Более того, она может способствовать возникновению внутри республиканской конфронтации, противопоставлению банковских «погорельцев» всем другим татарстанцам. Если сейчас население республики относится к "погорельцам" с сочувствием или равнодушно – при создании такого фонда за счет немногих успешно работающих предприятий найдется немало людей, которые зададутся вопросом: "А какого чёрта мы должны им помогать? Почему я должен спасать чей-то бизнес, отрывая кусок от себя?". Солидарность в нашем обществе и так слаба – а тут может смениться плохо скрываемой или нескрываемой враждой.
— Какими будут последствия банковского кризиса для республиканских властей и в целом для Татарстана?
— Даже если удастся найти финансовые ресурсы, которые частично удовлетворят требования части вкладчиков, банковский крах в Татарстане долго еще будет оставаться болезненным рубцом в общественном сознании. Недоверие к банкам, недоверие к финансовой системе республики, разорение малого бизнеса, имевшего счета в лопнувших банках, значительное ухудшение репутации политиков, правящей элиты республики, которые пытались, но не смогли предотвратить или хотя бы смягчить банковский крах, ухудшение имиджа Татарстана – вот далеко не полный перечень последствий этого кризиса. Его эхо будет долгим.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram и первыми узнавайте главные новости.